— Пойдем более коротким путем — через посадку. Это всего минут двадцать ходу. Вечером в Пырьевке нельзя появляться. Под покровом темноты эти звери творят неизвестно что. Днем же они нам не страшны.
Уверенность и боевой настрой священника придал силы духа и Ольге. Теперь она была убеждена, что они поступают правильно. Зло нужно остановить, пока оно не распространилось повсюду. И Лайма сейчас была таким злом.
По дороге батюшка поинтересовался, как Ольга догадалась сюда приехать.
— Сначала мне приснилась Лайма, — сказала она. — Мне показалось, она хотела что-то сообщить, но во сне только забрала голову Сергея и сказала, что мне их не разлучить. Я испугалась, потому что не собиралась забирать у Лаймы её мужа, но она снова и снова приходила ко мне в сновиденьях и постоянно повторяла: «Тебе не разлучить нас». И тогда я подумала, что мне нужно вымолить у неё прощение, пусть и запоздалое. Я не смогу жить дальше с чувством вины. Поэтому я здесь.
Священник слушал внимательно.
— Вы правильно сделали, Ольга, что так поступили. Даже если люди умирают, их души еще долго витают поблизости, и от нас зависит, приблизить их к себе или отдалить. Я, думаю, не открою вам истины, сказав, что умершие живы, пока живут в нашем сознании. Вот почему о мертвых принято говорить либо хорошо, либо ничего. Память о плохом приносит в наш мир еще больше зла.
Они шли проселочной дорогой. Сентябрь в этом году радовал. На солнце было, как летом: тепло и приятно. Священник надел солнцезащитные очки.
— С тех пор как у меня ослабло, яркое солнце быстро утомляет глаза. Вы удивлены?
— Да нет, ничего, — сказала Ольга. — Просто непривычно видеть батюшку в очках.
— Что поделаешь, — развел он руками. — Все мы люди, и никто из нас не застрахован от болезней, травм и стихийных бедствий. А вот и Пырьевка, — остановился на секунду батюшка. — За этим полем будет поворот. Нам лучше свернуть там, и вскоре мы окажемся у дома отца Лаймы.
Ольга посмотрела туда, куда указывал священник, и поразилась. Они стояли на самом солнце. А там, над домом отца Лаймы, все уже потемнело, туда, гонимые холодным северным ветром, надвигались серые тучи.
Ольга спросила:
— А вы случайно не знаете отца Лаймы? Я с ним ни разу не сталкивалась. Он ведь почти никогда не приезжал в Карск.
— В церкви я его ни разу не видел. Да и хоронили Лайму без отпевания. Я еще удивился, когда узнал о смерти его дочери, что он собирается забрать её из Карска и похоронить на пырьевском кладбище. Даже направил к нему одну из наших прихожанок, но он грубо её прогнал. К тому же на кладбище, где он похоронил Лайму, давно никого не хоронят. Говорят, то место больно нехорошее. Хотя мне кажется, он похоронил её там чисто из практических соображений, ведь кладбище находится за его огородом.
У Ольги на душе стало еще более муторно. По безмерному скошенному полю тихо носился ветер, и что-то устрашающее слышалось в его шуме.
— А если мы расскажем ему обо всем, — неожиданно спросила Ольга, — он нас поймет?
— Не знаю, но думаю, поговорить с ним надо обязательно. И даже если он нам не поверит, посчитает за сумасшедших, могилу Лаймы придется раскопать.
Такого Ольга представить не могла. Разве она сможет смотреть на разложившегося мертвеца? Она просто не выдержит этого.
Они приближались к посадке, за которой находился дом Кречета. Священник осторожно тронул Ольгу за руку:
— Хочу сказать вам, чтобы вы были осмотрительны. Я почему-то ему не доверяю.
Они остановились на минуту, чтобы собраться с духом.
— Ну что? — проговорил, наконец, настоятель. — С богом.
Ольге всё показалось каким-то нереальным. Неужели это не сон, и она на самом деле идет с этим чудаковатым священником на могилу Лаймы? Зачем? Она просто поверила ему на слово, поверила какой-то сказке, нелепице. Какие вампиры в наше время? Откуда?
Ольга заметалась:
— Послушайте… Я не знаю. Зачем мы туда идем? (Священник удивленно посмотрел на нее.) По-моему, это нелепая затея. Вы мне такие страсти рассказываете. Вы хоть сами в это верите?
Священник подождал, пока Ольга успокоится, но её всю колотило.
— Послушайте, Ольга, — сказал он, когда она замолчала. — В вас сейчас говорит сомнение. И страх. Но этого не надо бояться. Это также естественно, как вода, воздух, солнце. Это наш мир.
— Какой мир? — вновь прорвалось у Ольги.
— Просто наш мир. Вы убедитесь в этом. Только успокойтесь. Мы же не можем так необдуманно туда сунуться. Отец Лаймы может нам помешать, тогда придется сначала усыпить его бдительность. А если вы придете к нему с таким раздражением и страхом, он сразу обо всем догадается, и наши усилия окажутся напрасными.
Твердый голос священника и его неоспоримые аргументы немного успокоили Ольгу.
— Вы идете? — спросил он. — Соберитесь, сейчас это важно, — и пошел вперед.
— Святой отец! — крикнула ему вдогонку Ольга. Как же она хотела поверить ему.
— Да? — обернулся он.
— А кол? Вы забыли выстругать кол.
— Кол? — переспросил её батюшка с удивлением, как будто вообще не понимал, о чем речь.
— Вы говорили, что вампира можно убить, только воткнув ему в сердце кол.
— Да-да, — встрепенулся он. — Идемте, неподалеку я видел осины.
В посадке, куда они зашли, густо росли липы, клены и акации. В глубине затесались и редкие осины.
Священник вытащил из внутреннего кармана куртки складной нож и стал наклонять одну из веток осины.
— Положите в свою сумочку, — попросил он её, когда заострил кол, — мне некуда его спрятать.
Ольга убрала кол в сумку и с облегчением вздохнула. Теперь ей казалось, бояться нечего.
Они медленно пробрались по узкой тропинке, усыпанной красными осенними листьями и плодами терновника, на другую сторону посадки.
Прямо перед ними возник дом отца Лаймы.
6
Двор Кречета примыкал к самой посадке и располагался почти в полукилометре от деревни. Низкая саманная хижина, крытая потемневшим от времени шифером, почти вся утопала в бурьяне и высоких кустах желтой акации и бузины. Крыша держалась прочно и была еще совсем цела, хотя кое-где и поросла мхом. Единственное выходившее на эту сторону окно было так сильно замусолено, что наверняка совсем не пропускало света. Наличники потемнели, краска на них облупилась. Некогда побеленные стены местами потеряли всякий цвет. Забор отсутствовал: Кречету бояться было некого, его самого в округе опасались и сунуться к нему не осмеливались. Но может, отсутствие забора говорило еще и о полном безразличии хозяина к собственности.
Неподалеку от хижины чернел высокий деревянный, покосившийся от времени, но еще стойкий сарай. Форточка на фронтоне его хлопала раз за разом от ветра. По левую сторону от хижины серел небольшой заглохший сад, за сараем тянулся под самые ограды кладбища давно не копанный огород. Редкие кусты с острыми листочками, а пониже репейник, указывали на недостаток солнца и скудость почвы. Как будто солнце поднималось здесь изредка и ненадолго.
Священник остановился посреди двора, посмотрел в сторону огорода и сказал Ольге.
— Он, наверное, дома. Вы готовы?
Ольга кивнула.
— Тогда пошли.
Они подошли к двери, грубо вытесанной и растрескавшейся, и батюшка громко постучал. Не дожидаясь приглашения, открыл дверь и вошел в дом. Ольга последовала за ним.
Миновав сумрачный узкий коридор, они попали в большую темную комнату, служившую и кухней и столовой. Собственно говоря, вся хижина Кречета состояла из двух комнат: той, в которой сейчас находились Ольга со священником, и примыкавшей к кухне спальни. Блеклый свет проникал сюда так же, как и в спальне, из крохотного оконца, завешенного какой-то тряпкой. Пол был деревянный, некрашеный, сильно потемневший от времени, а всю обстановку составляли грубый стул, стол, пара скамеек за столом, ветхий ларь, заменявший хозяину буфет, и старинная русская печь, покрытая сажей и слоем вековой пыли. На гвоздях у входа висели какие-то отрепья, которые, скорее всего, хозяин изредка надевал. Из-за двери в спальню торчал край тусклого побуревшего платяного шкафа, такого же мрачного, как и все остальное.
«Вот это да! — поразилась Ольга. — Как же тут Лайма жила? Или всё это пришло в запустение после её смерти? Хотя, судя по всему, пыль тут не вытирали столетиями».
За столом сидел, вероятно, сам хозяин. Казалось, он спал: в полутемной комнате трудно было рассмотреть его лицо.
Увидев отца Лаймы, Ольга опешила и замерла на месте, оставив за собой раскрытой дверь.
— У нас принято дверь закрывать, — неожиданно произнес Кречет, и его хриплый, продирающий до костей голос эхом разнесся по небольшой комнате. Казалось, он совсем не удивился их появлению. Как будто давно ждал этого.
Ольга вздрогнула. Священник вернулся и закрыл за ней дверь.
— Я тебе говорил, чтобы ты здесь не появлялся, — так же грозно произнес Кречет. — Мало тебе других неприятностей?
— Я подумал, тут такой случай, что мне нужно прийти самому, — сказал дрогнувшим голосом священник.
— Кто она? — спросил Кречет.
— Подруга Лаймы. И я подумал, что нужно привести её к тебе. Она, кажется, обо всем догадывается.
Кречет поднял на Ольгу глаза, и она онемела: они горели слабым красным огнем.
Ольга стала задыхаться, её охватил ужас. Они что, знакомы и заодно? Ей казалось, что всё кончено, время остановилось и никто ей больше не поможет. В глазах ее потемнело, и Ольга потеряла сознание.
— Она каким-то образом узнала про тебя, — продолжал батюшка. — И я подумал, что её нельзя отпускать, она может потянуть за собой еще кого-нибудь, а у нас и без неё бед хватает. Если бы не твоя Лайма, мы бы жили спокойно, но тебе надо было её пожалеть, — совсем прорвало его.
— Заткнись! Не тебе судить о Лайме. Чтобы там не говорили, она наша. Моей крови!
— Зачем тогда ты отпустил её в город?
На это хозяину ответить было нечего. Видно, они уже не первый раз обсуждали это.
— Свяжи её пока и брось в подпол, — приказал Кречет. — Я сегодня сыт. Пусть останется на ужин.
Священник взял со скамьи веревку, перевернул тело Ольги и связал ей сзади руки. Потом открыл дверцу подпола, и спихнул туда бездыханное тело девушки. Когда он прикрыл дверцу половиком, Кречет сказал:
— Это всё из-за него. Говорил, что он ей не нужен, но она не послушалась.
Священник сел напротив него.
— Но ведь это он своими мольбами оживил её.
— Он был только средством! — крикнул Кречет. — Только средством. Я бы и сам её оживил, у неё моя кровь!
— Я понимаю. Но она могла бы и не узнать ничего и всю жизнь прожить нормальной человеческой жизнью.
Кречет, услышав это, сорвался с места.
— Ты думаешь, я хотел втягивать её во всё? Думаешь, хотел, чтобы она волком выла по ночам и принюхивалась к запаху крови? Разве тебе так просто нести службу и смотреть на всех алчными глазами?
— Но ты же знаешь, нормальные люди обходят стороной мою церковь. А те, что ходят ко мне, такие же, как мы.
Тут в окно негромко постучали. Собеседники вздрогнули и, недоумевая, переглянулись. Хозяин поднялся из-за стола, подошел к окну и громко спросил:
— Кого там еще лихая несет?
Снаружи ответили:
— Нам нужен Антон Павлович Кречет. Мы из милиции. Можно войти?
Кречет посмотрел на священника.
— Ну вот, — сказал сипло, — еще гости пожаловали.
Он прошел в спальню и вскоре вышел оттуда с ружьем.
— Что ты задумал, Антон? — испугался батюшка.
— Пусть полежит, — сказал Кречет и положил ружье на скамью за столом.
7
Михайлов, Горюнов и Свирида подъехали к дому Кречета.
— Может, оставить машину неподалеку? — с предосторожностью предложил Горюнов.
— Да что вы, — стал успокаивать его Свирида, — я этого Кречета знаю. Тихий, мирный человек. С виду, правда, несколько суров и угрюм, а так — мухи не обидит.
И все же они остановились метрах в двадцати от дома. Выбравшись из машины, Михайлов с Горюновым стали осматриваться, Свирида сразу решительно направился к дому.
— В такое время дня Кречет должен быть здесь, я уверен, — сказал он и постучал в окно.
Через несколько минут сухо скрипнула дверь и на пороге появился сам хозяин. Три пары глаз с любопытством уставились на него. От них не укрылись ни его серые испещренные зелеными прожилками и коричневыми точками глаза, полные решимости и жестокости, ни рот с припухлыми чувственными губами, вокруг которого залегли глубокие складки, ни толстые волосатые руки, которые оканчивались скрюченными сурово сжатыми пальцами. Особенно отталкивающе действовали на всякого, кто видел Кречета, его вздернутый нос, выпуклый лоб, мясистые уши с плотными краями, изъеденными какой-то болезнью. Его некогда сильные, крепкие плечи теперь согнулись, однако во всем торсе, опирающемся на короткие ляжки с кое-как приделанными к ним нескладными сухопарыми ногами, еще теплилась грозная мощь, как остаток прежней здоровой жизни.
Взглянув на троих милиционеров, стоявших перед ним, Кречет тут же опустил глаза, будто не хотел, чтобы они смотрели в них.
— Антон Павлович, здравствуйте. Это я, Свирида. Вы меня узнаете?
— Как же, помню, — недружелюбно ответил Кречет. — Вы, кажется, наш участковый.
— Точно, — заулыбался Свирида. — Тут товарищи из области хотели бы с вами поговорить по поводу вашего зятя и дочери.
Кречет посмотрел сначала на Михайлова, потом на Горюнова, но на его лице ничего не отразилось.
— Я никогда не общался со своим зятем и ничего про него не знаю, — сказал Кречет. — А если вы насчет Лаймы, то тут и так всё ясно, мне добавить больше нечего.
— Нет, мы не по поводу Лаймы, мы хотели бы все-таки поговорить о вашем зяте.
— Тогда это не ко мне. Я же сказал вам: я с ним не общался.
— Вы не любили его? — спросил Горюнов.
— А я должен был его любить? Он что — баба?
Возникла пауза.
— Мы можем пройти в дом? — спросил Михайлов.
— Зачем? Вы разве не всё выяснили?
— Нет, не всё, — сказал Михайлов и впился взглядом в Кречета.
— Нам хочется взглянуть, как вы живете, — сказал Горюнов. — К тому же ваш участковый признался, что он ни разу не был у вас дома. А участковому, согласитесь, по долгу службы положено знать о своих подопечных всё.
— Я не его подопечный, — сурово ответил Кречет.
— А позвольте узнать, Антон Павлович, на что вы живете, если не работаете и хозяйство не держите? — спросил Кречета Михайлов, входя в дом.
— У меня есть огород.
— И всё?
— Мне достаточно.
Преступив порог, гости остановились, увидав на лавке бородатого мужчину в кожаной куртке. Свирида, приглядевшись, узнал в нем настоятеля рокатовского храма.
— А вы что здесь делаете, святой отец? — спросил он.
Но священник, казалось, совсем не встревожился, хотя и ответил не сразу:
— Да вот пришел уговаривать Антона Павловича посетить нашу церковь. Он человек одинокий, пора бы ему и к Господу приобщиться. Ведь на том свете неприкаянная душа продолжает мытариться, и лишь божья благодать её успокаивает. Но я больно засиделся. Пойду, не буду вам мешать, — засобирался, поднимаясь со своего места, настоятель.
Свирида уловил что-то неестественное в его поведении.
— И как часто, батюшка, вы, переодевшись в мирское, отправляетесь наставлять своих прихожан на путь истинный?
— Не в одежде дело, сын мой, а в том, что под одеждой да на сердце.
— И все же я попрошу вас пока не ходить, святой отец, — остановил его Михайлов. — Вы поможете нам совершить один очень неприятный обряд.
Теперь настала очередь заволноваться священнику.
— Какой обряд?
Михайлов вынул из кармана листок бумаги.
— Согласно санкции прокурора, мы имеем право вскрыть могилу Лаймы Кравченко, чтобы убедиться, действительно ли она захоронена.
Кречет возмутился:
— Я вам не позволю вскрывать могилу дочери. По какому праву? Как вы смеете?
— Дело в том, любезный, — выступил вперед Горюнов, — что вашего зятя позавчера убили.
— Я б его сам убил!
— Причем убили зверски: оторвав потом голову. И как утверждают многочисленные свидетели, это могла быть женщина.