ГЛАВА 10.2
Лена… когда мы вселились в эту квартиру, она уже жила в соседней. Коротко стриженная высокая худощавая брюнетка с двумя плохими привычками — курить и материться. Но курит она аккуратно — ее квартира не прокурена, и от нее самой никогда не воняет табаком. А вот мат… она употребляет его не так уж и часто, но как-то обыденно, что ли? Не повышая голоса и не меняя интонации. Мягко, не употребляя длинных вычурных выражений, а только короткие емкие слова, абсолютно не акцентируя на них внимания. Эти запретные слова она проговаривает приятным грудным голосом и у нее получается так… артистично, что ли? Я не раз видела как мужики, услышав Ленкины перлы, зачарованно зависали с глупыми улыбками. Почему так? Я думаю, что, кроме симпатичной женщины, они в этот момент видят еще и «своего парня», что ли? Близкого по духу человека, схожего разговорными особенностями. Так и казалось, что спросят: — Так с тобой что — может еще и выпить можно?
Андрей же не оценил эту ее привычку и скривился, услышав матерное слово в ее исполнении первый раз. Не знаю как он раньше на службе, а потом — на работе, но лично я никогда не слышала, чтобы он нецензурно выражался. У нас в доме эти выражения были не приняты, как и у его и моих родителей. Но Лена никогда не употребляет своих словечек при Вовке, так что упрекнуть ее можно только в дурной привычке. Еще надо признаться, что когда я считаю, что мат уместен, то реагирую на него нормально. А Ленкиной речи он придает какую-то особую эмоциональность, яркость и образность.
Лена закончила питерский Политех и уже давно работает дистанционно — дома или на отдыхе. Работает, помогая в разработке компьютерных программ, а еще осуществляя сопровождение чего-то и обеспечение чем-то. Кроме этого, она подрабатывает мелким хакерством. Насколько я знаю — стараясь не вступать в слишком уж явные противоречия с законом. Про ее личную жизнь я не знаю ничего. Но когда мы с ней достаточно сблизились, то на мой закономерный вопрос последовал ответ:
— А ты думаешь — почему я, б…ь, матерюсь?
И не то, чтобы это все объяснило…
Поскольку Лена почти все время была дома, то я иногда просила ее помочь с Вовкой. Не часто, вот в таких случаях, когда Андрей уезжал, а я просто не успевала доехать с работы, чтобы забрать малого вовремя. Я познакомила ее с нянечкой и воспитателем Вовкиной группы и на всякий случай даже оформила доверенность на то, что она имеет право забрать его из сада. И в те редкие разы, когда Андрей уезжал в командировки, а я зашивалась, она заскакивала за малым, и он ждал меня у нее дома, рисуя или наблюдая, как она работает. Лена обещала ему и мне:
— Вот кому я передам все свои приемчики и наработочки! Правильно — Володе. Годам к десяти будешь ты у меня знатным хакером, работающим на правительство.
— Боже упаси! — не соглашалась я, — нам бы профессию без риска сесть на нары или еще чего похуже. Тебя учить не буду — ты уже большая девочка.
Лена очень помогла мне и в этот раз. Пока Андрей был в отъезде, я урвала время сходить по записи в гинекологию и сдала мазки на инфекцию. А еще — в парикмахерскую и к знакомому косметологу — Римме, потому что с моей кожей и волосами срочно нужно было что-то делать. Мне назначили несколько курсов процедур через день, и уже после второго посещения я увидела результат — чуть укороченные волосы ожили после масок и витаминов, что я стала принимать. На коже стали исчезать красноватые пятна. Губы я покрывала специальной лечебной помадой, а ресницы красила дорогой гипоаллергенной тушью. Хорошая косметика, маски, травяные смывки и протирания, а может — успокоившаяся психика… я становилась похожа на себя ту, что была до этой истории. Адрес, где я могла купить эту новую косметику, Римма забила прямо в записную книжку моего смартфона.
Я решила купить что-нибудь и для Лены, которая в это время присматривала за Вовкой. Поэтому ответственно и вдумчиво выбирала из выставленного на витрине, а там было из чего — глаза разбегались. У Ленки была кожа смешанного типа, а у меня сухая с пометкой «проблемная». Продавец вручила мне рекламный проспект и толстый каталог, и я отошла к скамейке у окна, чтобы изучить его. Взгляд скользнул по окну… по прохожим… каталог выпал из рук и громко шлепнулся на пол, а я зависла — мой Андрей помогал какой-то женщине выйти из машины. Мой Андрей, который сейчас должен быть в Москве. В глазах потемнело… так просто не бывает…
Продавец подскочила и засуетилась вокруг меня, предлагая присесть и выпить воды:
— У нас в кулере хорошая питьевая вода, свежая. Вам плохо, может вызвать скорую?
— Нет-нет, спасибо. Я немного посижу и пойду… спасибо, — бормотала я, присаживаясь и решительно доставая ослабевшими руками телефон. Послышались длинные гудки, а затем встревоженный голос мужа:
— Солнышко?! У вас все хорошо?
Я почти никогда не звонила ему, когда он уезжал в командировки. Зачастую бывало так, что там просто не было связи, и если он не отвечал, то я накручивала себя и паниковала. Днем он был занят работой, так что я звонила уже ближе к ночи. Но чаще всего этого не приходилось делать — он каждый вечер звонил сам, рассказывая мне, как прошел его день, что он ел, кого из своих интересных знакомых видел. Конечно, мой дневной звонок показался ему странным и встревожил. Тревога и беспокойство ясно слышались в его голосе, и я на минутку будто пришла в себя, подумав с дурной надеждой — а вдруг это был кто-то похожий на него? Просто очень сильно похожий?
— Андрей… почему ты сейчас не в Москве?
— Аня…
— Я видела вас, Андрюша. Только что видела, как вы выходили из такси — ты и она. Оставайся у нее, милый, домой возвращаться не обязательно, — спокойно проговорила я и выключила телефон, убрав звук. Аккуратно поставила на колени сумочку, расстегнула ее дрожащими руками и со второго раза попала телефоном в кармашек. Застегнула… встала и попросила продавца:
— Будьте добры, сами посоветуйте мне крем для смешанной кожи… дневной и еще ночной. А еще — для с-сухой… проблемной. Самые лучшие. Цена не имеет значения. Я возьму их.
ГЛАВА 11. 1
Конец мая даже в большом и шумном городе — благодатная пора. Расцветает сирень и… еще много чего расцветает, а я вышла тогда на улицу… Там было душно. Там было шумно. Дыхание сразу забила тяжелая топливная вонь. Я перешла дорогу, дождалась маршрутку, добралась домой. Ясно помню то тяжелое впечатление от Питера. Проклятый город… такой маленький, такой тесный… Правду говорят — нет совпадений и случайностей, есть только судьба. В ее поворот я только что и вписалась. Въехала на предельной скорости…
Всю дорогу я старалась отвлечься — обдумывала будущий отпуск, и к тому времени, когда добралась до дома, уже твердо решила, что мы с Вовкой поедем к моей тетке в Вологодскую область.
Я была там с родителями, но очень-очень давно — еще в детстве. И все равно хорошо помнила просторный светлый дом из дерева, сад с огородом, полные вкусняшек. Небольшую речку сразу за огородом, с глубокими омутами и куртинами высокого камыша, а на нем какие-то коричневые початки, которые мы — дети, почему-то называли «качалками». Воспоминания о том времени оказались одними из самых приятных за всю мою почти тридцатилетнюю жизнь. Небольшой поселок Куделино, в котором располагался этот рай, теперь сильно разросся, насколько я знала. Мы с тетей Рисой не теряли связи, и она не раз зазывала нас к себе, обещая рыбалку и грибы, витамины Вовке и свежий воздух. Нужно ехать — вздыхала я, продираясь сквозь толпу из маршрутки. Вот как только в начале июля начнется отпуск — так сразу и поеду. Сил больше нет глотать вонь от выхлопных газов и потных тел.
— Лен, я хочу попросить тебя… — еще за дверью начала я.
— Заползай, — зевнула она, пропуская меня в свою квартиру.
— Ты извини, наверное Вовка уходил тебя? Но мне нужны еще час — полтора, можно он посидит у тебя? — просила я, прислушиваясь к «творческому» бормотанию сына. Он всегда вслух комментировал то, что изображал на бумаге.
Дома я тоже прислушалась у входа и прошла вглубь квартиры, сама не понимая — что сейчас чувствую? И видеть его не хотела и вместе с тем ощутила дикое разочарование. Несмотря на те мои слова, я была уверена, что он постарается сразу же попасть домой и объясниться со мной. Будет врать или не будет — сейчас было не важно. Важно было то, что он совсем не спешил оправдаться, он дал мне это время — вариться в собственном соку. Отлично понимая, что я сейчас чувствую.
В тишине наступающего вечера я сидела на кухне и ждала его. Не переодевшись, положив руки на стол, рассматривая свои ногти и непонятно что чувствуя. Сил не было даже думать. Мысли скользили заторможено… звонки? Встала и прошла в прихожую — доставать из сумочки телефон. Да, звонки были… много звонков. Но разве это телефонный разговор? Мне бы в его глаза взглянуть?! Я найду в себе силы на это, я смогу в этот раз. Я напьюсь валерьянки, вот прямо сейчас и выпью… много. Только бы он пришел, только бы…
Через час я зашла за Вовкой, отдала крема Лене. Дома накормила малого, вымыла его и уложила спать. Выходной заканчивался, завтра — рабочий день. Постояла и посмотрела на холодильник — кушать не хотелось. Опять буду худеть и страшнеть от горя? Горько усмехнулась и потянула из холодильника масленку — хлеб с маслом и чай, этого хватит на ночь. Масло можно немножко присолить.
Я так задумалась, что не услышала, как пришел Андрей. Он разулся в прихожей и ступал совсем неслышно. Прикрыл за собой кухонную дверь и сел напротив меня. Я повернула к нему голову и посмотрела в глаза.
И сразу отвернулась, потому что на его лице читалась вина. И еще что-то… беспокойство, боль? Я не умею читать по глазам. Криво усмехнулась — и как он сейчас будет оправдываться?
— Я должен был рассказать тебе все, абсолютно все и сразу же. Но тебе больно было бы слышать, ты тогда только узнала и…
— Давай короче, — прошептала я.
— Все это время я жил в гостинице…
Я истерично хихикнула, прикрывая рот рукой.
— … и могу показать квитанцию, мы можем поехать туда, и ты спросишь у служащих. Я бы силой потащил тебя туда, но сейчас это уже не так важно. Потому что я расскажу тебе все. Я больше не буду ничего скрывать, но ты сможешь меня выслушать? Ты даже не смотришь на меня.
— Мне тяжело на тебя смотреть! Это что — не понятно? — повернулась я опять к нему и взглянула в глаза, — я внимательно слушаю — говори.
— Я взял четыре отгула и еще… два выходных, чтобы провести ее по врачам и все эти дни…
— А знаешь, Андрюша? Иди-ка ты на х… — высказалась я прямым текстом и поднялась из-за стола: — Пожалуй, на этом все. Я не хочу слышать все это.
— На тебя плохо влияет общение с Леной, — отметил он решительным и спокойным голосом, не сдвинувшись с места.
— Вот именно поэтому, зная твою реакцию, я все и делал тайком. Я не хотел такого разговора, не хотел зря тебя расстраивать. Мне нужно было знать истинное положение вещей, а не то, что она мне рассказала. Я протащил ее по трем кардиологам, еще гинеколог, сегодня, когда ты видела меня, мы спешили на…
— Да заткнись ты, Андрей, — простонала я, закрывая уши руками: — На х… все! Я не хочу это слышать. Мне достаточно того, что ты совсем не спешил домой, когда узнал, что я увидела тебя.
— Я еле добился этого консилиума и не…
— Это важнее, чем я. Я поняла. Остальное — нюансы.
— Аня, я сам настоял, оплатил, люди собрались в свой выходной день… я не мог все бросить и не пойти туда. Я много раз звонил тебе, чтобы успокоить.
— Ну да… позвонить и успокоить. Я бы, наверное, успокоилась. Точно бы успокоилась. Гарантированно, — нервно дернулась я.
Он резко взъерошил себе волосы и вдруг тихо засмеялся — тоже нервно, с каким-то надрывом. Я вскинула на него глаза и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы. А он покачал головой и вздохнул…
— Я уже думал… некоторые м… ки таскаются всю жизнь. Я же, б…ь, сделал всего один шаг в сторону и сейчас по самые уши в дерьме. Я уже захлебываюсь им и понимаю, что мне еще глотать и глотать…
— Ты сам этого хотел.
— Я сам, Аня. Больше некого винить. Я сейчас сижу и ясно вижу, как нах… рушится вся моя жизнь. И ничего не могу поделать с этим, потому что все уже сделано.
Он пошарил рукой по столу и протянул тоскливо: — Не ел ни фига сегодня…
— Я не готовила, — проговорила я отстраненно, — ты хотел объясниться — я слушаю.
Он безнадежно как-то покачал головой, прошептал: — Не хочу ничего…
— Могу пожарить яиш…
— Не хочу ничего этого, Аня. Смертельно не хочу. Забыть… спать хочу пойти, заглянуть к Вовке… как он?
— Рисовал у Лены, — отвернулась я.
— Я посмотрю… — расправил он плечи, выпрямился и заговорил…
ГЛАВА 11.2
— Аня, она носит моего ребенка и это может убить ее, потому что у нее больное сердце. Ей нельзя рожать, потому что в ее случае беременность должна быть плановой, с подготовкой, с медицинским сопровождением. Большой риск летального исхода при потугах во время родов и при рождении плаценты. Общий наркоз исключается и кесарево… но она отказалась прервать беременность. Отказалась категорически!
— Вовку разбудишь… Ты так в курсе всего этого, ты так глубоко в ее проблемах, ты весь… — задохнулась я, — срать мне на нее и на ее больное сердце! Это все?
Я чувствовала себя, будто в дурном сне. Он в упор уставился на меня, вглядываясь в глаза. Я тоже вопросительно подняла брови.
— Аня, это все-таки живой человек и даже если…
— На могилах врагов пляшут, милый. Я буду только рада, если она сдохнет. В чем я очень сильно…
— Там — мой ребенок. Такой же, как Вовка.
— Не с-смей сравнивать с-с Вовкой, — зашипела я, — значит, ты выбираешь того ребенка… потому что дело в ней?
— Никого я не выбираю! Просто чувствую ответственность за то, что сделал и только мне это расхлебывать. Если бы не я…
— А я что, по-твоему — не расхлебываю?! Ах-х… так инициатива все же исходила от тебя? А ведь я припоминаю, что ты тогда вернулся не в хлам… Не такой и пьяный, верно? Когда всем тайным желаниям — зеленый свет! Так же?! Тебя никто не совращал и не спаивал! — затрясло меня от ярости.
— Аня, Анечка, успокойся, выслушай меня, пожалуйста, — дернулся он ко мне, а потом поднял руки, будто сдаваясь: — Хорошо. Давай так — прямо. Я никогда не напиваюсь в хлам, и ты это знаешь. Да, я был не настолько пьян. И ты всегда это помнила — каким я тогда вернулся, ты сама согласилась обманываться, и я не врал, а только слегка преувеличил. Мне нужно было оправдаться любыми способами, и я был готов… даже самыми подлыми. Потому что я сразу понял… да я не только врать — я убивать готов, только бы ты не прогнала меня после всего, — шагнул он ко мне, а я выставила перед собой ладони, защищаясь и отступая к окну. Он опять сел.
— Меня пополам рвет от всего этого! Я бы половину жизни отдал, чтобы вернуть все назад. Если бы я тогда не уступил своей похоти, ничего этого не было бы, ты понимаешь? В первую очередь это моя вина.
— А она кипенно белая и пушистая, так? Она что — не знала, что ты женат, что у тебя есть семья, ребенок? Она подставилась, разрушила все — сознательно, специально! А ты после этого окружаешь ее…
— Все дело не в ней! — подхватился он и заметался по кухне: — А в моей вине и ребенке. Я рад, что ты говоришь со мной, что не отмалчиваешься, как всегда. Ты просто выслушай — я постараюсь все объяснить, ты только наберись терпения и не бери близко к сердцу… Да, она знала, что я женат и я совсем не оправдываю ее.
— Ты оправдываешь, Андрей, ты уже простил ей нашу семью.
— Да ничего не будет с нашей семьей, если ты хотя бы постараешься понять!
— Да что тут понимать? Что она вбивает клин между нами? А ты идешь на поводу? Ничего с семьей… ты шутишь? Ты думаешь, для чего все было сделано?
— Я не знал этого — что она давно и молча любит меня. Она захотела, чтобы я стал у нее первым, и инициатива исходила не от меня. Она хотела узнать, как это — быть женщиной. Я не оправдываю… Но она не хотела разбивать нашу семью и не могла знать, что вот так сразу получится ребенок. А когда это случилось — отказалась убить его.