Снег ещё покрывал плотным ковром скупые земли, но кое-где — о, чудо, так рано в этом году! — виднелись в белом этом полотне маленькие дыры с пробивающейся к солнцу зелёно-бурой низкой травой. Мужчина и девушка далеко отошли от сторонних ушей — Сата хотел объясниться в своих чувствах, не было у него больше сил смотреть на прекрасные девичьи губы и повторять себе, что ещё очень рано, Ябне согласия не дала.
— Ты посмотрела уже на мой дом, познакомилась с моей семьёй, с нашим хозяйством. Теперь пора тебе решить, станешь ли частью того, что увидела, — голос мужчины был низким, говорил он негромко, а сам всё время старался склониться ближе к лицу своей взволнованной гостьи.
Ябне почудилось, что вот-вот он коснётся губами своими её рта, вот-вот сомкнутся руки его огромные за её напряжённой спиной. Девушка упёрлась руками в широкую грудь мужчины и, слегка отталкивая его, решилась открыть ему правду. Пусть знает, а там уж примет решение — нужна она ему такая или нет. Если не отступится, возможно даже, подумает Ябне всерьёз над его предложением — ради ребёнка, что носит под сердцем, ради матери, чьё здоровье оставляет желать лучшего, не выдерживая тяжёлой работы.
А если отступится Сата, что ж, не сильно-то и хотелось обнажать своё тело ночами перед тем, кто не вызывал и тысячной доли тех чувств, которые до сих пор пылали в душе при одной только мысли о другом, светловолосом мужчине, при одном только звуке, произносимом украдкой, — Ник.
— Сата, тебе не понравится то, что я собираюсь сказать, но и умолчать не могу. Не скажу и приму твою любовь, твоё предложение — обману, ведь, а ты потом всё равно узнаешь. Не скажу и не приму, — не поймёшь, почему, да и я сама, если честно, буду всё думать, что, может, стоило открыться и… согласиться.
Ябне так медленно, тщательно и со страхом подбирала слова, что даже вызвала малую долю раздражения у мужчины. К тому же, девушка избегала смотреть ему в глаза, и такое поведение не обещало ничего хорошего. В голове у Сата в этот момент промелькнули картинки того дня, когда хоронили Ясавэя: странные мужчины, живущие в доме у старика. И пусть порой в этих местах случались необычные гости, но… тот, что был моложе…
Только сейчас дошло до Сата, что же он видел в тех тоскливых, печальных взглядах, которые бросал молодой незнакомец на его Ябне. Она уже могла и не говорить — хватило нескольких секунд, чтобы понял Сата — она отдалась тому человеку. И ещё неизвестно, сколько раз!
Сата вдруг резко отпрянул от девушки, чем испугал её. А её по-детски наивные глаза выглядели в этот момент такими обиженными, что буквально сразу же мужчина усомнился в верности своей догадки.
— Продолжай, — попросил он девушку, решив, что узнать лучше всё и сразу, чем мучить потом себя сомнениями.
Но и Ябне уже потеряла то зыбкое чувство доверия, ту мимолётно промелькнувшую мысль, что, может, и лучше бы никуда не ехать, а прямо сегодня задать своей жизни новое направление.
— Прости, я, наверное, что-то не то начала говорить, — пыталась девушка оправдаться и в то же время каким-то образом избежать продолжения начатого разговора. — Знаешь, мне, пожалуй, пора вернуться домой.
— Нет уж, — остановил её мужчина, придержав за руку. — Говори.
Но девушка лишь упрямо вертела головой, предприняв попытку высвободиться.
— Тогда я сам закончу начатую тобой речь, — произнёс с оттенком горечи Сата, отпуская руку девушки. Она направилась в сторону стойбища, но успела сделать всего пару шагов, когда услышала: — Ты отдала ему своё тело, верно? Ты лежала под ним, под тем мужчиной, что я видел в твоём доме во время хальмера.
Ябне остановилась, зажмурилась от страха, от неприязни к брошенным с таким обвинительным тоном словам. Затем развернулась и смело глянула в глаза тому, кто вряд ли теперь станет к ней свататься.
— Да. А теперь, когда ты это знаешь, отвези меня домой.
И Сата отвёз. По дороге они не обменялись больше ни одним словом, ни одним взглядом. Гордость не позволяла мужчине понять девичью оплошность, принять Ябне такую, попробовать заставить оттаять сердце той, о которой мечтал ещё этим утром.
Когда нарты Сата остановились у дома девушки, он не сделал даже попытки слезть с них и помочь ей встать. Он не кивнул и не сказал ни слова Юлии, управлявшейся по хозяйству. Дождался, скрипя зубами, когда Ябне слезет с нарт, тут же развернул их и умчался прочь, обещая себе, что больше никогда нога его не переступит порог этого дома.
— Что-то случилось? — встревожено спросила Юля у дочери, забирая сумку из её рук.
— Ничего, мам, кроме того, что и следовало ожидать: Сата обиделся, услышав мой отказ.
Юля сразу успокоилась, что стало заметно по вернувшимся на место бровям и по голосу.
— Ну, что ж, пошли, отогреешься, и решим, когда будешь ехать.
— Мам, — протянула шедшая позади Ябне, — может, не стоит?
— Боишься? — спросила, обернувшись, Юля.
— Боюсь, — кивнула Ябне.
— Я тоже. Но я не хочу, чтобы твоя жизнь была похожа на мою.
— О чём ты, мама? Наши судьбы уже не походят друг на друга, — воскликнула Ябне, снимая внутри дома с себя ягушку.
— Вот когда проживёшь пятнадцать лет в этом старом доме с ребёнком и со старухой, тогда и поймёшь, что очень похожи.
Глава 12
Владислав с самого утра нервничал так, словно один из наиболее ответственных дней в его жизни — день престижного конкурса — наступил. Он только утром принял душ, прошла-то всего пара часов, а на теле уже ощущался неприятный пот. Мужчина умудрился порезаться во время бритья, да ещё так, что это сразу бросалось в глаза — вот и Марина не преминула спросить:
— Милый, у тебя начался тремор? — и усмехнулась — не гаденько, но неприятно.
Владислав спросил себя, с каких это пор улыбка жены стала ему казаться неприятной? Впрочем, не найдя ответа, не стал морочить себе этим голову.
Он просто оставил тогда этот вопрос, но теперь, когда оценивающим взглядом осматривал свою жену в новом вечернем платье, — а оно стоило тех двух тысяч евро, которые Марина отдала за него в Вене, — молча отметил, что наряд впервые вызвал в нём больше интереса, чем то тело, которое он собою украшал.
Глубокий тёмно-зелёный цвет платья изумительно шёл к цвету кожи и волос женщины, дорогая ткань до самых каблуков переливалась сотнями таких же зелёных кристаллов, а ещё более глубокое декольте заканчивалось ровно по той линии, на миллиметр ниже которой начиналась вульгарность.
Своё главное достоинство — длинные и густые рыжие кудри Марина выровняла и аккуратно уложила незатейливым переплетением кос, постепенно превращающихся в свободные огненные волны. Не было заметно невооружённым глазом ни одной шпильки, невидимки или бусинки, которые бы сдерживали эти рыжие косы от дальнейшего распада, но — удивительно! — судя по довольному выражению на лице женщины в те моменты, когда она критически осматривала своё творение, всё держалось так, как и было задумано.
Макияж Марина нанесла яркий, броский, сделав акцент на глазах. И теперь только губы жены, еле тронутые прозрачным блеском, не вызывали во Владе раздражения. И едва заметив свою реакцию, Влад мотнул головой и направил внимание на своё отражение в зеркале.
Его костюм был лишь самую малость дешевле платья Марины, ткань приятно прилегала к телу, смотрелась дорого, и отражение мужчины так и хотело ему подмигнуть: эй, красавчик, ты выглядишь на миллион баксов сегодня! Эдакий хозяин жизни, только вчера купивший второй уже самолёт в число своего частного транспорта. Образ дополняли дорогие аксессуары — запонки и часы. Выполненные в скромном минималистичном стиле, они говорили о том, что их носитель явно не принадлежит к числу большинства жителей столицы уже одной только гравировкой с названием производителя.
Краем глаза Влад заметил, что не только он доволен тем, как выглядит — Марина тоже с видимым удовольствием рассматривала образ мужа в зеркале и игриво улыбалась. Мужчина резко отвёл взгляд в сторону — что-то в последнее время ему стало неприятно смотреть на всё яркое и тёмное.
— Ммм, мне уже даже и не хочется никуда ехать, — томным и низким голосом промурлыкала Марина, обхватив мужа за талию и прижавшись к его спине. — С другой стороны, ночь мы проведём в отдельном номере, а уйти с праздника можем в любое время — никто и не заметит нашего отсутствия.
Намёк Марины мужчине не понравился, ведь он понимал, что нервная дрожь его сегодня бьёт не из-за самого события или тех высоких гостей, которые также приглашены. Сегодня впервые за почти два месяца он увидит Свету.
В последний раз он видел её тогда, когда Велоев только-только её отпустил, и выглядела она в тот день… Влад с содроганием и ненавистью к устроителю сегодняшнего торжества вспомнил грубые тёмные пятна синяков, изуродовавших собою нежное светлое личико его Снегурочки. Левый глаз Светки заплыл настолько, что почти не открывался. Она сказала, что помнит только один удар, но впечатление было такое, что над его любимой долго и упорно трудился один из нелюдей Кривого, имевший свои собственные представления о том, как должна выглядеть женщина.
Влад в очередной раз сжал кулаки — до сих пор перебирал в голове любые, даже самые сумасшедшие варианты того, как насолить Велоеву, да не просто испортив утро, а чтоб по-крупному.
Тут же взял себя в руки — сейчас не время упиваться планами мести, а Светка… Она, ведь, такая нежная и хрупкая, — ей как раз одного удара и хватит, чтобы под мраморно-белой кожей чернилами разлились следы чужой жестокости.
— Конечно! Уйдём, — не очень весело, но убедительно ответил Влад супруге, заметив её удивлённое и ждущее его положительной реакции лицо.
Марина оторвалась от мужа и спустилась на первый этаж дома. Там с няней занимался изучением новой книги её сын. Увидев хозяйку дома в шикарном наряде, молоденькая няня восхищённо ахнула, в ответ на что Марина удовлетворённо улыбнулась.
Следом, небрежно сунув руку в карман брюк, спустился и Влад. Кивнул девушке, подошёл к ребёнку, потрепал его по шевелюре, чем вызвал у Костика непреодолимое желание усадить отца рядом с собой и заставить читать историю, написанную скучными чёрными буквами. Но догадливая няня проворно отвлекла мальчишку, сообщив, что на кухне их уже ждёт целый огромный кусок сладкого теста, из которого предстоит налепить уйму самых фигуристых печений.
— Ну, что, машина уже ждёт? — спросила Марина. Она как раз подошла к окну и выглянула во двор, совсем позабыв, что за высоким забором не может быть видно ни улицы, ни такси.
— Я проверю, — ответил Влад, доставая телефон и набирая службу такси. А после того, как оператор заверила, что авто уже в ожидании клиентов, взял приготовленную заранее широкую норковую шаль и накинул её на плечи жене. — Пошли, дорогая. Думаю, что вторая свадьба в этой жизни Нику не грозит, поэтому не хочу пропустить первую и единственную.
Марина рассмеялась:
— Ты веришь, что у них такая сильная любовь? Веришь, что этой их любви хватит на всю жизнь?
— Я искренне верю в то, что попав в такую семью, из неё уже не так-то просто выбраться, — ответил с долей сарказма Влад и открыл дверь, привычным жестом предложив своей жене руку.
Светлана также собиралась на свадьбу Ника и Полины с трепетом и волнением. И также причиной такого её состояния был всего один гость из целых двух сотен тех, о ком предупредил её Ник. Чести ввести молодую женщину в крайне мучительное состояние неуверенности, граничащей со ступором и желанием трусливо остаться дома — кроме самого жениха и Влада её отсутствия и не заметил бы никто — не удостоились ни королева эстрады, ни даже премьер-министр, из вежливости обещавшие Велоеву почтить своим непродолжительным присутствием свадьбу его племянницы.
Вспомнив об этих двух личностях, Света вернулась мысленно к идее, завладевшей её разумом в тот момент, когда она нервными движениями стянула с себя уже третье по счёту платье из подготовленных специально к этому дню, — учитывая, какая публика соберётся на сегодняшнее мероприятие, ей вполне может улыбнуться найти для себя нового работодателя.
Всё-таки найти нового. Потому что отказ видеться с Владом по долгу работы хоть иногда, как это было раньше, совсем не помог ей избавиться от ненавистной безответной любви. Стало даже хуже, потому что обида на него заметно утихла, но не прошла, и теперь и эта мерзкая тварь, и та ненавистная и безответная уже вдвоём раздирали её душу на части.
И если Ник выиграет Евровидение или, хотя бы — очень смелые надежды! — займёт призовое место, то её как менеджера победителя заберут с руками и ногами. Даже более, она сможет настаивать на вдвое большей оплате своего труда, чем та, которую получает сейчас от Влада.
Влад… Света поморщилась и удержала готовые пролиться слезинки у самого выхода. Сегодня тяжело, как никогда. Увидеть его и пытаться успокоить пустившееся вскачь сердечко, нацепив на лицо привычную маску спокойствия и равнодушия. Увидеть его и Марину, которая уже месяц, как вернулась из Австрии и занимает своё законное место рядом с ним, и не только на торжествах и вечеринках…
Увидеть, как он, улыбаясь, обнимает за талию свою рыжеволосую красавицу-жену, прижимает к себе и всё также с улыбкой, что-то шепчет на ушко…
Отбросив на кровать чёрный шёлк на тонких бретелях, Света решительно сняла с вешалки кроваво-красное платье. Оно не переливалось отсветом кристаллов, его декольте было гораздо выше предельно допустимой границы, длина достигала аккуратных худеньких коленок, и даже плечи женщины были почти полностью скрыты под широкими бретелями, но оно контрастировало с белизной всего её облика не менее, чем отвергнутое чёрное. Покрытые такой же ярко-красной помадой пухлые губы, и больше ничего. Только немного туши на ресничках, чтобы их было видно.
Обулась, как и с нарядом, остановившись лишь на четвёртой по счёту паре туфель.
Света прильнула к зеркалу почти вплотную — нет, ни малейших следов пережитого на лице уже не найти.
Последний штрих — крупные серьги с россыпью рубинов. Их видно только тогда, когда нечаянным или, наоборот, намеренным движением поправляется идеальное белоснежное каре, или же тогда, когда в плавном, грациозном наклоне или повороте головы, приоткрывается маленькое ушко.
Несмотря на дрожь в коленках, Света кивнула своему отражению и, укутавшись в манто, взяла небольшую дорожную сумку с косметикой и одеждой для следующего дня, а с тумбочки в коридоре — ключи от своего авто и шагнула за порог. Возвращаться ей завтра после обеда, если не вечером, к тому времени весь алкоголь успеет выветриться из организма.
В это самое время Ник ожидал появления Полины на первом этаже дома её родителей. В отличие от Влада, Светланы и, наверное, невесты, он оставался совершенно спокоен. Да и с чего ему волноваться, ведь всё происходящее — результат взвешенных решений, а вовсе не самый счастливый и знаменательный день в его жизни.
Рядом с Ником суетился Павел Альбертович — будучи противником утренних порций алкоголя, он опрокинул уже вторую рюмку за последних десять минут.
— И всё-таки, молодой человек… сын… Николай, — Павел Альбертович не имел счастья часто общаться с женихом после знакомства, которое состоялось не так уж и давно, а потому ещё не решил, как ему удобнее всего обращаться к новому члену семьи, — для храбрости?
Павел Альбертович сделал какой-то неопределённый жест, не указывавший конкретно на початый графин, ещё не откупоренную бутылку белого игристого и выставленные рядом бокалы, но предлагавший тому, кому адресовался вместе с вопросом, самому выбрать напиток по душе.
К несчастью для хозяина дома, душа Ника желала одного — тихо и незаметно свалить подальше от тестя, Полины и, главное, её дяди, которого, слава Богу, следует ожидать уже у дворца бракосочетания. Нет, Ник не передумал и не испугался женитьбы, ему просто до безобразия надоели все без исключения взволнованные и растерянные лица новых родственников. Они выводили его из себя не самим своим видом или нахождением рядом с Ником, но только лишь теми нервозностью и суматошностью, которые читались в каждом движении, слове, взгляде.