— Зачем ты до сих пор живешь с ней? — спросил Итан.
— У меня ничего нет, — сказала я. — У Альдаро было столько долгов в конце. Я пыталась как-то с этим бороться, пыталась сама вести его дела. Он не позволял мне лезть, орал на меня. Он переписал почти все на мать, чтобы не отняли. Остальное заложил. Я даже не всегда могла понять, куда все уходит. У меня был свой магазинчик специй на Зеленой улице, с неплохим доходом, у меня были свои деньги, чтобы купить маленькую квартирку и спокойно жить. Надо было успеть сбежать от него раньше, пока он не умер… — я невесело усмехнулась. — А после смерти Альдаро долгов оказалось столько, что пришлось продать все, и мое тоже. Большую часть выплатила Недина. Она позволила мне остаться жить в этом доме, выделяет деньги ежемесячно, но слишком мало, чтобы начать заново самостоятельно. Мне некуда идти. И, думала, Фаурицио — неплохой вариант, все лучше, чем с ней. Но теперь…
Губы Итана касаются моего лба, его пальцы гладят мою спину.
— Хочешь, я куплю тебе квартиру в Лекаде или подальше отсюда, чтобы начать заново. Между прочим, я должен тебе денег, помнишь? Когда твой отец заплатил колдуну, чтобы сделал меня похожим на ютолийца, и за новые документы — я могу вернуть. И на новый магазинчик тоже, или что захочешь, ты ведь не станешь сидеть дома.
Я даже замерла в его руках. Так это прозвучало естественно и заманчиво. Но…
— Нет, Итан. Не нужно. Ты спас мне жизнь. Это я обязана тебе слишком многим. Я не буду ничего брать у тебя.
Он вздохнул, прижал меня крепче.
— Хочешь, я дам тебе в долг, и ты отдашь, когда сможешь?
— Нет. Я сама.
— Лучше выйти замуж за богатого старика?
Я усмехнулась, потерлась носом о его шею.
— Может, и лучше. Какая тебе разница? Это моя жизнь… Ты ревнуешь?
Он промолчал, не ответил. И к счастью, наверное, я не хотела сейчас услышать честный ответ.
— Меня готовы взять секретарем в газету, — сказала я. — И помощником бухгалтера в «Мензо и сыновья». Если Недина совсем допечет, я смогу от нее съехать.
— Секретарю платят слишком мало, чтобы снимать квартиру и нормально жить. Зачем это тебе?
— А что мне нужно, по-твоему?
— Быть свободной и делать все, что захочешь, — он усмехнулся.
Не этого, Тану. Слишком много времени прошло, и все изменилось.
Щекой к его груди… я обнимала его, гладила ладонью.
— Мне не нужна твоя помощь, Тану. Я смогу справиться сама.
— Хорошо, — тихо согласился он, — Но подумай, если будет нужно, можешь обращаться в любой момент, мне не сложно.
Я не буду. Это не правильно — просить у него.
И хватит уже. Иначе, слишком далеко может зайти…
— Спасибо, Тану. Обними меня. Я ведь пришла сюда не для того, чтобы жаловаться на жизнь.
Почувствовала, как он улыбнулся.
— По крайней мере, от моих поцелуев ты не отказываешься.
Его губы на моих губах… отчаянно горячо, я и забыла, что можно так целоваться, когда кружится голова и горят щеки, что обо всем можно забыть.
Так горячо и так нежно.
Он снял с меня платье, я с него — этот шелковый халат. И невероятно, безумно хорошо прикоснуться к нему, прижаться всем телом. Почувствовать его тепло, его тело, почувствовать его в себе, наконец. Как он толкается во мне, прижимая к кровати, без слов давая понять: «ты моя, теперь никуда не деться». Настойчиво, и даже не хочется с этим спорить, просто отдаться его воле. Он снова со мной… И его тихий рычащий стон мне в ухо — словно именно сейчас все правильно, как надо.
Его ласки…
И ни о чем больше не думать.
Вот только я все испортила сама.
Уже потом, когда все закончилось, и он перекатился на спину, пытаясь восстановить дыхание, увлекая меня за собой. Я лежала у него на груди, его пальцы рисовали узоры у меня спине… я так расслабилась… и вырвалось само…
— Я так скучала без тебя, Тану.
Словно теперь все будет иначе.
Пальцы Итана, на моей спине, замерли. Долгий судорожный вздох.
Не стоило. Мы можем делать что угодно, но не стоит говорить это вслух. Я невольно напряглась. Ведь никакого продолжения не будет.
Я не хотела…
— Я тоже, — совсем тихо шепнул он.
Он лежал на спине, закрыв глаза, все еще обнимая меня. Его ноздри чуть подрагивали…
Надо что-то сказать…
Меня спас завтрак. В дверь позвонили. И Итану пришлось идти открывать, никаких объяснений больше.
Пока он ходил — я оделась.
— Мне пора, — сказала я, глядя в зеркало, не на него, поправляя прическу. — У меня тоже еще много дел, я специально забежала пораньше, чтобы освободиться…
Я видела, он уже убирал со стола остатки вчерашнего. И завтрак… Для нас. Все так чудесно пахло… Завтрак был на двоих. Он знал, что я приду. И омлет с помидорами, как я всегда любила…
— Не останешься? — в его голосе сожаление и облегчение разом.
— Нет, — сказала я. — Я получила то, зачем пришла.
ГЛАВА 9. Звездная ночь
Марис, дом Фейруха Фа-ди-Иджант
Он влез в окно, когда я спала.
Я не сразу поняла, что случилось, поняла только, что в комнате кто-то есть. Чужой. Испугалась, подскочила на месте, едва не вскрикнула. Не успела.
Он мгновенно завалил меня на кровать, прижал, зажимая ладонью рот.
— Тихо. Это я.
Итан!
У меня даже в глазах потемнело, я поверить не могла. Он живой! Я же ничего не знала, два дня не находила себе места, рыдала, лезла на стену. Отец не выпускал меня и не объяснял ничего.
Итан.
Я не могла нормально обнять в ответ, он все еще держал меня, но я обхватила его ногами — не важно, просто хотелось почувствовать его, быть ближе. И он явно хотел того же. Ему понадобилась пара секунд, чтобы расстегнуть штаны, подлезть под мою и без того задравшуюся сорочку. Его горячий член протолкнулся в меня одним движением, с усилием, быстро и почти больно — я не готова, и даже не успела толком осознать… вместе с поцелуем.
Итан целовал меня. Я застонала невольно, прикусив его губу. Попыталась сдвинуться под ним, устраиваясь удобнее, но он держал так крепко, что не шевельнешься. Только толкнулся еще сильнее, почти не подаваясь назад, жадно, словно не желая больше никому отдавать. С тихим рыком, словно я его добыча.
Я тоже так могу!
Я держала ногами, обхватив его бедра, вжимая в себя так сильно, так глубоко, как только хватало сил, выгибаясь, сама подаваясь к нему. До искр из глаз. Ты мой!
Он попытался было дернуться, но я не отпускала. Сколько могла, пока колени не начало сводить, почти до судорог, и судорог внутри меня. Застонала. И только потом позволила немного податься назад, и тут же толкнула в себя снова. И еще раз.
Итан тихо зарычал сквозь зубы, возмущаясь моему самоуправству, но возбужденно, вместе с тем, его это заводило. И мне захотелось знать, как далеко я могу зайти.
Только и ему тоже. Он попытался прижать меня к кровати сильнее, чтобы не дергалась, всем своим весом лег на меня — он же здоровенный, тяжелый… хотя не слишком давя на грудь, давая дышать. Он отлично понимал, что это игра, отлично рассчитывал силу. Но так, лежа на мне, ему стало сложнее прижимать мои руки. Я изо всех сил оттолкнулась локтем и ногой, стараясь перевернуть его, оказавшись сверху. Уперлась, с усилием, стиснув зубы. Мне было интересно, поддастся ли он?
На какое-то мгновение мне показалось, что он поддался, что вот сейчас… Но он только чуть приподнялся, и резким рывком перевернул меня на живот, я ничего не успела. И снова прижал сверху. Я еще попыталась дернуться, но он держал крепко. Он намного сильнее, чего уж тут. Заставил развести ноги, согнуть правую в колене, и быстро бескомпромиссно отымел, пока я не вырвалась.
И только потом, с облегчением, кончив мне на спину, отпустил. Дал перевернуться к себе лицом. Все, он это сделал!
Итан все еще возвышался надо мной, с видом победителя, опираясь на руки, его ноздри подрагивали, и я…
Вот тут я всхлипнула. Я смотрела на него, и у меня дрожали губы. И слезы…
Он испугался.
— Джуара? Джу… я сделал тебе больно, да?
Он не хотел так со мной, просто азарт и мои игры…
И — нет, не больно, он контролировал себя.
Глупый. Дело не в этом. Я громко всхлипнула снова.
— Ты живой! Итан!
Рыдания подкатили к горлу снова, я обняла его рывком, прижалась к его груди.
Он растерялся окончательно, нежно обнял меня в ответ, так осторожно, словно не уверен уже ни в чем.
Я очень старалась справиться с собой, тихо, чтобы не услышали… хотя мои рыдания никого не удивят, я рыдала весь день. Я ненавидела себя…
И теперь просто не могла поверить.
— Итан…
Я гладила его, уткнувшись носом в его шею.
Смешно… от него так отчетливо пахло мылом и каким-то дешевым убойным одеколоном. Он старался для меня, как мог. И чистая свежая рубашка…
Только все это не важно, главное — он жив. Отец ничего не сказал мне, даже не пришел. Вчера трижды мне приносили еду, но так и не выпустили из комнаты, ничего не объяснили. Я не находила себе места.
— Ты живой…
— Все хорошо, — шепнул он. — Все хорошо, Джу, ну, что ты… маленькая… ну, что ты плачешь? Все хорошо…
Его пугали мои слезы, он не знал, что делать. Он целовал меня, так безумно бережно, гладил мои волосы, собирал губами слезы на щеках…
— Я не знала, что с тобой…
— Да все хорошо, — тихо сказал он, успокаивая. — Твой отец отпустил меня.
— Отпустил?
— Да, — Итан поджал губы, словно размышляя, стоит ли говорить, но обида… я видела, затаенная обида на меня взяла верх. — Ему нужно было твое признание, а не моя смерть. Уверен, твой отец и сам понимал, как все было. Меня привязали и оставили на столе.
Чуть сморщился.
Обида — я видела это, хоть Итан пытался изо всех сил в себе ее задавить. Он жив и все хорошо.
Отец ждал признания от меня, но я так и не призналась. Побоялась, я так виновата… я…
А Итан не побоялся ничего. Отец всегда высоко ценил смелость, он мог быть жесток, но справедлив был всегда. И он не стал убивать человека, который, не раздумывая, готов пожертвовать жизнью за мою честь, такие люди нужны…
— И долго? Долго ты был там?
— До утра, — сказал он. — Уходя, твой отец сказал, что подумает еще, как поступить, что вспороть живот — слишком просто. Я лежал там и не знал, что со мной будет. Весь вечер и всю ночь. А на рассвете он пришел и перерезал веревки. Сказал, что прощает за смелость, но чтобы больше не попадался ему на глаза. Чтоб я убирался.
И я даже не могу представить, каково это — вот так провести ночь, привязанному на столе, не зная, пощадят тебя или жестоко убьют. Невыносимо. Легче умереть сразу.
Но Итан довольно улыбался, глядя на меня. Все позади.
— Тебе нельзя было сюда приходить, — шепнула я. — Если тебя увидят… я… что мне тогда делать?
— Не бойся, я сейчас уйду. Но раз уж меня чуть не прирезали, за то, что я изнасиловал тебя, то надо быть хоть немного восстановить справедливость. Как думаешь?
Обида. Даже притом, что он улыбался, даже притом, что ни в чем не обвинял меня. И сейчас, забравшись сюда, страшно хотел получить свое, то, что не успел. И все же, он так старался мне понравиться, нашел чистую рубашку…
Я хотела, чтобы он остался. Хотела спросить — когда увижу его снова. Но вдруг поняла, что сама теряюсь рядом с ним. Боюсь, что из-за меня ему будет плохо. Мне хватило, второго раза я просто не переживу. Имею ли право…
Я просто обнимала его, прижимаясь щекой.
— Хочешь, я приду завтра? — спросил Итан. Так естественно, словно это ничего не стоит.
— Нет! — испугалась я. — Не надо! Пожалуйста! Не приходи. Я сама! Я тоже умею лазить в окна. Я приду сама. Давай завтра в полночь на набережной, у белого дракона.
Если его увидят здесь, если поймают, то могут уже не отпустить.
Не стоит думать, что мой отец простит все, он дал шанс, но не более…
— А тебя не отправят в Шуджар?
— Не отправят. И лучше пусть Шуджар, чем так. Итан… — я невольно всхлипнула снова. — Не надо, я сама.
— Хорошо. Но если застукают, вали на меня, так уж и быть, — с ухмылкой согласился он. — А можно еще разок быстренько поцелую тебя, пока не ушел?
— Можно, — согласилась я.
Хотя, по тому, куда уже полезли его руки, он собирался совсем не целовать. Но сейчас я даже не буду брыкаться, побуду немного добычей.
ГЛАВА 10. Ночной прибой
Марис, набережная
Середина ночи
— Я люблю тебя, — его глухой, чуть хриплый шепот мне в ухо. — Я люблю тебя, Джу.
— Я тоже… тебя люблю… — мне было совсем не до разговоров сейчас.
Впрочем, как и ему.
Я знала отличное место в городе. Лестница к набережной, бедный рыбацкий квартал, недалеко от того самого дракона, здесь темно и пахнет рыбой, и одна я никогда не пошла бы гулять по таким местам, но с Итаном бояться нечего. Зато здесь никто не тронет нас, даже ночной патруль пройдет мимо, если, конечно, я не буду слишком громко кричать. Но я не буду, как бы не хотелось. В таком месте всем плевать, никого не удивишь целующимися парочками.
Я была уверена, что никто не видел, как я вылезла из окна и бежала по крышам. Отец пока еще не дошел до того, чтобы следить за мной день и ночь. Я могу не бояться. Если и попадет, то завтра, не сейчас.
Эта беспечная дурь переполняла меня, но у Итана и своей не меньше.
Мы присели на этой лестнице, как бы отдохнуть. Хотя, думаю, Итан сразу раскусил мои планы, и, надо отдать должное, был готов подыграть и поддаться.
Я села рядом, обняла его, шепнула на ухо какую-то чушь и потянулась за поцелуем. Чего ждать? Я влезла к нему на колени, оседлав его, обхватив коленями, а пальцы Итана скользнули под платье, обнимая меня там. Ему ничего не надо объяснять, он и так чувствовал. Ему нравилось. И то, что он совершенно готов, я почувствовала, еще когда обнимал меня за углом, прижимая к себе.
Нас не видел никто. Но даже если видел — все лишнее от посторонних глаз скрывало мое платье.
Я сидела на Итане верхом. Я расстегнула его штаны, влезла, погладив его член, такой горячий и твердый, что у меня сердце начинало биться чаще. Можно было прямо здесь, никто не увидит, все спят в такой час, а кто не спит — тем плевать.
— Я люблю тебя, — шепнул Итан.
Тогда я еще не понимала, насколько это всерьез.
Он ласкал мою грудь и целовал мою шею, с такой страстью… Он чувствовал любое мое движение, отвечая, поддерживая меня. У меня голова шла кругом.
Но он…
— Джу… — Итан пытался что-то сказать мне. — Подожди, Джу… — облизал губы, дыхание сбивалось. — Меньше чем через неделю нас отправят в Дакату, на войну. Я… Джу, я должен ехать.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — выдохнула, прижимаясь к нему теснее.
Не отдам.
— Джу! — он взял мое лицо ладонями, поцеловал, заглянул мне в глаза. — Ты, правда, хочешь, чтобы я остался?
Его глаза совсем черные в темноте.
— Да! Я не хочу потерять тебя. Мне ни с кем еще не было так хорошо.
Он смотрел на меня… и вдох-выдох.
— Послушай, Джу… — он пытался собраться, — у меня нет ютолийского гражданства… а после Дакаты, мне обещали, гражданство и документы. И меня могут взять в армию на постоянной основе. Потом от армии отправить учиться, на механика, или даже инженера… я… Джу, я мог бы что-то большее, чем сейчас. И другие деньги… и мы…
Ему нужно было одобрение от меня, нужен был ответ. И я нужна ему.
Итану было невероятно тяжело говорить сейчас, потому, что его тело хотело совсем другого, не разговоров, оно было здесь, со мной, а не где-то там. Он медленно, почти неосознанно, вжимался в меня между вздохами, желая большего…
А все эти планы уводят так невероятно далеко.
— После Дакаты? И сколько продлится твоя война?
Он судорожно сглотнул.
— Полгода, может быть год… может два.
Я не могу ждать столько.
— Через год я выйду замуж.
Он зажмурился.