— Там один же на хореографа поступил в кулек, как его звали-то? Мурат.
— Вот он и худой! — весело уточнила Альбина. — А у Мустама четверо детей уже, жена… как глянула на меня, я аж перепугалась, даже потом отсела подальше.
Они еще поговорили, вспоминая друзей детства. Альбина, живя в том же городе, где выросла, нет-нет, да встречает друзей детства, а Роза, считай, закопала себя на этом курорте.
— Так почему Матвей не пришел извиняться? — Альбина строго посмотрела на Розу, та почувствовала себя Олесей, забывшей выучить спряжение глагола «ту би».
— Ему, вроде, не за что извиняться.
— Да, какая разница! Ты так швырнула тряпку, что имбецил поймет, что виноват, и побежит просить прощения! Я за тобой рванула сразу, как выбралась из лап этого Матвея-Михаила, тогда-то я думала — Миши, сейчас поняла, что Матвея, и побежала за тобой, но разве угонишься за тобой, коротышечка. А я на каблуках, и вообще, бегаю некрасиво! А этот, что-то не побежал за тобой и сейчас не пришел! Знаешь, что, бросай его. И я Михаила брошу!
— Да вы еще не знакомы толком.
— И это помешает мне его бросить?! — Альбина сладко улыбнулась, с нездоровой долей ехидства.
Иногда Роза начинала думать, что не на пустом месте престижный юрист так исходил желчью во время развода и до сих пор пытается уколоть больнее, но это не имело значения. Альбина — сестра. А юрист — мужик с отсохшей и отвалившейся писей.
Роза фыркнула. Потом Альбина встала и отправилась «угомонить Олесю» и уложить спать. Восторгам девочки не было конца, а день был длинным, если не уложить спать вовремя, то будет капризничать всю ночь и на следующий день тоже.
Роза побрела на кухню, там вовсю хозяйничал Виктор.
— А мама где, — спросила Роза.
— Лежит, давление, — коротко отчеканил Виктор.
— Ой, я тогда к ней?
— Стоять! — Роза подпрыгнула на месте, как всегда бывало, когда слышала офицерский тон Виктора. — Хватит с нее. Начнет спрашивать, волноваться. Завтра поговорите.
— Хорошо… — Роза решила ретироваться из кухни, просто, на всякий случай.
Потом она сидела на веранде, поедая пирожные и запивая их вином. Альбина делала точно так же. Причем, ела она точно больше, чем пила, в отличие от Розы. Интересно, чем занимался господь, когда создавал красивых женщин, способных есть и не толстеть? Он был одержим идеей совершенства или просто был в хорошем расположении духа?
— Как-то неудобно получилось, — хмурилась Альбина. — Мы ругались при детях.
— И что же такого сказали?
— Пися отвалится. И не в этом дело. При детях ругаться нельзя.
— Такие слова они точно знают, но да, нехорошо получилось.
— Нехорошо, — Роза подпрыгнула на стуле и уставилась на Матвея. В том, что это был именно он, не было никаких сомнений. Как если бы один брат был звонким эльфом, а второй злобным гномом.
Глава 11
Матвей вежливо поздоровался с Альбиной, как учитель математики с матерью незадачливого ученика, потом повернулся к Розе и взглядом подозвал, предлагая пройтись один на один.
Роза направилась за Матвеем, растеряно обернувшись на Альбину, та подмигнула и показала большие пальцы в знак одобрения.
— Мы можем поговорить где-нибудь наедине? — резко остановился Матвей. — Без братьев, сестер, детей.
— Мы наедине.
— Мы не наедине, — почти по слогам проговорил. — Я могу снять домик или, если все занято, поедем на другую базу, гостиницу, в лес, куда угодно.
— Свободен шестнадцатый, — растерянно прошептала Роза. — Не надо снимать, я сейчас, — все еще хмурясь, отправилась за ключами в административный корпус.
— Отлично, — зашагал рядом. — Прости, я не знал, что Мишка приедет. У Светика день рождения скоро, удалось вырваться на недельку, сюрпризом.
— Сюрприз удался, — пробурчала Роза, она уже забрала ключ и протянула его Матвею. — А где он остановился?
— На сегодня напротив, — показал на видневшийся отель-конкурент. — Хотел на остальные дни или с нами в десятом, или где-то рядом. Пошел искать тебя или маму твою и… в общем, остальное ты знаешь.
— Ясно.
— Нет. Не ясно. Мне не ясна твоя реакция, лягушонок. Ты увидела сестру, Альбину, я не ошибаюсь? С Мишей и… ты решила, что он — это я? Верно?
— Верно. Вы похожи. Очень, — кивнула в подтверждение своих же слов.
— Мы совсем не похожи, но не в этом дело. Предположим, это был бы я. Я говорил с твоей сестрой. Ведь он говорил с ней, а не что-то другое, переходящее границы, верно? Я разговаривал с твоей сестрой, разве это причина убегать, плакать, вести себя, как обиженный подросток?
— Не причина, естественно, — Розе не нравился тон, которым с ней разговаривают — учительский, назидательный. — Просто, ты сам видел Альбину.
— Видел, у меня есть глаза.
— Тогда ты все понимаешь! И я пошла домой.
— Позже, может быть, утром, — заявил Розенберг М. Как их теперь отличать, два Розенберга, два М.
— А дети?
— Старшие с тренером, младшие с отцом. Не заговаривай меня, не выйдет, — улыбнулся только его улыбкой, доброй. Михаил совсем по-другому улыбался. — Так, что не так с твоей сестрой и со мной?
— С моей сестрой все так, а вот с мужиками, которые голову теряют от одного ее вида, что-то не так. Или нет. С ними тоже все нормально, они же мужчины, мужчинам нравятся стройные блондинки.
— Твоя сестра, несомненно, красивая женщина, но не всем мужчинам нравятся блондинки, некоторым нравятся брюнетки, рыжие или вовсе лысые, с татуировкой на лбу. Некоторым мужчинам вообще нравятся другие мужчины, — развел ручищами. — Ни в коем случае не хочу умалять достоинства твоей сестры, повторюсь, она красивая женщина, но мне нравится абсолютно другой типаж женщин, — в это время Матвей повернул ключ и открыл дверь, рукой автоматически включая свет в шестнадцатом домике.
Расположение было точно таким же, как в десятом. Две комнаты, кухонная зона, душ, уборная и маленький холл-прихожая по центру.
— И сейчас ты, конечно, скажешь, что тебе нравятся такие, как я, — усмехнулась Роза.
— Естественно, мне нравятся такие, как ты, иначе, зачем бы я с тобой занимался любовью? — Матвей подмигнул. — Серега Витальевич красавчик, например, — усмехнулся. — Я всю жизнь в спорте, мне нравятся женщины в хорошей спортивной форме, если хочешь, здоровые. Я в восторге от твоей немного экзотической внешности, от примеси восточной крови в твоем лице и фигуре. Мне нравятся твои ноги, видно, что ты не один год занималась хореографией и начала еще в детстве, — Матвей присел на корточки, начал расстегивать босоножки Розы, поочередно разувая.
Его руки огладили ноги, начиная с подъема и пальцев — Роза поджала их от неожиданности, — по икрам, остановился на коленях, их обвел пальцами, а потом поцеловал каждую.
— Я в восторге от линии твоих бедер, — медленно вел руками, казалось, не пропуская ни сантиметра. — И я в полнейшем восторге от твоей попы, если бы ты знала, сколько пошлых мыслей мне приходит в голову, когда я смотрю или даже думаю о ней. — Матвей быстро расправился с шортами Розы, буквально вынув Розу из них, заодно поставив девушку рядом с краем кровати. — И я в абсолютнейшем восхищении от твоей груди, — руки мужчины опустились на уже голую грудь, расстегнуть несколько пуговиц оказалось минутным делом. — Она не маленькая. Грудь должна помещаться в ладонь, а у меня большие ладони, — огладил округлости, чувствительно сжал. — И мне нравится, что она не помещается! — Матвей начала осыпать поцелуями груди, обходя соски, их он поглаживал пальцами, опускаясь губами ниже и ниже. — И у тебя отличный пресс, крепкий, — губы опустились еще ниже.
Роза не заметила, как сделала малюсенький шаг к кровати, как одним движением Матвей уронил ее на край, подтянув ягодице ближе к себе и развел ее ноги, а потом и вовсе перестала что-либо замечать и воспринимать его слова. Матвей Розенберг всю жизнь в спорте, интересно, какая дисциплина натренировала его язык? Спустя миллиарды головокружительных мгновений, когда Роза растянулась в бессилии на кровати, еще не придя в себя, лицо Матвея возникло перед ней.
— Попалась, Лягушонок, — с этими словами он навис над ней, и не успела она подумать, что после ее оргазма времени совсем не прошло, и вообще, пока не понятно, жива она или все же нет, как почувствовала, что он скользнул, без привычной уже деликатности, сразу. И так же сразу начал двигаться. Сильно и мощно вколачивая себя, ритмично, поступательно-вращательными движениями, заставляя Розу задыхаться от восторга, наплевав на ответные движения. Тем более, ладонь Матвея припечатала живот и ощутимо придавила.
- Держись крепче, — закинул ее руки себе на шею, одним рывком подтянул дальше по кровати, и Роза поняла, до этого было не мощно и вовсе не сильно.
Роза скулила, хваталась за шею, стонала, пока не перешла на крик. Она бы пришла в полнейший восторг от происходящего, если бы вспомнила значения слова «восторг» или собственное имя. Наверное, в это время несколько бабочек-шизофреничек, живущих в животе Розы, верещали от восторга, а астральное тело Розы наблюдало сверху и просило у бабочек затянуться.
Распластавшись на постели, Роза не находила в себе силы произвести хотя бы одно слово, подать звук, пошевелить конечностями. Она так и лежала, раскинувшись, смотря ошалевшими глазами в потолок, пытаясь выплюнуть запутавшуюся прядь. Вся потная, с головы до ног, и счастливая.
Матвей лежал рядом, так же смотрел в потолок и тяжело дышал. Не менее потный и счастливый.
— Теперь ты поняла, почему мне не нравятся субтильные женщины? — тихо спросил через время.
— Это стереотипы, — прохрипела Роза.
— Это жизнь, — он наконец-то перевернулся на бок и оглядел Розу. — Здорово ты выражаешь восторг. Громко.
— Ты тоже, — усмехнулась. — Громко.
Они выражали свой восторг до самого утра. Такого опыта у двадцативосьмилетней Розы не было никогда в жизни. Матвей Розенберг одной ночью перечеркнул всех мужчин в жизни Розы, не только прошлых, но и будущих. И Роза пока не понимала, как ей относиться к этому факту.
Роза неслась к административному корпусу, словно ей черти жгли пятки. Сегодня ее дежурство, а мама с Виктором с утра должны были отправиться в веревочный парк развлечений с Олесей, освободив время Альбине «для себя».
Ресепшн был закрыт. Как оказалось, изнутри. Роза позаглядывала в окна, дернула несколько раз дверь, бесполезно. Скорей всего, Альбина не разобралась с замком, его заклинило. Роза обошла помещение с обратной стороны, открыла черный вход, которым пользовались от случая к случаю, он чаще был закрыт и завален стремянками, ведрами, тряпками, какими-то деревяшками, коробками, мотками веревок — сокровищами Палыча. Никто не решался это выкинуть, свои богатства Палыч знал не только «в лицо», но и по происхождению, а также надобность каждой мелочи.
Рванув дверь на себя, Роза замерла. Прикрыла глаза ладонями и стала пятиться к выходу.
— Доброго дня, — на нее надвигался Михаил, застегивая на ходу легкие джинсы, кипенно-белого цвета. — Вы не помешали, все уже случилось, — для чего-то поставил в известность ошалевшую Розу. — Хотел вас спросить, — Миша закрывал собой обзор и делал это осознанно, даже вызывающе. — Вы не составите нам компанию сегодня на рафтинге? Мы все собираемся сплавляться, Матвей уже договорился.
— А? Аааа… да? — Роза пыталась заглянуть за мужчину и понять, что ей надо ответить — это максимум. Минимум — что происходит, помимо очевидного. Ей соглашаться, подыгрывать Альбине или вызывать полицию?
Господи, почему ты создал Розенбергов такими здоровяками. Иногда это очень неудобно! Из-за спины выглядывала Альбина и отчаянно кивала в знак согласия, она махала руками, прыгала, жестикулировала, закатывала глаза. Кенгуру под градусом какой-то, а не блондинка. Потом Михаил, как ни в чем не бывало, сообщил, что «общий сбор в шестнадцать», и вышел через черный ход. Вышел так, словно зашел в тронный зал, причем, в его собственный. Имени себя!
— Кстати, — заметил перед выходом. — Я снял шестнадцатый домик. Он был занят, по понятным причинам, но я бы хотел заехать, — протянул руку, ошалевшая Роза выдала ключ, благо он был у нее в кармане шорт, пробурчав, что через полчаса придет уборщица.
— Не сомневаюсь в этом, — и вышел. Или вошел. В тронный зал.
Роза обернулась на Альбину, та плотоядно облизывала губы, так, что если бы Роза не видела своими глазами то, что она видела, сомнений бы не осталось. Розе стало дурно. Это совсем не те подробности, которые хочется знать о своей сестре, да о ком угодно!
— Ты не поверишь, — масляным голосом проговорила Альбина. — Ты. Не. Поверишь.
— Уверена, что не хочу это знать, — Роза открыла дверь изнутри рывком, заранее зная, что так просто от Альбины она не уйдет.
Альбина влюбилась… Хорошо, что это случается не так уж и часто, плохо, что всегда бурно и «на всю жизнь».
— А кому мне еще рассказывать? Маме, что ли?! Или Моне твоему?! Миша — он шикарный. Бесподобный. Такой секси!
— Я заметила.
Глава 12
К шестнадцати часам все были в сборе. Роза ощущала себя частью отряда бойскаутов или пионеров, организованного детского досуга. Не очень-то ей хотелось сплавлять по реке, вся эта «экзотика» была ей не в новинку. Но мама, вернувшаяся после прогулки с внучкой в отличном расположении духа, объявила Розе, что у той сегодня выходной, и категорично заявила, что до ночи она никого из своих дочерей видеть не желает. Только внучку надо вернуть к ужину.
Машина подъехала ровно в обозначенное время, все дружно загрузились, Роза, было, попыталась избежать участи отдохнуть в дружном детском коллективе, но одна улыбка Матвея, стоявшего у «буханки», сделала свое дело.
— Привет, — проговорил водитель, смотря на Розу. — Ты тоже решила, или просто за компанию?
— За компанию.
— Тоже надо, — кивнул белобрысый. — Не все же работать.
— На себя посмотри, — Роза глянула на парня.
Максиму было двадцать, он умудрялся сам оплачивать свое обучение в институте, хватаясь за любую работу. Помимо того, что парень был водителем, а по совместительство еще и грузчиком в команде Глеба, он подрабатывал еще и барменом в местном ресторанчике, официантом, кто понадобится, те обязанности и выполнял. Это летом, а зимой, насколько Роза знала, работал по будущей специальности, совмещая с учебой.
— Так сезон.
— У всех сезон.
Матвей стоял рядом с братом и наблюдал за неохотно забирающимися в УАЗик Светиком и Даниилом. Им явно не хотелось отпускать от себя отца, но Матвей был непреклонен.
— Ты перебарщиваешь, — усмехнулся Михаил, наблюдая за недовольными личиками детей.
— Нет, — спокойно ответил старший тренер и руководитель. — Неважно, какой численности детский коллектив, важна дисциплина. Сегодня в одном уступлю, завтра в другом, а послезавтра все захотят.
— Как знаешь, ты тут старший, — Михаил поднял руки в поражении. — А на родительский день я могу рассчитывать в суровом детском коллективе?
— Можешь. Вернемся, и будет тебе родительский день.
— Я про день, вообще-то, а не про ночь. Ночью мелочь спит.
— Крепко, кстати, спят.
С этими слова Матвей присвистнул. Было от чего. Роза сама бы присвистнула, если бы умела. По дорожке от дома к выходу шла звезда сплетен и светских хроник. Гламурная дива Альбина. В красном платье, якобы спортивного стиля, облегающем тоненькую фигурку, как влитое, только подол немного отходил от ног, давая хотя бы формальный простор для передвижения. Босоножки… назовем так эту конструкцию из каблуков и тесемки вокруг щиколотки, и, главное, волосы были подвязаны алой-вырви-глаз повязкой, венчающейся огромным бантом из шифона. Альбина не шла, она несла себя, нет, преподносила, как великий дар.
Роза критически осмотрела свой внешний вид. Конечно, она тоже принарядилась согласно случаю, одежда у нее была не якобы спортивная, а спортивная. И уж точно ей не пришло бы в голову тащиться на рафтинг на каблуках.
— Ты понимаешь, что придется спускаться к реке, и там нет мраморных ступенек? — прошептала Роза сестре, когда та подошла, по пути бросив небрежный взгляд на стоящих рядом Розенбергов М.