Света прошептала:
— Доброе утро, — и потянулась навстречу любимым губам, раскрываясь им, отдаваясь им, растворяясь в тягучем сиропе предвкушения сладких моментов.
— Доброе, — оторвался Влад затем, чтобы проложить дорожку из поцелуев от мягких губ и до самого пупочка, потом облизать его и одним движением перевернуть вздрогнувшую от ощущений женщину на животик.
И уже со стороны спины он продолжил движение вниз, под смешки, стоны и охи покусывая и целуя самую мягкую и самую вкусную на всём белом свете сдобу. А затем Влад рывком поднялся выше и, прижавшись тесно к женской спине, одним движением заполнил собою тесное, жадное объявшее его женское лоно. Сильной рукой мужчина обнял и сдавил Светланину грудь, её белоснежные плечи, а второй рукой ещё сильнее прижал низ её живота к своему, и начался мерный и ритмичный утренний танец, посвящённый любви и рассвету.
Но все прекрасные мгновения жизни когда-нибудь омрачаются жестокой необходимостью вернуться в реальную жизнь и продолжать или закончить всё то, что было ранее начато. Так и в это утро, после спокойного, оживляющего тело и сердце секса, Владу пришлось мыслями вернуться к жене — после душа, который он также принимал со Светой вместе, мужчина одевался и обратил внимание на выключенный ещё вчера телефон.
Он даже боялся представить, сколько же увидит пропущенных вызовов, когда его включит.
Конечно, Света заметила тот взгляд и ту растерянность, с какими он смотрел на тёмный экран. В какой-то момент к ней даже вернулось былое неверие в то, что Влад её любит, а вместе с неверием и отчаяние. Но Влад быстро сунул телефон в карман пиджака и, притянув Свету к себе, успокоил:
— Я просто не стану с ней говорить здесь — ни к чему тебе слышать наши скандалы. Но я хочу, чтобы ты помнила — вчера я был искренен, и слово своё я сдержу. — Он приподнял лицо любимой чуть вверх, чтобы заглянуть ей в глаза и убедиться, что она ему верит. — Тебя предстоящий кошмар всё равно коснётся — Марина не из тех женщин, которые отпускают или уходят, сохраняя своё достоинство и гордость. Но ночевать я сегодня, да и во все следующие ночи, приеду к тебе. Хорошо?
Света кивнула, говорить она не могла — слишком много эмоций рвалось на поверхность, и непрошеными слезами — сплошь смеси счастья и страха — встал в горле ком.
— Тогда я сейчас ухожу, но вечером жди меня.
Но уйти, расстаться на целый день было невероятно сложно. Лишь несколько раз повторённое «я люблю тебя», позволило, наконец, расцепить руки.
Закрыв за любимым дверь, Света ещё какое-то время стояла, прислонившись к ней лбом. Собирала силы, чтобы прожить сегодняшний день. Собирала силы, чтобы пережить ближайшие месяцы — они просто не могут быть простыми, и дело не только в Марине.
Когда стоять так надоело, оторвалась от двери и увидела Ябне — та вошла в коридор неслышно, какими-то невесомыми шагами, и не решалась потревожить печаль, прорисованную в пространстве застывшей позой сихиртя.
— Давно тут стоишь? — спросила Света, улыбнувшись краем губ.
Ябне отрицательно качнула головой. Уже после этого, вспомнив вчерашнюю теплоту хозяйки и оттого набравшись смелости, поздоровалась.
— Пошли пить кофе, — ответила ей Света и, приблизившись, обняла за плечи, увлекая девушку за собой на кухню. — Ты мне расскажешь, почему так вчера меня боялась? Что там за сихиртя у вас такие водятся, на меня похожие?
Всё это произносилось бодрым, почти весёлым тоном, чтобы вселить в гостью немного уверенности и поднять ей настроение.
— Ты будешь кофе или чай?
— Чай, — отозвалась Ябне и уже через минуту обнимала ладошками горячую чашку.
Ещё вчера Света оставила девушке смену одежды, заметив, что та, в которой приехала Ябне, совсем не удобна и выглядит весьма и весьма странно. Комплекция у женщин была одинаковой, разве что Света была выше своей гостьи. Но выше — не ниже, подвернуть рукава не проблема.
На стол Света выставила кроме чая абсолютно все сладости, которые имелись на её кухне. Пустели постепенно чашки, пустели коробки с вазочками, горка блестящих конфетных обёрток росла, а две женщины, разные как день и ночь, вели неспешную, ничего не значащую беседу. Обеим было хорошо и спокойно, хоть обе же и понимали, что долго не смогут прятаться за карамелью конфет и старыми сказками, рождёнными одним из народов суровых северных мест.
Звонко пиликнул Светланин телефон. Она подняла его с подоконника и прочла сообщение от Влада: «Люблю тебя. Уже скучаю». Не улыбнуться Света не могла, но, подняв глаза на свою гостью, решила, что хватит медлить.
— Ябне… ты прости меня за то, что мне придётся сказать, но… будет, наверное, лучше, если ты услышишь всё от меня. Ник, он… Он вчера женился. И поверь, ты вовсе не опоздала, — Света боялась того, что может увидеть слёзы Ябне, что не сможет её успокоить, что зарыдает сама.
Но девчонка сидела, словно каменная, ни мускул на лице не дрогнул. Не блеснули глаза, выдавая, что треснуло, надломилось внутри. От этого неестественного, почти потустороннего спокойствия девушки Свете стало нехорошо.
«Зачем я говорю ей про свадьбу? Зачем? Вдруг Влад ошибся, и вовсе нет там любви? Да мало ли, зачем ей понадобился Ник?», думала Света, глядя на застывшую в своём пугающем спокойствии гостью.
— Ябне, ты слышала меня? То есть, конечно, слышала. Я… Ты, вообще, зачем Ника искала?
— Он бы и не смог со мной быть, — отмерла девушка. Голос её был тих и так же спокоен, как и выражение на лице. — Не про него наше место проклятое. Он бы не смог там. А я — здесь.
— Ябне, о чём ты? — казалось Свете, что ничего она не сможет понять ни из фраз, роняемых Ябне без злобы, без боли, ни из поведения девчонки — разве так себя ведут влюблённые девочки, узнавшие о свадьбе любимого?
— Всё очень правильно происходит. Каждому своё место. Дед мой говорил, когда с мамой спорил, что глупости всё это, будто сам человек лепит свою судьбу — он может её он может с ней развлекаться, считая себя строителем или кем там, только в пределах того, что ему предначертано.
— Да что ты несёшь?! — не Ябне, а Света не выдержала. — Ты его вообще, хоть любишь? Ты зачем приехала? — спрашивала у девушки и ругала себя сразу же, как задавала вопросы — разве ж об этом просил Влад говорить?
Но в этот момент, глядя на такую, совсем не похожую на вчерашнюю пугливую Ябне, Света хотела, очень хотела сказать, что нужно бороться, ехать, бежать к Нику в тот самый отель, где сейчас только посыпаются решившие заночевать за городом гости. Где в белой, празднично-белой постели наверняка ещё спят в обнимку после весёлой и, может, даже бурной ночи тот самый, ради которого Ябне здесь и его молодая жена.
Вовремя вспомнила — не ей советовать. Разве сама боролась? Нет, три года ждала. Не рассчитывая ни на что, ждала, надеясь лишь, что когда-нибудь освободится от ненужной своей неудачной любви. И обещала — к другому повернуть разговор обещала.
— Прости, — уже совсем другим и совсем не громким тоном попросила у Ябне прощения. — Не знаю, к чему я это…
— Не извиняйся, ты-то ни при чём, — ох, глаза-угли пронзительные. Нет, вовсе не глупая девочка из дремучей-дремоты сидит перед Светой. Всё она понимает, и тщетность понимает любых попыток. Как она вчера говорила? Всё понятно, потому, что ты сихиртя.
— Я думала… думала, мне придётся тебя утешать… Хочешь вина?
— А ты утешай, мне, ведь, и в самом деле плохо. Не смотри, что я сижу, будто бесчувственная.
— Прости, я…
— Не извиняйся, сказала же.
— Не хочешь знать, на ком он женился?
— А разве это что-то изменит? Ник для меня остался недостижимым и непостижимым человеком, однажды забредшим в наши враждебные людям края. Разве нужно из-за моих глупых надежд и мечтаний дёргать его, портить им жизнь?
— Просто… вдруг он тоже…
— Хочешь сказать: любит меня? Я буду тешиться тем, что он чувствовал это ко мне хотя бы в течение нескольких дней. Прав был мой дед — не разжалобить духов чувствами. Для них чувства уже не имеют значения.
На несколько минут на кухне повисла тишина. Понятное дело, Ябне вообще ни слова больше произносить не хотелось — хотелось уйти обратно в спальню, укрыться с головой одеялом и перележать, переболеть в темноте и духоте эту страшную правду. А ещё лучше — мигом вернуться домой. Туда, где никто посторонний не станет смотреть на тебя так внимательно, как эта сихиртя, не станет искать в твоём лице и глазах отголоски боли — такую же ждали реакцию?
А ждали-то зачем? Чтоб увериться, но в чём? Да и не верится, что зла желала сихиртя, что отыгрывалась за далёкого предка. А открываться до конца всё равно не хочется. Лучше уж увезти в свой старый дом свою нераскрытую тайну.
А Светлана не знала, что и думать — какая странная девушка. Ник говорил — необычная, дивная, ведьма северная. Так и есть — не уронит достоинства, не покажет человеческую слабость, не по-ведьмовски это, слабость показывать.
— Что будешь делать теперь? — нарушила молчание хозяйка квартиры.
— А что я могу? Только вернуться домой. Попрошу Владислава, пусть отвезёт меня на вокзал, пусть поможет с билетами — самой мне сложно, слишком много людей и суеты, не привыкла я к такому, сбиваюсь, теряюсь, путаюсь.
— Когда ехать хочешь?
— Да хоть сегодня.
— Может, побудешь у меня несколько дней? — с надеждой спросила Света. Ей почему-то совсем не хотелось вот так отпускать девчонку. Словно сделали своё дело, и проваливай, катись на все четыре стороны, а у нас других дел и забот ещё полно.
Ябне пожала плечами.
— Незачем. Разве только поезда моего сегодня нет.
— Ну, хоть в этом случае… Так будешь вино?
— Нет, наверное, нет. Если ехать придётся, лучше иметь трезвую голову.
— Да, ты права, конечно… Может… Хочешь, мы с тобой сходим куда-нибудь?
— Куда, например? — спросила Ябне, но не блеснули глаза ни любопытства огоньком, ни желания. Так, в поддержание лица и беседы спросила, а идти… Отвертится, авось, силком не потянут.
— Город тебе покажу. В магазин можем зайти — наверняка ты что-то захочешь купить.
— Не захочу. Извини, Света, не до покупок мне. Ты позвонишь Владиславу или мне самой это сделать? — спросила Ябне, тяжело, грузно даже поднимаясь из-за стола.
— Позвоню-позвоню. А ты куда?
— Я полежу немного. Что-то плохо мне. Видно, слишком больно ударило по мне счастье Ника.
И Ябне пошла в выделенную ей спальню. А Света так и осталась на кухне. Долго ещё она сидела за неубранным столом. Да и разве же это проблема — обёртки и крошки? Женщине было неуютно — внутри себя неуютно. Как-то померкло немного собственное счастье на фоне этой разбитой девчонки.
Ник, Ник, что ж ты наделал? Как же она, бедняжка, забудет тебя? Не забудет — долго ещё ей придётся в памяти перебирать былые скоротечные минутки и, как там она сказала, тешить себя.
Не решаясь заглядывать в комнату Ябне, чтобы не тревожить девушку — вдруг заснула или просто ей лучше в одиночестве — спустя примерно час или больше немного, Света набрала Влада. Он уже успел побывать дома, и теперь подъезжал к отелю. Наплевав на то, что Ябне хотела уехать сегодня — не отпустит её Света в таком состоянии — передала Владу просьбу девушки помочь с отъездом в ближайшие дни.
— Я её отвезу. Я знаю, как к ней добираться.
— А можно и мне с вами?
На секунду Влад задумался, после чего уточнил:
— А как она? Нормально? Или…
— Я не понимаю. То есть, вроде, нормально, держится, но… сам понимаешь, она же девчонка. Не реагируют так спокойно девчонки на то, что их любимые женятся на других.
— Тогда останешься здесь. Я сам отвезу — не будем бередить ей сердце нашим видом.
— Как скажешь, может, и правда, не стоит ей видеть, как я счаслива рядом с тобой.
— Счастлива? Любишь меня, говоришь? — в голосе Влада даже за много километров чувствовалась улыбка.
И Света улыбнулась в ответ.
— Люблю.
— И я тебя. Но об этом немного позже. Я уже приехал, уже даже вижу Марину, так что… Не важно. Передай Ябне, что завтра или послезавтра я повезу её домой.
— Передам, и… удачи тебе — почти прошептала последних два слова Света.
— Она мне точно пригодится, — ответил Влад, всё ещё улыбаясь дрогнувшему голосу своей любимой женщины.
Затем они попрощались и мужчина, наконец, заглушил мотор. Не задерживаясь внутри автомобиля, он направился к Марине, тоже увидевшей его ещё издалека. И разговор, который у этих двоих состоится, будет долгим и очень тяжёлым.
И, возможно, он даже не закончится в этот день — растянется ещё на несколько, может, даже недель. Потому что пять лет из жизни не вычеркнешь разом. И не только в годах ведь дело. Но были ещё и чувства, и обещания. Были клятвы, чьи-то мечты. Это всё невозможно сгрести в совочек и разбитым отнести на помойку — оно будет мучить, терзать, будет шептать по ночам рыжей женщине, что, быть может, ещё всё образуется. И она продолжит верить и ждать, будет снова раздражать своими звонками, выворачивать душу слезами и просьбами. Читай на Книгоед.нет
Её не нужны откупные, ей нужен тот, кто откупиться попробует.
Но как бы там ни было, а Влад, как и обещал, и ближайшую ночь, и все следующие проведёт со своей Снегурочкой. В свой дом он вернётся ещё несколько раз только затем, чтобы собрать свои личные вещи. И пусть в этот дом он немало вложил, но отнять его у Марины и Костика мужчина не посмеет.
Какое-то время жена, которая вскоре станет бывшей, будет пытаться надавить на жалость с помощью ребёнка, раз уж не получится воскресить во Владе хоть каплю былой любви именно к ней, но вскоре между Костей и Владом вырастет обледенелый мост. Лишь иногда они станут встречаться где-то на его середине, но эти встречи не будут долгими, зато с каждым разом будут становиться короче.
И когда-нибудь, когда Костя уже совсем вырастет, вообще прекратятся.
Спустя два дня Света провожала Ябне и Влада, который всё-таки сам вёз девушку. Погода стояла удивительно прекрасная — это была весна. Полноправная, весёлая, полногрудая — ей и дела не было в её озеленительных заботах до увядшей девчонки, которая, быть может, и не вернётся в этот город больше никогда.
— Уверен, что успеешь вернуться? — спросила Света у Влада, прильнув к нему и заглядывая в глаза.
— Брось, до нашего отъезда больше двух недель ещё. Конечно, успею!
Ябне уже усадили в автомобиль и она терпеливо ждала, пока сихиртя, оказавшаяся вовсе не такой страшной, как твердили старые родовые песни, но и не обретшая для Ябне совсем уж человеческих черт, и Владислав попрощаются.
Глядя на них, Ябне сожалела, что Хадне тогда, очень давно, так поступила. Владислав рядом со своей Светой казался невероятно счастливым, и Ябне была уверена, что и далёкая праматерь её могла бы быть не менее счастлива, если бы не испугалась, если бы… если бы позволила белому человеку из древнего народа подарить ей свою любовь.
Влад чмокнул Свету в носик.
— Совсем холодный. Мерзлячка. Нет, не мерзлячка, — говорил он, улыбаясь, тихо, ласково в самые губы любимой, — мороженко. Мой холодный сладкий пломбирчик.
— Просто утро ещё раннее, — оправдала Света свой холодный нос. — Вот выйдет солнышко, и растает пломбирчик.
— Э, нет. Марш домой, — тут же, чмокнув ещё раз холодный носик, Влад шлёпнул Свету по попе, подталкивая ко входу в подъезд. — Береги себя, я совсем скоро вернусь.
Глава 15
Три года спустя
В иллюминатор самолёта была видна бескрайняя долина. Она клубилась, сбивалась в комья, менялась. Она до боли, до отчаяния напоминала другую — похожую, только состоявшую из снега, не из облаков.
Ник отвернулся от окна, прикрыл глаза и вцепился в подлокотники до побелевших костяшек — это вовсе не страх летать, ведь его у Ника не было. Мужчина вспомнил, что ждёт его отнюдь не чистый морозный воздух, даривший когда-то ощущение полной свободы. Свободы, от которой хотелось дышать полной грудью. Вот так — делать глубокие вдохи один за другим до боли в лёгких, когда понимаешь, что вобрать мороз и свежесть глубже уже просто невозможно, и всё равно пытаешься сделать это.