Барни выделялся среди всех. Высокий, с платиновыми волосами и модной стрижкой. Красавец, принц школы, отменный нападающий и сынок местного дипломата. К Барни уже присматривались агенты колледжей, его ждало блестящее будущее. Сейчас, ухмыляясь, Барни обхватывал за талию стройную брюнетку и что-то шептал ей на ухо. Та громко и вызывающе смеялась.
— Он всегда мне изменял, — с раздражением проговорила Кэнди. Ее жгучий взгляд прошелся по широким плечам и застыл на темно-серых глазах. — Да и в сексе был плох, но я ему не говорила. Эти мальчики такие хрупкие, знаешь?
С ее губ слетел сдавленный смешок. Джек ухмыльнулся на одну сторону, а Кэнди повернулась к нему, поднялась на цыпочки и прошептала в ухо: «Покажи мне». Долго упрашивать Джека не требовалось. На их глазах развернулась целая жизнь.
Вот Барни поступил в колледж, его отобрали в футбольную команду. Только звездой он не стал, наоборот. Если в школе он был лучшим, то здесь он стал обычным. Это его сломало. Он стал колоть стероиды и подсел на опасные витамины, из-за которых его в конечном счете вышвырнули. Разочарованный в сыне отец отвесил ему звонкую оплеуху и оставил на месяц под домашним арестом. В конце концов, чтобы исправить положение, Барни пристроили в посольство секретарем и заставили жениться на дочери партнера отца. Девушка не была красива, да и любви между ними не было. От возраста лицо Барни изменилось, покрывшись преждевременными морщинами, плечи потеряли былую мощь, а глаза остекленели. Смотря, как Барни тихо напивается вечером все в том же баре, в котором когда-то кутил молодым, лишь бы не возвращаться домой к жене и двум детям, Кэнди презрительно выдохнула.
— А ведь я могла оказаться на ее месте. Хватит, он мне больше не интересен.
Сквозь шумную улицу они вновь двинулись вперед. Головы фонарей склонились над ними, будто глаза инопланетянина из одноименного фильма Спилберга. Кэнди постоянно в задумчивости оправляла вуаль и затормаживала шаг. Тогда Джек подстраивался под педантичный цокот каблуков, пока он не прекратился — туфли увязли в песке. Наклонившись, Кэнди подхватила их в свободную руку и побрела по пляжу босиком. Подол ее платья испачкался в грязи, но это было не так заметно: на берегу дул холодный ветер, а на горизонте собирались серые тучи.
— Я помню это место, здесь мы играли с моей лучшей подругой. Ее звали Ева. — Кэнди язвительно усмехнулась. — Она меня предала ради Барни. Я застала их вместе в раздевалке, представляешь?.. Мы дружили с шести лет, я всегда с ней всем делилась. Она из неблагополучной семьи.
На песке у самых волн две девочки строили замок. Время от времени вода подбиралась к их ступням, и тогда, смеясь, они брызгали друг в друга. Капли взлетали жемчужной россыпью и оседали на плечах.
Как завороженная, Кэнди смотрела на воспоминания далекого детства. Смех и хмурое небо до сих пор стояли в ее памяти четкой картиной. Меж тем, сцена с Барни и Евой у шкафчиков представлялась нечетким обманом воображения.
— Тогда я была так счастлива.
Джек не ответил. Небо посветлело, тучи разошлись. Солнечные лучи упали на хрупкую фигурку, стоявшую в одиночестве у берега. Волны набегали на ее лодыжки и осыпали их ледяными поцелуями. Девушка смотрела вдаль и думала о чем-то своем.
— Что с ней сейчас?
— Хочешь увидеть?
— Да.
— Тогда смотри.
Ева выгуливала пса. Большой и добрый золотистый лабрадор махал хвостом и шевелил ушами. Ева трепала его по холке и ласково приговаривала, что он слишком шумный. Ее глаза скрывались за стеклами черных очков.
— Теперь я припоминаю. Ее зрение портилось еще со школы, но ее воспитывала лишь мать, и у них не было денег на операцию. Она говорила, что пойдет работать, чтобы накопить. Последний раз я слышала, что она подрабатывает в кафе-мороженом.
Пес подхватил брошенный мячик и принес его, ткнувшись мокрым носом в ладонь Евы. Та забрала мячик и кинула его опять. Лабрадор, перебирая лапами, понесся за ним по лужайке.
— Ее мать тяжело заболела, и все заработанные средства она отдала на ее лечение. Это не помогло. Мать прожила еще полгода, а потом умерла. Сейчас Ева получает пособие по инвалидности, она почти ничего не видит.
Кэнди поднесла ладонь ко рту, прижав подушечки пальцев к губам. С секунду она молчала, а потом запрокинула голову назад и расхохоталась, будто раненый зверь. В углах ее глаз проступили слезинки, которые она мигом утерла.
— Получила то, что заслуживает, — негромко проговорила Кэнди. — Я не собираюсь жалеть ее за ее же ошибки. Меня не жалел никто.
Вуаль слетела с головы. Ветер подхватил ее и унес в неспокойное море. Гордо развернувшись, что огненные волосы окутали плечи, Кэнди прошествовала прочь.
— Если бы она осталась со мной, все было бы иначе.
Джек не спорил.
Они шли все дальше, и понемногу ладонь Кэнди скользнула от локтя вниз, ухватив Джека за руку. Тот не возражал. Слегка сжав ее пальцы, он привел Кэнди к ветхому и разваливающемуся дому в забытой Богом деревне. Несмазанные петли забора скрипели, ставни дома были раскрыты. Кэнди надела туфли, песок отвратительно заскребся под ступнями.
— Дай угадаю, это мой любимый папенька?
— Верно.
— Надеюсь, он живет в аду.
На крыльце расположился видавший жизнь старик. Поджарый и худощавый, он мастерил что-то, делая замеры и расчерчивая доски. Из дома доносились звуки музыки: работало радио. Время от времени старик ему подпевал.
— Он бросил нас с мамой, когда мне было десять. Сказал, что устал от всего, забрал все сбережения и сбежал с какой-то певичкой. Если бы не дедушка, мы бы умерли с голода.
Кэнди сложила руки под грудью, горящим взглядом уставившись на старика. Тот ее не замечал. Он безразлично занимался своим делом, полностью им поглощенный. Внутри Кэнди поднялась слепая волна ненависти. Она сильно сжала ладонь Джека, а потом отпустила ее и подошла к отцу, склонившись над ним, что рыжие волосы чуть не коснулись его головы. Следующие слова прозвучали шипяще и горько. В них было столько злости, что ей можно было упиться.
— В нищете, в горе… Достойное для тебя занятие, папенька. Ты заслужил больше страданий.
Стоило Кэнди это проговорить, как из дома вышла женщина. Она была в возрасте, о чем свидетельствовали морщинистые руки, но ее лицо отдавало молодостью и свежестью. В ее глазах было что-то бесконечно живое и прекрасное. На руках она держала ребенка. Обернувшись, старик радостно ей улыбнулся, продемонстрировав частично выпавшие зубы, а она улыбнулась ему в ответ. Бросив свое занятие, он поднялся с крыльца и поцеловал ребенка. Втроем они ушли в дом.
У Кэнди сперло дыхание. Сначала она не могла даже говорить, а потом почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она рассмеялась пуще прежнего, смех перерос в судорожные рыдания. Со злости она рванула подол платья, разодрав дорогую ткань.
— Ах, вот как! Ты, тот, кто причинил мне больше всего бед, из-за кого вся моя жизнь превратилась в ужас! Ты, ты еще смеешь жить лучше всех них?! Ты?! О, я ненавижу тебя, как я ненавижу тебя!
Она закрыла лицо руками и бросилась на грудь Джека, принявшись его колотить. Тот вытерпел. Постепенно ее удары становились все слабее, пока вовсе не прекратились. Тогда костлявая ладонь легла на ее лопатки, успокаивающе прижав.
— Ненавижу… Я их всех ненавижу…
Кэнди говорила и продолжала плакать. Боль скручивала все ее нутро, выжигала внутренности и заставляла раз за разом птичьи поджимать пальцы.
— Там, куда мы пойдем… Там ведь мне не будет больно?
— Нет.
Подняв подбородок, Кэнди уставилась в загорелое лицо под шляпой. Джек улыбался одними губами, стянутыми в тонкую линию. И это ее успокаивало.
— А что будет там?
— Ничего.
Кэнди кивнула. Будто на что-то решаясь, она обхватила Джека за шею и приподнялась на цыпочки. Коротко его поцеловав, она улыбнулась:
— Я готова.
Джек взял Кэнди за руку и посмотрел прямо в глаза. В них Кэнди узнала нечто неземное.
— А, вот оно какое…
— Тебе будет одиноко.
— Я не жалею.
Алое пламя залило воздух. Подвенечное платье вспыхнуло, желто-оранжевые языки взобрались по нему до самой вуали.
Пальцы разжались. Кэнди осталась стоять одна посреди занявшегося огнем дома. Она смотрела в пустоту, видя перед собой что-то, чего не могло существовать. И улыбалась. Теперь она всегда будет улыбаться.
Джек захлопнул крышку зажигалки и закурил, с прищуром поглядев на красное марево. Сбежались соседи, подъехали пожарные. Джек отошел под тень клена и выпустил с губ дымное облако. Когда оно растворилось, Джека на улице уже не было.
========== Эпизод 7: Жил-был пёс ==========
Оскар был умным псом. У него была серая короткая шерстка и висячие мягкие уши. Хвост-трубка колыхался обрубком из стороны в сторону, его неправильно купировали. Но Оскар не обижался, он понимал, что если хозяин так поступил, значит, надо. Оскар вообще обещал вырасти в покладистого пса, только пока еще он был слишком маленьким: ему едва исполнилось пару месяцев, а потому он с трудом контролировал себя.
Каждый раз, когда он ходил на ковер вместо того, чтобы отпроситься на улицу, его сильно ругали. Оскар скулил и не понимал, за что. Забиваясь в угол, он смотрел жалобно черными глазами, как на него замахивается хозяин. В очередной раз, слишком испугавшись, он оскалился и зарычал — еще тихо и неумело. После этого Оскара выкинули.
В холодную зиму его отвезли подальше и выбросили из машины недалеко от военных бараков. Оскар сначала и не понял, что произошло, потому он даже веселился. Бегал, радостно зарывался носом в снег. Только потом машина отъехала. Оскар побежал за ней, скуля и гавкая, но она умчала прочь. Оскар бежал за ней, сколько мог, пока лапы не подвели, а потом устало сел, широко открывая пасть. Он больше не знал, куда идти.
— Что, дружок, бросили тебя?
Оскар повернул нос назад и увидел странного большого человека. Обычно люди в такую погоду одевались тепло, ведь у них не было густой шерстки, спрятавшей бы их от холода. Но этот чудак был другим. На его голове надежно сидела дурацкая шляпа, а костлявые руки не покрывали перчатки. Он подошел к Оскару и присел, потрепав его по холке.
— Пойдем.
Обрадовавшись ласке, Оскар подскочил, завилял хвостом и принялся лизать человеку пальцы. Человек засмеялся, его тонкие губы вытянулись долькой лимона в оскал. Когда люди так делали, им было хорошо, так что Оскар обрадовался еще больше и даже стал подпрыгивать от счастья. Он теперь был не одинок.
— Можешь называть меня Джек. А ты?
Оскар громко и гордо тявкнул. Топорщившиеся усы припорошил снег, сделав из них седые провода.
— Оскар, значит. Хорошее имя.
И Оскар опять завилял обрубком хвоста.
Вместе они дошли до бараков. Оскар забрал в пасть снега, ему очень хотелось пить.
— Иди туда, там работает один человек, он тебе понравится. Будь хорошим щенком, и у тебя появится новая отличная семья намного лучше предыдущей.
Мохнатые брови двинулись, шевельнулись мягкие уши. Оскар вопросительно повернулся к Джеку и заскулил.
— Я буду тебя навещать, не переживай. А теперь беги, пока твое место не занял другой пес.
В последний раз нерешительно переступив с лапы на лапу, Оскар кинулся к баракам. Розовый язык свесился набок, колыхаясь на ветру. В один момент Оскар оглянулся, только странного человека не увидел. Зато впереди появился другой. Тот, другой, переносил тяжелые ящики и постоянно, но беззлобно ругался. Он ходил в камуфляже, а его голову покрывала толстая шапка. У него было узкое худощавое лицо и серые северные глаза.
— Ай, твою мать, — прохрипел он, скинув последний ящик из кузова на землю. — Где этих носит… А ты здесь откуда?
Оскар сел, развалив пятки в стороны. Так, как свойственно сидеть лишь несмышленым щенкам, но как никогда не позволит себе присесть важный и статный пес. Совершенно наивно он уставился на военного и, тяжело дыша, открыл пасть.
— Есть хочешь? Замерз, небось…
Заслышав знакомое слово, Оскар притулился к военному, принявшись нюхать его ботинки. Не переставая, пес махал хвостом и всячески выказывал дружелюбие.
— Ну, ладно, ладно, накормлю я тебя. — Наконец сдался мужчина, и Оскар радостно тявкнул. — У меня там консервы есть.
Следуя за военным по пятам, Оскар вбежал в теплую каморку, где перестал дрожать. Все-таки шерсть у него была еще слишком короткая для того, чтобы совсем не бояться холодной зимы. Военный вскрыл консерву и налил в миску воды. Оскар радостно набросился на еду. Только сейчас он понял, насколько голоден был.
— Ого, какой у тебя аппетит. Да ты побольше меня съешь.
После еды Оскар подбежал к мужчине и принялся ластиться. У военного просто не оставалось иного выбора, как забрать пса к себе.
Военного звали Кит, и он жил неподалеку от части с женой и сыном. Когда он привел домой Оскара, те сначала отнеслись к нему настороженно, так что Оскар вел себя тише воды, ниже травы. Он не вырывался, когда его посадили в душ и стали отмывать. Когда его не звали, забивался в угол и мирно там сидел. Понемногу освоившись в новом доме, он стал увереннее. Его черная шерсть удлинилась, залоснившись, и даже хвост-обрубок расцвел завитками.
Оскару нравились и жена Кита, и его сын. Эта семья отличалась от предыдущей. Мальчик радостно с ним играл, Оскару посвящали много времени и всегда вовремя кормили. Он даже научился ждать до нужного времени прогулки, чтобы не портить настил в доме. И каждый раз, чувствуя приближение условленного часа, он носился и прыгал, просясь на улицу. Был лишь один минус в их приятной жизни: люди днем уходили, а потому Оскар часто оставался один. В это время он обычно спал или выл от скуки, делать ему было откровенно нечего. Иногда в такие дни приходил Джек. Оскар радостно с ним беседовал, тявкая, а Джек рассказывал о том, что происходило в мире.
Несколько лет пронеслись для Оскара как в сказке. Только с каждым годом на него обращали все меньше внимания. Мальчик подрос, у него появилось много новых друзей, а учеба завалила настолько, что он почти не появлялся дома. А когда приходил, то сразу утыкался в светящийся экран и просиживал в нем чуть ли не до утра. Лишь иногда он отрывался, чтобы потрепать Оскара по холке или погулять с ним, а в остальное время Оскар лежал на подстилке и грустно смотрел на своих людей. То же было с Китом и его женой. Светящийся экран поглощал все их время, когда они были дома. Оскар научился много спать и успокаиваться по одному слову «утихни». Ему нужно было приспосабливаться.
Временами, конечно, все менялось и становилось будто бы как раньше. Особенно это стало заметно, когда выяснилось, что мальчик скоро уедет. Он собирал вещи, а Оскар смотрел на это и скулил. Мальчик подходил, трепал его по холке, чесал за ушами, и тогда Оскар радостно открывал пасть, высовывал язык и довольно вилял хвостом. Только день отъезда это не могло отсрочить.
Когда мальчик уехал, дом изменился, стал пустым и тихим. Он уезжал и раньше, но никогда — так надолго. Оскар скучал. Он забирался на кровать мальчика и спал в его комнате, когда никто не видел. Он боялся, что больше не увидит его никогда. Но однажды мальчик ненадолго вернулся, счастью Оскара не было предела. Он не отходил от мальчика ни на шаг и постоянно терся у его ног. А потом тот уехал снова. И снова вернулся. Так повторялось несколько раз, Оскар потерял счет этим отъездам. Но, по крайней мере, он знал, что мальчик обязательно вернется. Только однажды все перевернулось.
В этот раз вещи собрали Кит и его жена. Они долго готовились и упаковали почти весь дом, потерявший всякое подобие уюта. Оскар слонялся от стены к стене и тревожно поскуливал, предчувствуя плохое. Будто неминуемая туча на горизонте это надвигалось, пока не стало совсем неотвратимым. Единственным светом оставалась надежда, что они все вместе уедут к мальчику. Но когда настал тот самый день, случилось нечто непредвиденное.
Оскара отвели к другой семье. Он их знал, в последнее время они часто приходили в гости. Они оставили его любимую игрушку, погрызенный мячик, а также поводок, который Оскар ненавидел. Потом жена Кита его долго гладила и обнимала, а сам Кит смотрел на него спокойно и отрешенно, только под конец погладил по холке. И они ушли, захлопнув дверь.