Когда понимаешь, что счастлив только потому, что проснулся здесь — вдали ото всех, с кем нет желания видеться, говорить, о ком иногда претит даже думать. Проснулся и знаешь, что выйдешь сейчас за порог, а там — в любую сторону бесконечная красота, потому что других слов для той пустоши не подобрать.
Когда бы Ник не вспоминал холодные места и продрогший насквозь дом, только и питавшийся теплом от огромной, но единственной печи, ни разу не вспоминалось беспокойство, снедавшее тогда от неизвестности и страха. Только счастье, только свобода, только…
Сейчас дома его ждёт опостылевшая Полина. Девочка, так и не ставшая женщиной, застрявшая где-то между «скромная и до приторности хорошая» и «мне можно всё, потому что у меня такой дядя».
Не видеть бы её… Просто никогда больше не видеть бы её.
В начале салона встала стюардесса, на нескольких языках объявила, что они приближаются к Москве, попросила пристегнуть ремни. Ник рвано вздохнул — хоть и не чувствовалось на душе радости от возвращения домой, но и от этих сумасшедших скачек с концертами — в этот раз в Америке, — на которых настаивал Влад, уже тошнило. Бешеный ритм. Ник устал от такого ритма. В Москве не спокойнее, к сожалению. В Москве просто дома, и знаешь, что в семистах километрах пьёт чай и вяжет отцу новый свитер мама. Свитер, который отец никогда не оденет, разве что в тот же день, как мама его закончит, чтобы порадовать её.
В Москве Влад даст отдыху неделю, а потом снова погонит по клубам, по съемкам. В последнем разговоре Влад упоминал, что выбил какую-то роль в новом фильме самого модного ныне режиссёра. Имя, действительно, бьёт по ушам — так и Ник Заревский был на пике после того, как привёл в Россию Евровидение. Но это было, кажется, так давно.
Как же ему хотелось спать! Всю предыдущую ночь он промаялся, потому что почти сразу, как заснул, приснился Сашка. Ник устал от этих снов — они не несли никакой смысловой нагрузки. Ничего ему Сашка не говорил, не просил, не винил даже.
Просто снился в самых разных сюжетах. Иногда это была школа — их старая школа, только события были не настоящими, не прожитыми мальчишками когда-то. Иногда это были будто теперешние дни и Сашка живой…
Пить снотворное Ник не решался, но из-за этой ночи, — да и вообще он, оказалось, не оценил Америки, — внимание рассеивалось, мозги соображали туго — вся надежда на ребят из его группы, что проследят за вещами. Влад со Светкой не поехали — куда им, Светка же только родила. Но эти ребята, его музыканты, хоть новые, но нравились Нику. Шуточки, смех, шум на весь салон от них. Неужели Нику и самому когда-то так свободно и легко веселилось?
А ведь было дело, мучилась Светка с ним когда-то.
Хорошо, что никогда не снится Нику Ясавэй. Сашки с головой хватало. Этих двоих Ник до смерти… Нет, не боялся. Хотел забыть. Ведь чувство вины никуда не ушло — ни перед одним, ни перед другим.
Тело почувствовало, как самолёт пошёл на посадку. Ник подумал, что ему бы только выспаться, а там уж снова наденет маску и впряжётся в работу. Иногда в последнее время, правда, думалось — для чего?
Всё, что Владу был должен, уже отдал. Родителям его деньги не нужны и вовсе. Ему самому их теперь тоже с лихвой, потому как некуда тратить. А некуда, потому что не хочется ничего, только какого-то нереального бы покоя… Свою квартиру Ник продал вскоре после того, как женился, и жили они с женой все эти годы в квартире, которую Полине подарил Велоев. Нику противно было идти туда, но всё, что за свою квартиру выручил, он тогда Владу сразу отдал.
Почти всё — часть попросил Ябне передать. Без Ясавэя ей с матерью тяжело, поэтому ей деньги пригодятся, думал он. С тех пор Ник часто просил Влада через Анура позаботиться о девчонке. Всегда помнил о ней и часть заработанного отдавал по цепочке Влад-Анур-Ябне.
Что там с ней и как она — никогда не спрашивал у Влада. Знать не хотел. Не то, чтобы выбросил её из головы, просто не хотел услышать однажды, что она бросила дом. Или, что заболела. Или, быть может, что Юлия умерла. Много ещё всяких «или», в том числе и что не одна больше Ябне.
Ник не мог себе ответить честно, что пугало его больше: услышать, что она больна, и понимать, что он к ней не приедет, или узнать, что рядом с ней другой мужчина. Как там Ясавэй называл его — Сата?
Наконец, дверь самолёта открыли, и начался постепенный выход пассажиров. Ник не спешил, в город не рвался. Но ему нравилось ощущать твёрдую почву под ногами, нравился гул голосов, потому что они чужие, — не его музыкантов, не Полины.
Шумные залы Домодедово, прощание с ребятами.
— До скорого!
— Давай! Вскоре встретимся!
— А как же! Жду с нетерпением! Только бы выспаться дома.
— А я не устал — здорово было, драйвово! Особенно в Большом яблоке — это вам не угрюмая Россия.
— Так и оставался бы там, зачем вернулся?
— А вот и останусь когда-нибудь! Найду края и перееду. Нужно только найти там занятие денежное.
— А ребята, что на разогреве были, помнишь? Им, кажется, барабанщик нужен был.
— Да, они говорили, но мне не очень их стиль. Вот, вроде, всё хорошо, но не моё. Не люблю я близость к металлу.
Разговор ещё долго продолжался, но Ник в нём уже не участвовал — он махнул всем рукой, каждого обнял, сказал спасибо за эту поездку и, подхватив с ленты свой чемодан, направился на стоянку.
Свой любимый джип Ник оставил у аэропорта. Связываться с такси ему ещё перед отъездом не хотелось. Хотя бы потому, что ехать к дому он сможет любым, в том числе и самым длинным путём, если сам будет вести. Он даже сможет остановиться где-то на полдороге и постоять, открыв окно, впуская в прохладный салон жар и выхлопы майских московских улиц.
Сразу стало тяжелее дышать, поэтому Ник закрыл окно и снова включил кондиционер. Как же ему не хотелось ехать домой. Да и правильно ли называть то место домом? Ведь он старался в последние годы бывать там крайне редко. Так, пришёл, выспался, поскандалил или, быть может, молча выслушал все упрёки, что накопились у жены, чаще же сделал вид, что всё окей, но секса опять не будет.
Он не хотел Полину. Давно уже не хотел. С тех пор, как узнал, что беременность её была внематочной. И удалила она её ещё до свадьбы, только ему не сказала.
Ник не злился тогда на Полину — не смог. Во-первых, вряд ли бы её своевременное признание что-то изменило. Во-вторых, он был противен себе сам тогда, не Полина.
Но больше он её не хотел. Заставлял себя иногда — это да. Но, ведь, заставлял! Не так, как тогда, перед свадьбой, когда Полина была хоть и не любимой, но трогательной, а потому стоило лишь разрешить ей сделать первый шаг. А всё очень просто — долго себя заставлять, принуждать невозможно. Что-то внутри всё равно восстаёт, бастует, вот так и превратилась Полина для Ника из девочки, о которой искренне хотелось заботиться, искупая свою вину, в постылую, ненавистную, навязанную жену.
А теперь он очень любил скандалы. Страшно любил, когда Полина взрывалась и начинала орать, бить по нему своими кукольными кулачками — она оживала, теряла маску благополучия. И не то, чтобы к Нику возвращались отголоски былых тёплых чувств относительно жены, но он и себя ощущал в такие моменты немного более живым. И ждал, когда же она выкрикнет, что ей надоело — до смерти надоело выпрашивать секс, раз за разом получая отказ. Что она устала и хочет освободиться, что скажет ему: «Пошёл к чёрту!», и он пойдёт.
Как же он этого хотел!
Ник продолжал сидеть, постукивая пальцами по рулю, и перебирал варианты, куда бы ему сейчас поехать, чтобы не домой.
Может, купить квартиру, чтобы было куда податься, если припечёт? Обычно Ник использовал для этого отели, с другой стороны, почему бы не завести опять свой собственный тихий угол? И не пускать туда никого…
Хорошо бы. Но не сегодня — слишком устал.
Ник тронулся с места и вырулил на дорогу.
А почему бы не к Владу и Светке? Расскажет им сразу, как всё прошло, — будто Влад не знает, — может, и спать его Светка у них уложит. Заодно узнает и о фильме, в котором ему предстоит стать главным героем.
И снова попросить, чтобы денег Ябне передал. Точно! Вот поэтому он и поедет к Владу.
Плавно Ник сменил направление и уже через час поднимался в Светкину квартиру, где теперь жил и Влад. Они пока тоже не спешили переезжать — Влад решил, что он в состоянии заработать на новый, лучше прежнего дом, и хотелось ему, чтобы тот находился не в самой Москве, а значит, стоит немного потерпеть.
Друзья — именно таковыми стали Нику Светка и Владислав — не ожидали его увидеть в этот вечер. Но тем приятнее было Нику, что не просто впустили — затащили внутрь квартиры.
Здорово, казалось мужчине, и он улыбался, и отвечал на вопросы. И ему доверили подержать их сына, которому всего-то два месяца от роду было.
А потом Света ушла на вечернюю прогулку с ребёнком, и мужчины остались наедине.
— Почему сюда? — спросил Влад, когда оба они переместились с кухни в гостиную и развалились на диване.
Ник закинул голову на спинку дивана и уставился в потолок, но после вопроса повернулся к Владу, забравшему с собой кофе и теперь неторопливо его потягивавшему.
— А некуда больше.
— Что так? Совсем невмоготу? Полина так и не хочет развода?
— Неа, — как-то по-детски ответил Ник, снова оперев голову о диван. — Бесполезно. Намекать ей бесполезно. Бесится, но при этом не отпускает.
— Н-да, — протянул Влад, делая очередной глоток.
— Слушай, Влад, — вдруг подсобрался Ник, даже глаза блеснули, — а, может, придумаем что-то, чтоб Велоева убрать, а?
— Как убрать? — чуть не поперхнулся Владислав. — Ты что имеешь в виду? Ты в своём уме?!
— В своём, — тут же погрустнел Ник.
— Даже не думай об этом!
— Постоянно думаю! О другом не могу — так хочу глотка воздуха без них!
— Тебя почти два месяца в стране не было, неужели не надышался?
— Нет, представь себе, не надышался. Это не свобода, так, видимость одна. Слушай, сделай и мне кофе, а?
Влад поднялся, чтобы выполнить просьбу друга. Но у выхода из гостиной обернулся к нему с вопросом:
— А почему просто не подать на развод?
— А потому, что у Полины есть дурацкая привычка чуть что, бежать к дядюшке. А бездетный дядюшка сделал своим хобби меня запугивать.
Влад шумно выдохнул. Обычно они с Ником не обсуждали его семейную жизнь. Ник никогда не жаловался, отделывался кратким «нормально всё», и хоть Влад со Светланой понимали, что до «нормально» там ещё очень далеко, но в семью Ника не лезли. И в душу не лезли.
Первое время после того, как сыграна была свадьба, никому о тех событиях говорить не хотелось. Все мечтали забыть, как страшный сон. А потом это стало нормой — не затрагивать тему Полины и Велоева. Иногда только Ник немного приоткрывался, когда рассказывал, например, что ребёнка у них не будет, что скажи, быть может, Полинка всё раньше, он бы пытался вывернуться из её цепких коготков.
— Почему ты мне об этом не говорил?
— А что б ты смог сделать, Влад? Ты против него тоже слишком мелкая сошка — раздавит и не огорчится.
— Даже спустя столько времени…
— Не даже, — перебил Влада Ник, — а потому, что Полина всё ещё мечтает завести ребёнка. И представь, хочет сделать это со мной. А потому мне от Велоева периодически приходится лекции выслушивать. И знаешь, они пугают. Слова его пугают, потому что он презирает меня до глубины своей мерзкой, чёрной душонки. Он бы, наверное, и сам рад был бы, если бы Полина захотела развода — у него тогда руки развязались бы, и он, наконец, смог бы устроить для меня несчастный случай. Так что, возможно, я должен благодарить Полинку за то, что она ещё не утратила надежду… Только не могу. Сил больше нет, даже домой, — Ник хмыкнул на этом слове, — ехать не хочется.
— Извини, но то, что ты предлагаешь, я сделать не могу. То есть, никаким образом участвовать не могу ни в одном предприятии против Велоева, — после минутного молчания сказал Влад.
Он скрылся на кухне, а Ник еле слышно произнёс, понимая, что друг его не услышит:
— Понимаю. Я всё понимаю, — и уже следом выкрикнул: — Но почему? Если придумать что-то, чтоб наверняка, чтоб со смертельным исходом, тогда и бояться ничего не нужно — наказывать нас уже будет некому.
Влад появился в проёме — взвинченный, срывающимся голосом прикрикнул на Ника:
— Да потому, что мы не в сказке живём! Не в фильме, не в кино, где у главного героя всё получается! А если не всё, то в него хоть армия из пулемётов стреляй — он герой, он выйдет сухим из воды. А здесь не сказка! Здесь сказки не хватает, понимаешь?! И я боюсь, понимаешь, боюсь, что ту семью я отмазал, ценой мордашки Светкиной отмазал, жизнью старика того отмазал, а в этот раз — эту семью не отмажу, не спасу. А он хотел, этот гад тогда хотел через Маринку и Костика выдавить из меня, где ты прячешься…
— Ну всё, всё, всё, хватит, — перебил, успокаивая друга, Ник. — Не надо. Я понял. Забудь.
И Влад ушёл доваривать кофе. Но когда уже с чашкой для Ника появился в гостиной, спросил:
— Завещание у тебя есть?
— Что? — не понял Ник, к чему был этот вопрос.
— Завещание, спрашиваю, составлял? Нет?
— Да, после того, как в первый раз о разводе заикнулся, сразу понял, что нужно на всякий случай в пользу родителей всё оформить.
— Хорошо. Полина знает, что ты уже вернулся? — Влад выжидающе смотрел на Ника.
И тот, понимая, что просто из любопытства такие вопросы Влад задавать не стал бы, решительно выдохнул:
— Нет, — и, затаив дыхание, ждал, что же готов выдать его друг.
— Я не говорил тебе никогда, но давно, аккурат в день твоей свадьбы Ябне приезжала в Москву. Мы со Светкой её встретили. Мы же и сказали ей, что ты уже женат. Но Ябне до сих пор одна, мне Анур об этом как-то недавно сказал…
— Нет! Нет! — вскочил с места Ник, пролив на себя горячий напиток, потому что он просто не ожидал такое услышать. Резануло болью в груди — представил, что пережила тогда его черноволосая девочка. Мужчина ругнулся, оттягивая от тела одежду в том месте, где темнело пятно, затем, глянув на Влада, объяснил тому, почему даже думать о таком предложении не хочет: — Ты с ума сошёл?! Он меня убить не побоится, когда поймёт, что Полина мною уже переболела. А относительно Ябне и не задумается даже.
— Не она, значит, не она, — отрезал Влад. — Над вариантами, куда податься, ещё можно подумать. Но ты мог бы пропасть, подумай об этом. Самолёт приземлился, ты с него сошёл, это в аэропорту зафиксировано. А потом, по дороге из Домодедово, что-то случилось. Автомобиль есть, а тебя нет. Двери не замкнуты, документы твои в салоне… Сам исчез.
— И ты готов мне в этом помочь? — уже успокоившись вернулся на место Ник.
— Раз предлагаю, значит, готов. Мне тебя будет не хватать… Чёрт! Мне придётся искать себе новую звезду, но… Да. Кроме Антона и того, второго, о Хайпудырской губе никто не знал. Они не сообщили Велоеву — это мне тот, который со шрамом сказал, пытался жизнь свою выкупить. И хорошо, что я не ляпнул тогда тебе про Ябне и её к тебе не пустил — о ней не знает Велоев. Ни о ней, ни о старике, тогда убитом, ни о доме. Никто о Ябне не знает, понимаешь? Кроме меня, тебя и Светы.
Ник задумался. Он молчал очень долго, пока не вспомнил о матери и отце.
— А родители мои?
— Сначала поубиваются, потом верить будут, что раз тела нет, значит, жива надежда. А потом я им аккуратно сообщу, что ты жив, только уже не Николай. Документы я тебе тоже сделаю, только не сразу. Сразу если меня люди, на Велоева работающие, засекут, заподозрят, сам понимаешь, он всё поймёт. Поэтому только тогда, когда через суд мы, то есть, родители твои тебя признают без вести пропавшим, только тогда я займусь документами для тебя.
— Родителям раньше сообщи. Не тяни до суда — мать может не выдержать.
— Это значит, что ты согласен?
— Спрашиваешь?
Влад кивнул, словно подтвердил договор.
— Ну и лады. Я сейчас машину твою куда-нибудь отгоню, потом вернусь. Ты из квартиры носа не суй. Телефон свой, кстати, давай тоже сюда. Я его в машине оставлю. — Влад сунул в карман телефон Ника, осторожно взяв тот через салфетку. — Светке ничего не говори — я сам. Всё, давай. Если хочешь, ложись спать — знаешь, где можно.