Еще Гудрем строго-настрого приказал не давать Харальду пресной воды. Кидать рабов или пленных — для пропитания и чтобы занять на время.
А потом, как хвастался Гудрем, Харальд станет его ручным берсерком, который завоюет для него половину мира.
Больше Грюмир ничего толкового Харальду не рассказал.
Баклажка в момент штурма висела у него на поясе. Грюмир смазал снадобьем меч и копье — хотя стрелы, которые его лучники пускали в Харальда уже на берегу, почему-то не подействовали.
Баклажка отыскалась у одного из людей Убби, которые подоспели к Грюмиру уже после того, как Харальд оглушил его секирой, повернутой плашмя. И побежал рубить следующих.
Харальд, взяв в руки небольшой, с его ладонь, сосуд, отсек от дощатой кровати — допрашивали Грюмира в одной из спален женского дома — длинную щепку. Намотал на нее лоскут белого полотна, окунул.
На ткани остался влажно поблескивающий серый след. Кровь его отца, Ермунгарда…
Отчистив кинжал, Харальд выпрямился. Глянул на Кейлева, поджидавшего его у дверей женского дома.
— Где у нас Торвальд со Снугги?
— Под охраной, — с готовностью ответил тот. — Сидят вместе с людьми Гудрема.
— Потолкуй-ка с ними, — приказал Харальд. — Скажи, что ярл пока думает — но склоняется к тому, чтобы простить их. И взять в хирд, хоть они и умолчали про Рагнхильд, с которой встретились в Мейдехольме. Пусть расскажут, где здесь живут рыбаки. Если ночью Гудрем так и не нападет, утром пошлешь две лодки, в обе стороны по побережью. Вдруг кто-то из местных видел сегодня в море драккары. А сейчас… пусть половина людей бодрствует, а половина спит. Перед рассветом, когда небо начнет светлеть, стража должна поменяться. Я — на берег.
Он развернулся и пошел вниз, к воде. К своему драккару.
ГЛАВА 5
После победы
Добава по-прежнему сидела в чулане. Харальд, подходя к занавескам, бросил сидевшим рядом воинам:
— На берег. Все.
Викинги — в этот раз Кейлев поставил охранять девчонку сразу шестерых — дружно вскочили. И заспешили к сходням.
Девчонка сидела в темноте. Не спала — едва Харальд прислонил к борту секиру и откинул занавеску, из угла долетел быстрый вздох.
Он, приподняв повыше меховой полог, повернулся. Встал так, чтобы Добава могла видеть если не его лицо, то хотя бы плечи и голову. Махнул рукой, подзывая к себе, сказал на своем языке, надеясь, что поймет:
— Добава. Иди сюда.
Девчонка не сразу, но подошла. Харальд ухватил ее за одежду — мягко, чтобы не испугать. Вытянул наружу, из чулана.
Она переоделась в одну из рубах, что он ей оставил, Харальд ощутил под пальцами гладкое льняное полотно. Скользнул рукой вниз — и штаны одела.
Наступившая ночь выдалась темной, небо обложило тучами. Но горевшие в крепости костры бросали вниз далекие отблески, освещая палубу. Светловолосая голова Добавы блеснула, вырисовываясь на темной глади фьорда…
Интересно, о чем она сейчас думает, подумал Харальд, отпуская край рубахи. О чем она вообще думала, когда он заявился к ней прошлым утром, на рассвете, с сияющей мордой на лице? Почему не испугалась?
Сейчас Добава стояла тихо, ничего не говоря. Не тянула руки, не обнимала…
И Харальд, внезапно нахмурившись, приказал себе — хватит гадать о глупостях. Пока девчонка не выучит его язык, что там у нее на уме, все равно не узнать.
Сейчас следовало подумать о другом. Все-таки женщине не место на драккаре. Ей нужны покои, теплая кровать… и чистая вода, чтобы умыться.
Не опасайся он нападения Гудрема, отправил бы ее этой же ночью в покои, о которых говорил Кейлев. Но пока что рано.
Чужой крепости Харальд не доверял. Свой драккар по сравнению с ней казался ему и надежней, и безопасней.
Йорингард вообще, по его мнению, построили бестолково — строения шли вкривь и вкось, занимая слишком много места. Длина стен получилась больше необходимого, для защиты требовалась куча народа. Не зря же Гудрем начал штурм именно с суши, по словам Торвальда и Снугги, дравшихся в ту ночь на стенах.
То ли дело его Хааленсваге, вдруг мелькнула у него мысль. Все дома вытянуты с запада на восток, длина ограды небольшая. А в расселине на задах поместья бьет небольшой родник. Если пожертвовать драккаром, стоящим у причала, и разрушить лестницу, ведущую к морю, то со стороны берега Хааленсваге никому не взять…
И эта девчонка теперь тоже часть его Хааленсваге.
Он сделал короткий шаг, обнял Добаву — та в ответ наконец-то обхватила его руками, спрятала лицо у него на груди. Он ощутил тонкие ладони, коснувшиеся спины где-то под лопатками. Довольно прищурился, постоял в темноте молча, наклонив голову и прижимаясь подбородком к теплой макушке.
Потом, прихватив за подбородок, запрокинул ей лицо. Коснулся губами щеки, чуть лизнул кожу, пробуя на вкус. Солоно.
Так дело не пойдет, подумал он с неудовольствием. Два дня и две с лишним ночи дня на драккаре, безвылазно сидя в тесном чулане…
Самое малое — девчонке нужно размять ноги. Кормили ее горячим, Кейлев за этим наверняка присмотрел. Но вот принести ведро пресной воды, чтобы умыться, никто не догадался.
Да и не до этого было.
Вывести, что ли, ее на берег ненадолго, подумал вдруг Харальд. Трупы уже убрали, кровь засохла… и где-то на задах он видел баню. Пусть девчонка прогуляется, походит по твердой земле, умоется.
Он отступил в сторону, отстраняясь от нее. Перехватил секиру поближе к лезвию — в такую ночь рука должна быть на оружии. Потом отыскал в темноте ладонь Добавы, потянул ее к сходням.
По паре нешироких досок, сбитых вместе, она спускалась не слишком уверенно, цепляясь за его руку. Да и встав на твердую землю, покачнулась.
Пересидела, уверенно определил Харальд. И повел ее направо — так, чтобы выйти к замеченной им бане, пройдя подальше от женского дома.
Несколько его людей, стоявших на берегу, глянули на них с любопытством. Харальд в ответ блеснул на них серебряным взглядом, вскинул брови, прищуриваясь. Викинги поспешно отвернулись.
Сейчас пойдут чесать языками, недовольно подумал Харальд. Но ладонь Добавы не выпустил. Еще споткнется, расшибет себе чего-нибудь.
Он ускорил шаг, чтобы все думали, будто тащит ее силком.
Выше по берегу Кейлев и Убби, как раз сейчас решавшие, кто из их людей встанет на стражу сейчас, а кто перед рассветом, и кого куда поставить — дружно посмотрели вниз.
На ярла, тащившего за собой рабыню, одетую в мужское платье.
— Стесняется, что ли, при всех ее кончать? — пробормотал Убби. — Или палубу на драккаре марать не хочет?
Кейлев строго заметил:
— Болтал бы ты поменьше, Убби. Куда ее ярл ведет и зачем — не твоего ума дело.
Сам он прищурился, цепко отслеживая, куда именно Харальд ведет девчонку. Тот зашагал вдоль стены…
Мыться пошел, внезапно понял Кейлев. Хотел бы убить, зашел бы за стену. Там и укромней, и прикопать можно по-быстрому. К тому же сам ярл за эти дни столько раз в крови купался — а кровь смывал только морской водой. Больше ему идти некуда.
Не стражу же у ворот решил проверить вместе с девкой.
Только шел ярл к бане почему-то издалека, кружным путем. Хотя мог бы добраться гораздо быстрей — по дорожке, поднимавшейся от берега к воротам.
А рядом с дорожкой женский дом, вдруг сообразил Кейлев. Ярл не хочет смущать свою девку криками, если что…
Он повернулся, быстро глянул на Убби.
— Гони-ка ты своих парней из женского дома. И двери туда прикрой.
— А что такое? — разинул тот рот. — Крепость мы взяли. Ярлу двух девок отделили. Остальное, как положено…
— Хирдам на потеху захваченное поселение на день отдают, я помню, — заметил Кейлев. — Таков обычай. Только день уже прошел, Убби. Хочешь, чтобы ярл Харальд сам вспомнил об этом? А если Гудрем вдруг нападет, ты за своими людьми в женский дом побежишь? Да и какие из них после этого воины? Иди, гони спать всех, кто не на страже. Ярл после боя лишних воплей не любит. И на расправу скор…
Сам Кейлев, развернувшись, тут же заспешил по короткому пути к рабским домам Йорингарда. Надо будет отправить рабов за водой и дровами, если что. Вряд ли за баней приглядывали в последние дни…
Проснулась Забава, когда уже стемнело — и Харальда-чужанина рядом не было. Она на ощупь отыскала одежду, которую он ей бросил перед тем, как уснуть. Переоделась в чистое.
И, выглянув за занавески, уже привычно разглядела во мраке белеющие лица чужан. Опять сторожат.
Снова забившись в угол, Забава завернулась в покрывало и начала думать. Обо всем — о колдовстве, бывшем на Харальде, о том, как сомлела под ним, а потом колдовство почему-то ушло, угасло. Если на нем колдовство, то почему все кончилось, когда они вместе, как муж с женой, были?
И слабость, что на нее напала… неспроста все это.
Еще Забава вспоминала о бабке Малене. Даже о Красаве.
А когда Харальд-чужанин пришел, то вытащил ее из закутка, ухватившись за одежду. Словно боялся к ней прикоснуться. И Забаве почему-то сразу вспомнилось слово, что бросила ей в лицо Красава — ведьма.
После этого она стояла рядом с Харальдом растерянно. Смотрела на него, думая — может, он тоже ее в чем-то плохом подозревает? Не мог ведь не заметить, в какой момент сияние на нем начало гаснуть…
Но когда он ее обнял, забыла обо всем.
В бане, куда Харальд привел Забаву, было темно. И холодно. Он, оставив ее внутри, уже высунулся наружу, чтобы крикнуть кого-нибудь и послать за огнем — но тут из-за угла ближайшего строения появился Кейлев, гнавший перед собой рабов. Двое тащили ведра с водой, еще пара несла дрова…
А сам Кейлев держал в руке смолистый факел, чадно дымивший во влажном воздухе.
Вот и ладно, удовлетворенно подумал Харальд.
— Я сейчас насчет чистой одежды гляну, — сказал запыхавшийся Кейлев, передавая ему древко факела. — Отдохни, ярл.
— И для нее что-нибудь потеплей найди, — бросил в ответ Харальд.
— Все сделаю, ярл, — с готовностью кивнул старик.
Крепко же он запомнил мои слова о том, что отличившиеся получат под свою руку драккары, подумал Харальд.
Впрочем, если Гудрем так и не придет в Йорингард, кораблей у него будет — дари не хочу. Где бы еще хирды взять…
Он молча разжег дрова, уложенные рабами в каменный очаг. Поставил рядом ведра. Баня по-походному — когда воздух, быстро прогревшийся от огня, горячий, а вода из родника отдает льдом. Ему такое не в новинку, а вот девчонке…
Но Дабава, едва воздух потеплел, быстро разделась, опередив даже его. Заскочила внутрь, присела у одного из ведер, торопливо плеснула на себя водой. Едва слышно охнула, задохнувшись от холода.
Нет, торопиться мы не будем, вдруг подумал Харальд.
Кейлев знает, где он. Так что, случись что, найдет…
И Харальд, зайдя девчонке со спины, присел на корточки, зажав ее между бедер. Поймал тонкие руки, успевшие похолодеть от ледяной воды. Сдвинул колени, не давая ей выскользнуть.
Обещал заласкать — не получилось, подумал Харальд. Ну хоть вымою.
Он содрал с себя рубаху, макнул в ледяную воду, жамкнул меж ладоней, выдавливая лишнюю воду. Подержал немного над огнем, полыхавшим на расстоянии его протянутой руки, в каменке. Дождался, пока влажная ткань прогреется.
И перекинул ей на грудь волосы, блеснувшие на свету темным золотом. Принялся растирать спину. Снова смочил, снова отжал…
Белая кожа быстро розовела. Харальд, не удержавшись, ненадолго отложил рубаху. Запустил руки вперед, накрыв ладонями груди девчонки. Прошелся, целуя тяжело, не жалея, по плечам. От лопаток добрался по тонкой шее до затылка, расцветив кожу теперь еще и красными пятнами. Ощутил, как набухают у него под руками соски, щекочут ладони, мозолистые от рукояти секиры, двумя теплыми бусинами…
И снова взялся за рубаху. Дотер спину, плеснул на нее немного холодной воды. Потом, ухмыльнувшись, принялся за бедра и ягодицы. За живот. Тер, пока везде, куда он мог добраться, тонкая кожа не порозовела.
Заодно и гладил там, где хотел. Везде. Вольно, уверенно, слушая, как Добава начала судорожно вздыхать, когда одна его рука скользнула ей между ног. Затем задышала чаще и громче, когда пальцы Харальда вдавились между складками, скрытыми там — для начала…
А потом Харальд запустил пальцы глубже. И Добава уже попыталась отпихнуть его руку. Он улыбнулся, впился поцелуем ей в плечо, прижимая и осаживая. Свободной рукой принялся тереть ей грудь. Но по ней уже проходился мягко, лаская.
Другая рука ласкала ее внизу. Заходила все глубже и глубже в тело, дрожавшее под его пальцами.
Баня быстро прогревалась, сбоку тек жар. Харальд, вдруг осев назад, на каменный пол, дернул Добаву на себя. Обнял, облапив и прижав к себе, давая ощутить спиной его мужское копье, уже вздыбленное, но все еще прикрытое штанами.
Затем отодвинул ее от себя и заставил развернуться.
Она так и сидела на корточках, замерев между его бедер, пока он развязывал пояс. Волосы, сиявшие золотыми отблесками, стекали на грудь с одной стороны.
Смотрела на него — и в синих глаза, подсвеченных пламенем, горевшим сбоку, в каменке, Харальд видел себя.
Видел человеком.
Потом он потянул ее за колени, заставляя сесть на его бедра. Зашел в нее, подхватив под ягодицы…
Обнял. И задвигался тугими жаркими рывками, слушая ее вздохи, как другие слушают песни скальдов — радуясь.
Когда все кончилось, Харальд-чужанин отпустил Забаву не сразу. Замер, притиснув к себе и тяжело дыша над ухом.
Она, касаясь щекой его груди, слушала сразу все — и гулкие удары его сердца, и его дыхание, и треск огня в очаге рядом.
Потом Харальд разомкнул руки, Забава попыталась встать. Но он удержал, начал снова обтирать рубахой…
И Забава заливалась краской стыда все гуще и гуще. Мыслимо ли? Мужик бабу моет. Даже между ног у нее прошелся. Ладно хоть волосы позволил выполоскать самой, наконец-то отпустив.
Она поливала голову холодной водой, промывала пряди, жалея, что нет под рукой настоя мыльного корня. Или хотя зольной воды — помыться до чистоты, по-настоящему. В доме у Харальда, в его бане, хотя бы золу настаивали…
Рядом мылся Харальд, фыркая и шумно расплескивая воду.
А когда вышли в предбанник, где горел светильник, принесенный неизвестно кем, на стене, на деревянных колышках, уже висела бабья одежда. Дорогая, из красной ткани, шитой серебром. Рядом плащ на меху, пышном, серебристо-белом.
И мысли у Забавы побежали быстрой речкой. Еще когда шла за Харальдом, сбиваясь на бег и оступаясь, разглядела, что идут по городищу. Обнесенному высокой стеной, не деревянной, как в Ладоге, а каменной.
Еще тогда подумала — кто здесь живет? Но тут же вспомнила далекие крики, что слышала прошлой ночью, сидя на корабле. Поняла со страхом — уже не живет, а жил.
Но тогда эти мысли Забава от себя отогнала. Харальд еще до этого, через бабку Маленю, сказал, что ждет нападения. Выходит, не он первый начал…
Да и не хотелось о таком думать.
А сейчас от вида бабьих нарядов ее затошнило. Жива ли еще хозяйка платья? Что с ней сталось?
Харальд что-то сказал, повелительно ткнул рукой в сторону колышков. Тут же, отвернувшись, потопал к лавке у двери, где лежала стопка чистой, аккуратно сложенной одежды.
Забава глянула тоскливо ему в спину. Опять ведь рассердится…
И метнулась к лавке мимо него, торопясь ухватить рубаху и порты, в которых пришла.
Он поймал ее, не глядя — в охапку, едва она попыталась проскочить мимо него. Глянул с удивлением, развернул, подтолкнул к колышкам у банной дверки, где висели тряпки, принесенные Кейлевом для нее. Сказал, не повышая голоса:
— Одевай.
Добава замотала головой. Глянула с ужасом, отступая назад.
— Хочешь голой пойти? — уже погромче спросил Харальд.
Расслабленное благодушие, в котором он пребывал после бани, еще не ушло. И терять его не хотелось.