— Что-то не так?
Глафира Федоровна еще раз пробежала глазами по раскладу, что-то пробубнила себе под нос, несколько раз закатила глаза, как будто что-то припоминая, и наконец, не отрывая взгляда от карт, стала говорить.
— Вокруг тебя, девочка моя, сплошная смерть. И в прошлом, и в настоящем, и в будущем. (Ольга еще пуще заволновалась.) Но ты не умрешь, — продолжала гадалка. — Смерть только коснется тебя. (Она подняла одну тройку карт.) Я вижу мертвую женщину. Она недовольна тобой. Она тебя ненавидела, но теперь простила и хочет успокоиться, но не может. (Глафира Федоровна положила карты на стол.) Между вами стоит еще кто-то. Третий. Он не дает тебе спокойно спать, хотя и принадлежит ей. Ты никак не можешь освободиться от него, что-то еще связывает его и тебя. Что-то, что вы не можете разорвать до сих пор.
При последних словах гадалки Ольга почувствовала дрожь во всем теле. Неужели обо всем этом говорят карты?
Ольга сказала:
— Это я виновата в её гибели.
Глафира Федоровна, не поднимая головы, из-под бровей посмотрела ей в глаза.
— Значит, и он был виноват, иначе она не находилась бы сейчас между жизнью и смертью.
— Что? — взволнованно спросила Ольга. — Между жизнью и смертью?
— Да, — не менее взволнованно ответила гадалка. — Она еще не мертва, но уже не жива. Её кто-то вызвал оттуда. Может быть, он, а может, кто-то другой, близкий ей человек, я не знаю, и она хочет что-то тебе доказать.
Сердце Ольги, казалось, выпрыгивало из груди.
— Мне тоже так показалось. Она сказала мне: «Тебе нас не разлучить». Она приходила ко мне. Во сне. Я думала, это и вправду сон. Это же был сон! Она умерла! Как она может мучить меня?!
Глафира Федоровна снова посмотрела пристальным взглядом в испуганные глаза Ольги:
— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, девочка моя. Расскажи мне всё. Может быть, я смогу тебе помочь.
Ольге ничего не оставалось, как рассказать гадалке обо всем, что произошло с ней за последние два дня, рассказать обо всех своих снах и предчувствиях.
Её рассказ получился сбивчивым и неопределенным. Ольга то и дело возвращалась назад, от снов к реальности, от реальности к чувствам, но Глафира Федоровна не зря общалась с людьми, она сразу поняла, что девушка просто-напросто запуталась в себе и её сейчас нужно только успокоить, внушить, что ничего серьезного с ней не произошло и бояться снов, какими бы ужасными они ни были, не нужно.
Она сказала Ольге:
— Да, девочка, моя, вижу, что ты попала в непростую ситуацию, тут я тебе, как говорится, не помощница. К сожалению, тебе самой придется распутывать весь этот дьявольский клубок. Но посоветовать кое-что могу. Нужно обязательно выяснить, где похоронена твоя подруга, и в ближайшей от её могилы церкви поставить за упокой её души свечку, а заодно и самой покаяться — слишком много на тебе грязи. Ведь вся вина в том, что душа этой несчастной до сих пор не может утихомириться, целиком, как я поняла, лежит на тебе. Покайся, и тогда она наверняка от тебя отступит. Уйдет, куда ей и положено. Ты меня поняла?
Глафира Федоровна замолчала. Больше говорить было нечего. Ольга, как сомнамбула, поднялась, положила на стол перед гадалкой пару купюр и собралась уходить.
— Милочка, — сказала Глафира Федоровна, отодвигая обратно Ольге её деньги, — я не возьму с тебя ничего. Ты же не из прихоти ко мне пришла, не из праздного любопытства. Я уважаю чужую боль, потому что знаю, что боль — это чувство, данное нашей душе для испытания, для того, чтобы душа не зачахла. И человек тогда может считать себя человеком, когда он научится ощущать чужую боль. Иди с миром, пусть тебе сопутствует удача.
Потрясенная, Ольга вышла от гадалки. Машинально оделась, спустилась во двор, добрела до автобусной остановки.
Значит, так и есть, как она и думала: это её вина. Из-за неё умерла Лайма и убили Сергея, из-за неё не находят сейчас покоя десятки живых людей и один мертвый. Она чувствует это. Но что надо Лайме? Почему она не может уняться? И почему гадалка сказала, что теперь Лайма успокоилась? Как это понять?
И еще она сказала, что нужно ехать туда, где похоронена Лайма. Зачем? Замолить свои грехи, поставить свечку за упокой души Лаймы? Не глупость ли все это?
«Почему я должна всему этому верить?» — думала Ольга.
Она еще пыталась как-то унять дрожь, страх, но у неё ничего не получалось: страх оставался, волнение не проходило.
Всю обратную дорогу Ольга только и думала о том, что сказала ей Глафира Федоровна. Может, и вправду стоит съездить к Лайме на могилу? А вдруг гадалка права? Вдруг она на самом деле очистится? Неужели она так черна?
«Вокруг тебя, девочка моя, сплошная смерть», — вспоминала опять. Сплошная смерть!
«Я не верю этому!» — мысленно кричала Ольга и терзалась от безысходности.
3
С утра подполковник Силаев вытащил Михайлова в бассейн. С ним было и несколько замов, среди которых Михайлов увидел и своего нового знакомого Тарасова.
— Плаваю почти каждое утро, — без тени хвастовства говорил Михайлову Силаев. — Утреннее плавание, не только бодрит, но и омолаживает.
Силаев плыл по соседней дорожке.
— Может, на перегонки?
— Да нет уж, — засмеялся Михайлов. — Я пловец никудышный, да и техника слабовата.
— Тогда извините, пройду свою норму, — сказал Силаев и быстро погреб вперед.
Михайлов не мог не оценить здоровое могучее тело подполковника. Будет ли он в его годы таким ловким и сильным?
«Надо бы и мне почаще наведываться в спортзал», — подумал Михайлов. Что ему мешает? Живет один, свободного времени хоть отбавляй.
Вода приятно освежала тело. Огромная стеклянная стена бассейна глядела на восток. Оттуда уже выкатилось яркое пятно, крася позолотой синюю гладь воды. Все вокруг казалось фееричным, даже голоса непривычно скользили по молочной кафельной плитке, пестрой мозаике на стенах, отражались эхом от потолка, смешивались с плеском воды и приглушенной мелодией из динамиков.
С Горюновым Михайлов встретился около десяти.
— Что у вас новенького, Женя, — спросил, увидев на лице Горюнова сияющую улыбку. — Что-то раскопал?
Горюнов небрежно бросил черную кожаную папку на стол.
— Есть несколько любопытных фактов.
— Выкладывай, не томи душу. — Настроение у Михайлова тоже было приподнятое. Бассейн подействовал на него взбадривающе.
Горюнов с важностью сел за свой стол.
— Во-первых, я выяснил причину смерти жены Кравченко — Лаймы.
Горюнов демонстративно выдержал паузу.
— Что бы вы думали? — вскинул он, бахвалясь, брови. — Она повесилась.
— Повесилась? — чуть ли не одновременно вскрикнули Михайлов и Семенов.
— И как утверждают соседи: на почве ревности.
— Вот это да! — не удержался, чтобы не присвистнуть, Семенов. Он присоединял шнур к электрочайнику. Пора было побаловаться чайком.
— И как вы думаете, к кому? — Горюнов обвел присутствующих таинственным взглядом.
— К Ракитиной! — почти выкрикнул Семенов.
— Вы абсолютно правы, коллега. К той самой Ракитиной, которая обнаружила своего дружка Кравченко убитым в собственной квартире. Не интересно ли? Недостающее звено. Круг замыкается, — торжественно закончил Горюнов.
Наступила пауза.
— А во-вторых? — спросил вдруг Михайлов так безразлично, будто новость совсем не произвела на него впечатления.
— Что — во-вторых? — удивленно посмотрел на него Горюнов.
— Ты сказал «во-первых», скажи теперь, что «во-вторых», — объяснил мысль Михайлова Семенов. Он уже распечатывал пачку индийского чая.
— А во-вторых и в-третьих, уже не так интересно. Мы вчера, как я говорил, дали телеграмму матери Кравченко Будем надеяться, что она сегодня приедет. И еще. Соседи сказали, что Ракитина после смерти Лаймы Кравченко в квартире своего любовничка больше не появлялась. Он, наверное, просто прогнал её.
— Или порвал с ней все отношения, — предположил Михайлов.
— А может, они затаились и ждали… Ждали, пока всё перемелется? Может, это они Лайму вдвоем — а? — Горюнов будто впал в детство.
— Ты слишком много читаешь детективов, — сказал Михайлов. — Но эту версию мы тоже не можем отбрасывать. У нас случайно нет фотографии Ракитиной? — посмотрел он на Горюнова.
— Откуда? — развел тот руками.
— Тогда дуй на её работу и по любому разыщи мне её фото. Заодно расспроси у сослуживцев, что она за человек, может, где зацепимся. А я займусь Лаймой Кравченко.
— Может, у самой Ракитиной взять фотографию? — спросил Горюнов.
— Пусть она пока не знает, что мы ею заинтересовались. Да и вряд ли это её рук дело. Я что-то сомневаюсь.
— Тогда я пошел?
— Иди. Связь, как обычно. И вечером встречаемся.
— Хорошо, — сказал Горюнов и, подгоняемый любопытством, выскочил.
Михайлов направился к начальнику следственного отдела. Увидев Михайлова, он поднялся из-за стола и пошел ему навстречу.
— Николай Николаевич, милости просим. Извините, что никак не мог встретиться с вами: сами понимаете, текучка. И за вчерашнее тоже. Каюсь. Вы что-то хотели? — сразу перешел к делу Кольцов.
— Да вот с этим происшествием, с Кравченко. Его жена не так давно покончила с собой. Где-то месяц — полтора назад. Я бы хотел посмотреть материалы. Они в архиве?
— В архиве? — усмехнулся Кольцов. — Да там у нас давно нет места, до самого потолка все завалено, накопилось. Интересующие вас материалы этого года у меня в шкафу. Вы случайно не знаете номер отказного или хотя бы КУП?
— К сожалению, — сказал Михайлов.
— Тогда подождите секунду, я скажу Любе, она разузнает.
Он вышел из кабинета и через минуту вернулся.
— Сейчас Люба прогонит всё по компьютеру и даст знать. Чаю не хотите?
— Да нет, спасибо, я только-только позавтракал. Как там у нас дела с розыском машины, которую догоняли гаишники?
— Объявился вчера вечером владелец. По всем приметам машина была угнана у него. Кстати, неподалеку от дома того самого Кравченко. Буквально через дорогу.
— Выходит, эти два события, как я и предполагал, связаны? — произнес Михайлов.
— Окончательно мы ничего сказать пока не можем, машина ведь не найдена. Вот если мы её обнаружим, а в ней еще и окажется что-нибудь связанное с этим делом, тогда все и прояснится.
— А если предположить? Тогда получается, что у Кравченко все-таки был кто-то, если и Скачко, и Бутенков видели за рулем женщину?
— Но они могли её видеть и потом, а убийство совершить совсем другой человек.
— Могло быть и так.
Кольцов не сдержался и спросил:
— Как вам наши ребята?
— Боевые. Штаны почем зря не протирают, в кабинете не отсиживаются.
— Эх, нам бы побольше свободы, а то порой так руки связаны… Да и техника: разве на такой гоняться за преступниками?
— Ну это не только ваша проблема, — сказал, чтобы только поддержать разговор Михайлов, — У нас не лучше вашего.
Тут в кабинет заглянула невысокая миловидная девушка в сером костюме. Увидев Михайлова, смутилась и замерла у двери.
— Лев Янович, вы спрашивали номер отказного по Кравченко Лайме?
— Спрашивал.
— Номер 3158,- совсем зарделась она.
— Спасибо, Любочка, — поднялся Кольцов и подошел к встроенному в стену шкафу. Девушка вышла. Открыв его, он оглядел снизу доверху лежавшие стопкой папки и, приподняв одну из них в середине, взглянул на номер.
— Вот оно. — Достал он тонкую серую папку. — Материала, как видите, немного. Дело, скорее всего, было ясное.
— Я возьму, если не возражаете, — попросил Михайлов Кольцова. — Ознакомлюсь.
— Да, пожалуйста. Если меня не будет, оставите у Любы в приемной, она мне передаст. Заходите. Чем могу, тем помогу, — сказал Кольцов, закрывая за Михайловым дверь.
Михайлов с благодарностью кивнул сидящей за компьютером Любе. Она снова зарделась и слегка улыбнулась. Михайлов поспешил в кабинет Горюнова.
Семенов пил чай, осторожно отхлебывая. Из чашки струился пар.
— Не будете? — показал он Михайлову на чашку.
— Нет, нет, — отказался тот. Ему не терпелось посмотреть дело Лаймы Кравченко.
Материалов было действительно не так много. Опросы свидетелей и близких, фотографии с места происшествия, заключение. Всё вроде бы правильно, логично.
Предсмертная записка: «Тебе не разлучить нас», написанная рукой Лаймы, привлекла особое внимание Михайлова.
«Странно, — подумал он. — Если покойная так обращается к своему мужу, значит, не он был виновников её разрыва. Следует ли из этого, что у Лаймы был любовник и Сергей знал о нем? Но почему тогда вешается она, а не он? Она так сильно была привязана к своему другу?»
«Тебе не разлучить нас».
Обратил ли следователь внимание на эту необычную записку? Ведь перед смертью человек обычно либо извиняется перед другими за содеянное, либо объясняет причину, толкнувшую его на суицид. Здесь же явный оттенок какой-то обиды, огорчения. В ней и упрек, и обвинение.
Но все вокруг утверждают, что Ракитина и Кравченко были любовниками, а Лайма от всей души любила своего мужа. Может, никто ничего не понял? На самом деле любовник был у Лаймы, а Кравченко запретил ей встречаться с ним? Тогда кто он, этот таинственный любовник Лаймы?
У Михайлова всё спуталось в голове.
Одни показания соседей, другие. Допрос Кравченко. Тот ничего не отрицает: у него была любовная связь с близкой подругой его жены, узнав о которой Лайма наложила на себя руки.
Близкая подруга его жены — Ракитина? Почему следователь не узнал этого? Ухватился за первый возникший мотив и счел дело закрытым?
А если и Ракитина, что это меняет?
Проклятая записка, она вносит только сумятицу!
Михайлов еще раз пересмотрел бумаги.
Почему нет опроса родственников Лаймы? Где её родители? Может, они больше чем кто-либо пролили бы свет на происшедшее? Где они могут быть? Может, живут за сотни километров отсюда? А где похоронили Лайму? На похороны-то родня в любом случае обязана была приехать.
Михайлов задумался, потом пометил у себя в рабочем блокноте:
— адрес родителей Лаймы;
— место захоронения;
— окружение (любовник?).
Михайлов почувствовал, что ни на один из вопросов у него нет определенного ответа.
«Придется еще раз допросить Ракитину», — решил он и это записал в своем блокноте.
Семенов зазвенел чашками у свободного столика, который служил им буфетом. Увидев, что Михайлов освободился, опять спросил:
— Может, все-таки чаю?
— Нет, спасибо, Слава, чуть попозже.
Поднялся.
— Если меня будет кто искать, я поехал на квартиру Кравченко. Оттуда позвоню. Ты здесь будешь?
— Пока здесь, мне еще один материал закончить надо.
— Тогда я поехал, — сказал Михайлов и вышел.
4
От гадалки Ольга вышла подавленная. У неё был выбор: либо продолжать встречаться с призраком по ночам, либо ехать на могилу Лаймы и там разобраться со всем окончательно, как посоветовала Глафира Федоровна.
Но что она там будет делать? Скажет пару пустых слов: «Прости меня» или «Оставь меня в покое»? Что это даст? Она же не настолько суеверная.
И еще гадалка велела поставить за упокой души висельницы свечку. Это нетрудно. Только разве церковь приветствует висельников? И потом, что это изменит? Она станет спать спокойно? Её перестанут терзать ночные кошмары?
Ольга терялась, не знала, как поступить, не могла ни на что решиться.
А может, все-таки поехать, послушать Глафиру Федоровну? Что она теряет? В конце концов, может, действительно, побывав на могиле Лаймы, она обретет покой? То же самое внушение, которого ей так сейчас не хватает.
Бабушке оставит записку, что заночует у подруги, бабушка все равно не знает её подруг. Сама же тем временем возьмет билет на автобус и рванет в Пырьевку, может, там освободится от своих страхов?
Дома, к радости Ольги, Ирины Петровны не было. «Наверное, пошла в магазин», — решила она.