Он подошел к окну, отдернул занавеску… Теперь ночь уже не пугала. Даже самому странно: чего бояться? Окна выходили на дорогу, пустую по ночному времени, и Леша вдруг подумал о том, что всего через несколько часов, когда он в последний раз выйдет из дома, эта дорога станет для него путем к свободе! Последней, настоящей свободе, которую никто не в силах отнять у человека.
Эта простая мысль так обрадовала его, придала сил и смелости, что он рванул на себя оконную раму и распахнул окно настежь. Разгоряченное лицо обдало холодным ветром, и это было приятно! Он чувствовал себя свободным, сильным, и сука-шизофрения уже не властна над ним.
Леша даже засмеялся от счастья. Он высунулся в окно и крикнул в темноту:
— Я обманул тебя! Поняла? Обманул!
Глава 4
Зоя
Зойка свернулась в клубочек под одеялом, накрылась с головой и тихо всхлипывала. Вернувшись домой, она битый час бестолково металась по квартире, не находя себе места, и, наконец, улеглась в постель совершенно обессиленная, дрожащая как в ознобе. Хорошо еще, что мать ушла на смену и вернется только завтра! Наверное, будь она дома, догадалась бы, что с дочкой творится неладное, начала расспрашивать, и удержать свою тайну Зойка бы не смогла… Врать она никогда толком не умела.
Но сегодня мама не придет, а завтра будет уже поздно.
Думать о маме было страшно. Как же она теперь, без нее? Зойка представила себе, как она узнает о том, что ее больше нет. Плакать будет, наверное… И как объяснить, что она не может поступить иначе, у нее просто нет другого выхода?
Надо написать записку. В книгах и фильмах все герои, решившие свести счеты с жизнью, оставляют близким послание! Это всегда выглядит так красиво и трогательно… Как последний привет с того света.
И надо это сделать прямо сейчас, пока еще есть немного времени.
Зойка утерла слезы ладошкой, вылезла из постели и, поеживаясь от холода, принялась рыться в ящиках письменного стола. Совсем недавно, сидя за ним, она готовила уроки… Под руки попалась тетрадка с мультяшной русалочкой на обложке. Хорошо, подойдет! Чистых страниц осталось еще много.
Она торопливо вырвала листок в клеточку, примостилась у стола и задумалась. Что писать? Мысли метались в голове, словно маленькие испуганные зверьки в тесной коробке, и она никак не могла сосредоточиться. Зойка тяжело вздохнула, и старательно вывела:
«Дорогая мама!»
Нет, не так. Как-то очень сухо, казенно, будто поздравление от месткома. Перед глазами на миг, словно живое, предстало мамино лицо — усталые глаза, привычно опущенные уголки губ, ниточки седины в волосах… А ведь она еще молодая, в прошлом году отпраздновала сорокалетие! Хотя ничего удивительного в этом нет, жизнь у мамы нелегкая. Трудно выглядеть как кинозвезда, если приходится одной поднимать ребенка, работая на хлебозаводе.
Отца Зойка не помнила. Он исчез из ее жизни очень рано, а мать ничего не рассказывала. Иначе как «пьяница проклятый» она его не называла… Мама все время работала, приходила усталая и часто повторяла:
— Учись, дочка! Учись, чтоб профессию получить, в люди выйти, пожить по-человечески… А то будешь, как мать, всю жизнь на заводе ишачить!
Что такое «ишачить», Зойка по малолетству еще не знала, но вряд ли это было что-то хорошее.
Она и в самом деле училась старательно. В отличницы, правда, не выбилась, но школу закончила без троек. Она старательно изучала «Справочник для поступающих в вузы» и после долгих размышлений подала документы в педагогический.
Ей всегда нравилось возиться с детьми, и Зойка даже жалела, что она одна у мамы. Вот бы иметь младшего брата или сестренку!
Правда, мама ее выбор не одобрила.
— Ты что, совсем ополоумела, что ли? — возмущалась она. — В школу пойдешь, училкой? Хочешь всю жизнь копейки считать? Старой девой остаться? — И еще много всякого…
Тогда они с мамой крупно поругались — впервые в жизни, наверное. То есть это мама кричала на нее, а Зойка только плакала в три ручья, шмыгая вмиг покрасневшим носом. Она тогда не спала всю ночь и на экзамен пришла с тяжелой головой и опухшими глазами. Из-за этого ли или просто потому, что плохо подготовилась, Зойка провалилась с треском… По дороге домой она попала под проливной дождь и в тот же день слегла с высокой температурой. Мама отпаивала ее чаем с малиной, заставила надеть теплые шерстяные носки (это летом-то, в жару!) и привычно ворчала:
— Ну, я же говорила! Нечего соваться куда не надо. Ты бы еще в артистки пошла.
Зойка лежала такая несчастная, слабая, что мама скоро смягчилась:
— И не реви попусту. Пойдешь в училище, на повара выучишься. Вот профессия хорошая! По крайности, всегда при пище будешь… Вон, Нинка из второго подъезда в ресторане работает, горя не знает! Сумки домой тащит и в золоте вся, квартиру отремонтировала, машину они с мужем покупают… Все как у людей!
Зойка покорно отнесла документы в училище, недавно переименованное на западный манер в колледж, и начала постигать тонкости приготовления борщей, котлет и заварного крема для пирожных. По правде говоря, учиться ей не особенно нравилось. Огромная кухня в столовой, где они проходили практику, почему-то пугала и подавляла. Даже не верилось, что здесь готовится обычная человеческая еда, а не какая-нибудь великанья трапеза! К тому же там все время что-то шкворчит на сковороде, кипит в кастрюле, исходя паром, снуют поварихи в высоких колпаках, перекрикиваясь между собой…
В этом чаду и шуме Зойка очень быстро терялась, все путала, роняла, ее ругали за медлительность и бестолковость. На занятиях было не легче. Какие-то «калоражи» и «разблюдовки» превращали приготовление еды в сложный и обезличенный технологический процесс, так что Зойка отчаянно скучала и, если спрашивали, часто отвечала невпопад.
Перед Новым годом Зойка с подругой отправилась в кафе. Еще, помнится, идти не хотела… Она всегда стеснялась больших и шумных компаний, от громкой музыки быстро начинала болеть голова и закладывало уши, от сигаретного дыма, висящего стеной, слезились глаза и в горле першило… К тому же и надеть было совершенно нечего. Пересмотрев свой небогатый гардероб, Зойка решила, что лучше уж остаться дома.
И в самом деле — лучше бы осталась! Все ведь могло сложиться иначе. Подумав об этом, Зойка заплакала почти в голос, тоненько подвывая. Если бы она никуда не пошла в тот вечер, жила бы себе спокойно, не рыдала бы среди ночи в подушку…
И умирать завтра тоже бы не пришлось.
Но это сейчас, а тогда Зойка чувствовала себя настоящей Золушкой, которую не берут на бал. «Ну почему так несправедлива жизнь? — с тоской думала она. — Кто-то может развлекаться, а кто-то так и будет стоять всю жизнь у котла с поварешкой!»
Но вместо феи-крестной явилась подружка Алка. Она-то уже была в полной боевой готовности: красное короткое платье, яркий макияж, больше похожий на раскраску индейца, вышедшего на тропу войны, броские украшения, звенящие при каждом шаге…
— Ты еще не готова? — всплеснула руками она. — Опаздываем же!
— Я не пойду! — ответила Зойка. — Дома останусь… Что-то не хочется.
— Ты не дури! — строго сказала Алка. — А то так всю жизнь дома и просидишь. Давай собирайся по-быстрому!
Она в два счета соорудила на Зойкиной голове модную прическу с налаченной челкой, помогла накраситься и, критически оглядев гардероб подруги, грустно вздохнула:
— Да, тяжелый случай… Это полный отстой! Ну ничего, сейчас что-нибудь придумаем.
Через час они уже сидели за столиком в кафе. Зойка с непривычки мучилась в слишком тесной для нее Алкиной модной кофточке с большим вырезом на груди и сапогах на высоких каблуках, но мужественно терпела.
В таких местах она еще никогда не бывала! Мебель под старину, мягкие, удобные диваны, приглушенный неяркий свет, запах свежесваренного кофе — все создавало атмосферу уюта и вместе с тем причастности к какой-то другой жизни, прежде Зойке недоступной. Пианист за роялем в углу играл какую-то тихую, красивую мелодию, улыбался входящим посетителям и дружески кивал знакомым… Хотелось слушать его, удобно устроившись на мягком диванчике, и не уходить отсюда как можно дольше.
— Эй, ты что, заснула? — Алкин голос прервал мечтательные грезы. — Ну-ка посмотри направо! Да осторожнее, головой не верти.
И в самом деле — за соседним столиком удобно расположились двое парней. Они, не стесняясь, рассматривали девушек, выпивали, смеялись своим шуткам… Зоя смутилась, но Алка чувствовала себя здесь как рыба в воде.
— А что, ничего себе кексы… — протянула она, картинно затягиваясь длинной тонкой сигаретой. — Вот увидишь, сейчас подойдут знакомиться! Чур, мне тот, высокий.
И в самом деле — один из парней поднялся с места и направился к их столику.
— Девушки, вы скучаете? — галантно осведомился он. — Не хотите ли разделить компанию?
Алка улыбнулась, бросив на него томный взгляд из-под густо накрашенных ресниц, а Зоя в один миг позабыла обо всем на свете. Такой красивый парень! Она влюбилась в него без памяти с первого взгляда.
Костик стал для нее первым мужчиной. Все случилось очень быстро, на втором свидании. Зойка и понять ничего не успела. Привел в гости, включил музыку, налил бокал шампанского… От игристого вина закружилась голова, стало легко и весело, потом Костик стал ее целовать, а в следующий момент они почему-то оказались голые в одной постели.
Целых полгода Зойка прожила в тяжелом и сладком любовном бреду. Летала-трепетала на свидания по первому звонку, млела от любого ласкового слова или прикосновения, глядела на мир с блаженно-идиотской улыбкой… И верила, верила от души, что впереди — только хорошее, что они с Костиком непременно скоро поженятся, нарожают детишек и будут жить долго и счастливо.
А потом настал день, когда Зойка почувствовала, что теперь в своем теле она уже не одна. И дело было не только в легкой тошноте по утрам, в набухающих грудях и непривычно тяжелеющих ногах. Появилось странное ощущение наполненности всего ее существа, и Зойка чувствовала, что где-то там, в глубине, уже прорастает крошечное семечко… Это было ново, непривычно, но вместе с тем — и радостно тоже!
К Костику она летела как на крыльях, спеша сообщить ему эту новость. Но любимый почему-то совсем не обрадовался. На его красивом лице появилось выражение брезгливой отстраненности.
— Вот уж не думал, что ты такая дура! — процедил он сквозь зубы.
Зойка отшатнулась, словно он ее ударил.
— Что… Что ты сказал? — прошептала она непослушными губами.
Глупышка, она еще надеялась, что это просто недоразумение или злая, нелепая шутка, что Костик сейчас одумается… Но этого не произошло.
— Ты уж прости, подруга, но разбирайся с этим сама! И вообще… Откуда мне знать, что это мой ребенок? Я тебе ничего не обещал!
Зойка шла домой, качаясь, будто пьяная. Какая-то старушка неодобрительно покачала головой и пробурчала: «Вот молодежь пошла! Девки белым днем напиваются! Совсем стыд потеряли…»
За советом и помощью Зойка кинулась к подруге. Многоопытная Алка только головой покачала.
— Ну ты и дура! — отрезала она, выдыхая клубы сигаретного дыма. — Угораздило же так попасться…
— Да знаю, что дура! — всхлипнула Зойка. — Что же мне теперь делать-то?
— Ты что, совсем дикая, что ли? — покачала головой подруга. — Сделаешь аборт, и все! Под наркозом, ты и не почувствуешь ничего…
В женскую консультацию Зойка шла, словно на Голгофу. Проходя мимо детской площадки, она остановилась на мгновение… И почувствовала себя убийцей. При одной мысли о том, что в животе у нее растет такой же малыш, которому не суждено будет родиться, на душе стало совсем паршиво.
Еле передвигая ноги, Зойка добрела до поликлиники. В коридоре воняло хлоркой и какими-то лекарствами, пожилая нянечка в белом халате возила шваброй по линолеуму, ворча под нос: «Вот натоптали-то! Вот натоптали…» Даже плакаты на стенах были какие-то угрожающие — про венерические болезни и еще зачем-то человеческие внутренности в разрезе. Зойка опустилась на жесткую неудобную банкетку, сложила руки на коленях и стала ждать. Хоть бы скорее…
Но ждать, как нарочно, пришлось долго. Из-за двери слышалось звяканье инструментов, донесся приглушенный женский стон… Потом грубый сварливый голос:
— Чего орешь-то? Чего орешь? Я не делаю еще ничего! Под мужиком не орала, небось, а здесь разохалась! Трахаетесь незнамо с кем, а потом сюда бежите сопли свои размазывать — спасите, мол, помогите…
Зойка охнула и зажала уши. Мысль о том, что через несколько минут в этом ужасном кресле, напоминающем орудие пытки, окажется она сама — униженная, беспомощная перед чужой грубой силой, — была так отвратительна, что хотелось просто сквозь землю провалиться.
— Эй, ты чего там сидишь?
Из кабинета высунулась огромная бабища в белом халате, туго перетянутом ниже груди, и высоком крахмальном колпаке, надвинутом до самых бровей. Выглядела она как продавщица из молочного отдела в гастрономе, только на руках у нее были резиновые перчатки, и от этого было еще страшнее.
— Ну, кто там следующий? Ты, что ли? Давай, заходи, или особого приглашения ждешь?
— Н-нет, извините…
Зойка вскочила и почти бегом бросилась прочь. Она ни о чем не думала — просто бежала, как напуганное животное, спасающее свою жизнь и свободу.
Потом она долго сидела под дождем. Выхода не было… Оставалось только одно — пропадать. А что делать еще, если она больше никому в целом свете не нужна?
С трудом передвигая ноги, Зойка добрела до метро. Она стояла на платформе, ожидая поезда, и думала о том, как было бы хорошо умереть прямо сейчас, чтобы больше не было ничего — ни одиночества, ни боли, ни страха, ни того существа, которое нежданно-непрошено уже растет в ней, и теперь надо что-то делать и решать.
Из темного чрева тоннеля показались яркие желтые огни поезда. Словно глаза чудовища, зорко высматривающего свою жертву… И Зойка неожиданно для самой себя вдруг рванулась ему навстречу. Как она раньше не догадалась! Ведь это так просто. Надо сделать лишь один шаг — и все кончится…
Чья-то сильная рука резко дернула ее назад. Зойка еле устояла на ногах и с размаху плюхнулась на кстати оказавшуюся рядом скамейку. Перед ней стояла высокая красивая девица с бледным строгим лицом, одетая во все черное. Зойка даже оробела — она-то думала, что такие только в журналах бывают.
— Куда лезешь, дура? — строго спросила она. — Глаз нет, что ли?
Зойка отчаянно замотала головой. Теперь, когда первый порыв прошел, она чувствовала, что больше не сможет решиться на такой отчаянный шаг.
— Я… я жить не хочу больше! — выпалила Зойка и разрыдалась.
Она плакала навзрыд, захлебываясь слезами, и не могла вымолвить больше ни слова. Но девушка не уходила. Она терпеливо стояла рядом, глядя на Зойку, как на неразумного младенца.
— Вот горе-то! Навязалась ты на мою голову, — вздохнула она. — Ладно, пойдем отсюда на воздух!
В скверике Зойка почувствовала себя намного лучше. Она рассказала все — и про Костика, и про маму, и даже про эту противную тетку в женской консультации.
Девушка отреагировала странно — несколько секунд она испытующе смотрела в распухшее, зареванное Зойкино лицо, потом, словно приняв какое-то решение, сказала:
— Дура ты, дура и есть. Ну кто ж так делает? Ладно, пошли со мной. Одно место еще осталось.
Это было так странно, так неожиданно, что Зойка покорно утерла слезы и пошла вслед за незнакомкой, даже не спрашивая, куда и зачем.
А место оказалось — на тот свет…
Зойка всхлипнула и тряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания. Что уж там, теперь все равно! Завтра для нее все кончится. Девушка вырвала из тетради чистую страницу, задумалась на мгновение и быстро написала:
«Мамочка, прости меня, пожалуйста! Ухожу, потому что не могу иначе. Костик меня бросил, а я беременна. Не хочу больше жить. Прости и пойми, если сможешь.
Твоя дочь Зоя».
Вот и все. Письмо получилось кратким и не таким трогательным, как в кино, но сойдет и так. Надо положить куда-нибудь на видное место…