========== Часть Первая - Бабочка и вороны. Глава 1 ==========
Change,
Everything you are
And everything you were
Your number has been called
Fights and battles have begun
Revenge will surely come
Your hard times are ahead
Измени,
Всё, чем ты являешься
И всё, чем был.
Твой номер был назван,
Сражения и битвы начались,
А месть, несомненно, тебя настигнет.
Твои тяжёлые времена настали.
Muse - “Butterflies and hurricanes”
Я стою у окна и всматриваюсь в темнеющую даль. Солнце только что село, и небо вдали, за кронами высоких деревьев, ещё окрашено в приятный оранжевый цвет. И я прекрасно знаю, что кое-кто в этом доме больше всех остальных любит такие закаты.
А вот и он — Пит Мелларк собственной персоной. Как я и думала, любуется закатными красками и думает о чём-то тяжёлом. Хотя, чего гадать — через месяц снова начнутся Голодные Игры. Через месяц ему и Китнисс снова придётся ехать в ненавистный Капитолий и, фактически, отправить на смерть ещё двоих ни в чём неповинных детей.
Прошло уже шесть лет с тех самых Игр. Тогда Китнисс вызвалась добровольцем вместо меня… А что теперь? Иногда мне начинает казаться, что на следующей Жатве вытащат именно моё имя. Чтобы отомстить, чтобы сделать ей больно. Хотя, Капитолий причинил ей уже достаточно боли. Постоянные ночные кошмары, от которых не спасает даже снотворное, мучительное присутствие камер почти каждый день, навязанный президентом Сноу брак с Питом… Как-то она сказала, что предпочла бы каждый день напиваться, как Хеймитч, так, чтобы не понимать, где ты, кто вокруг, чтобы забывать обо всём — лишь бы не видеть всего этого.
Эти Игры изменили нас всех, не только Китнисс. Гейл, чьё присутствие раньше казалось чем-то неотъемлемым, привычным, совсем отдалился от нас. Лишь редко, когда я захожу к Хоторнам, его можно там увидеть. Он, словно избегает всех нас, в особенности Китнисс. Может, в отместку ей, а может, даже и по любви, он женился на Мадж — дочери мэра. Они ждут ребёнка, и даже вроде бы счастливы.
В этом доме очень редко смеются. Кажется, что тут давно поселилось чёрное горе и отчаянье. Сестра порой плачет по ночам. Плачет от безысходности, накрывшей её с головой. Она, как ей кажется, потеряла всех: маму (до сих пор не может простить её слабости), Гейла, Мадж, Пита… Этот когда-то жизнерадостный и вселяющий надежду человек почти превратился в пепел. Он с трудом перенёс гибели всех своих трибутов, каждый раз воспринимаемых, как родных детей. Он с трудом перенёс предательство Китнисс. Она неплохо играла свою роль влюблённой девочки, но ложь ведь всегда обнаруживается — рано или поздно. Неужели она думала, что я не замечу её бесконечных рыданий по ночам? Мне их искренне жаль. Обоих. Я вижу, что моя сестра любит его, но по-особенному, иначе, чем он её, но боится в этом признаться даже самой себе.
Они все, словно пепел. Пепел, развевающийся на ветру…
Я стараюсь держать себя в руках, учиться жить на чужих ошибках. Я научилась верить людям благодаря Китнисс, я научилась надежде благодаря Питу. Я научилась мастерству излечения у матери. Без них я была бы никто… Но иногда мне кажется, что не будь меня, их тоже бы не стало. Не знаю, отчего такие мысли лезут мне в голову. Ведь мне есть ради чего жить. Жить ради новой жизни, ради будущего…
— Опять грустишь? — слышу я знакомый голос. Пит Мелларк с сочувствием смотрит на меня, зажигая в комнате свет.
— Нет, — отвечаю я, стараясь улыбнуться как можно естественнее. — Предвкушаю завтрашний день.
— А что завтра?
— Завтра… Завтра будет завтра, — загадочно отвечаю я. Он чуть улыбается, едва приподняв кончики губ, как замирает. В прихожей хлопнула дверь, и кто-то вошёл в дом. Доносится звук знакомых шагов, отчего глаза моего собеседника буквально на секунду наполняются блеском, а потом опять пропадают в бездне отчаянья.
— Привет, Китнисс! — без особых церемоний вскрикиваю я, повиснув на её шее.
— Привет, Утёнок, — устало улыбается она. – Вот, тащи на кухню, — добавляет она, вручая мне подстреленных индеек.
— Охотилась?
— И не одна, с Хоторном, — отвечает Китнисс, но заметив напряжение в глазах Пита, прибавляет, — С Рори Хоторном.
— С Рори? — повторяю я за ней.
— Уже почти два года.
— А мне он ничего не говорил, — начинаю я, но вовремя останавливаюсь. Наверное, им не стоит знать о том, что мы с ним… встречаемся. Китнисс, словно догадавшись, загадочно смотрит на меня, провожая взглядом.
Уже находясь на кухне, я слышу тихий голос Пита:
— Мне кажется, что они встречаются.
— Да я уже давно об этом знаю, — равнодушно отвечает Китнисс. — Как-то видела их на Луговине.
Наступает гнетущая тишина, такая, что слышен стук часов в прихожей. Я стараюсь делать вид, будто не слышу ничего, но не получается. Кажется, что сейчас произойдёт что-то непоправимое.
— Так и будешь дичиться меня до скончания века?
— Ты ведь знаешь, что я…
— Ты сама это предложила. Никто другой бы до такого не додумался.
— А что с тобой? Объясни! Где тот, кто хотел спасти меня ценой своей жизни? Где тот мальчик, что спас мне жизнь?
— Мальчик умер. И ты первая зарыла его в землю.
— Не смей так говорить! Не смей!
Мне не хочется больше их слушать. Надоело. Ведут себя, как старики, да и только. Неужели так сложно понять и простить друг друга? Я выхожу на задний двор – там, по крайней мере, не слышно их криков. Сегодня мамы нет дома. Ушла к какому-то очередному больному. Как всегда…
Грустно так, что хочется завыть, как волк на луну.
Совсем близко доносится протяжный звук. Звук, который ни с чем не спутаешь. Волк. Откуда он здесь? Вроде бы на территорию дистрикта никак звери пробраться не могут: забор, отделяющий лес, хоть и не под напряжением, но его они опасаются. А этот волк…
Из дальнего угла двора, где хранятся дрова для топки, что-то глядит на меня. Взгляд озлобленный, дикий. Животное, почти сливающееся с темнотой, начинает рычать и наступать. Совершенно непроизвольно я выкрикиваю:
— Китнисс!
Прижимаюсь к стене как можно сильнее, до двери идти далеко — не успею. Может, он не нападёт… Волк издаёт грозный рык и набрасывается, как вдруг падает буквально в нескольких метрах от меня, со стрелой в горле.
Чуть осмелев, я оборачиваюсь и вижу нечто странное: Китнисс сидит на земле и смотрит в темноту. Глаза её полны слёз и страха, а губы шепчут одно и то же: «Рута». Её бывшая союзница, которую убили на её глазах. Она ей очень напоминала меня… Пит, склонившись над ней, гладит её по голове и пытается всячески успокоить. А у его ног лежит лук.
Всё ещё дрожа, я подхожу к ним и неуклюже падаю на колени, заливаясь слезами. Они обнимают меня, и теперь мы плачем вместе. Краем глаза я вижу звёздное небо над головой, безбрежное и глубокое, как море. И впервые за последние годы я чувствую надежду.
========== Глава 2 ==========
Лучи только что вставшего солнца скользят по ещё влажной траве. Росинки поблёскивают, напоминая собой россыпь алмазов. Леди с важным видом жуёт траву и удивлённо смотрит на меня, словно ещё не до конца проснулась и не может понять кто перед ней.
— Доброе утро, — слышу я позади меня знакомый голос. — Выгуливаешь?
— Как видишь, — отвечаю я, улыбнувшись. Это Рори Хоторн, и сегодня я его рада видеть, как никогда. Сегодня, в день очередной Жатвы.
— Волнуешься? — спрашиваю я, поглаживая козу по голове.
— Не очень, — отмахивается он. — Гейл мне запретил брать много тессеров. Говорит, что я не обязан рисковать своей жизнью. Хотя, в принципе, у нас и так сейчас дела пошли неплохо: вот, Китнисс научила меня стрелять, — улыбается он, показывая на старый сломанный лук в его руках. — Этот нашёл вчера в лесу, давно пролежал в дупле — нитки сгнили, но, думаю починить можно.
— Как твоя мама? — как бы невзначай спрашиваю я.
— Неплохо, хотя Хеймитч доставляет ей немало забот. Я, конечно, ничего не имею против него, но только, когда он трезв.
— А трезв бывает он нечасто, — заканчиваю я. — Хотя, чего его винить? Я сама вижу каждый день, что делают игры с людьми: Китнисс стала ещё более недоверчивой, Пита тоже вечно донимают кошмары…
— В этих играх победителей нет, есть только выжившие, — почти неразличимо произносит он, точно надеясь, что я не расслышу.
Но он прав. Разве можно назвать «победой» ту жизнь, которой они живут? Вряд ли Хеймитч пристрастился к спиртному по большой радости. А Китнисс и Пит? Им теперь ещё тяжелее. Каждый год смотреть, как умирают дети почти на твоих глазах, и не иметь почти никакой возможности им помочь… Даже создаётся ощущение, что всем их воспитанникам даже не дают и шанса хоть немного продержаться! В прошлом и позапрошлом году обоих трибутов зарезали у Рога Изобилия, в самом начале! До этого — чуть погодя. Одной девочке, умирающей от жажды спонсоры прислали воды, но почему-то долгожданный подарок пришёл лишь, когда отгремела пушка! А на Квартальной Бойне? В их самый первый год? Тогда по приказу Капитолия на Игры прислали трибутов в три раза больше. В три раза больше смертей! Разве это справедливо? Арена была просто невероятной: огромные часы — каждый час, новая опасность. Несколько трибутов погибло у Рога, а один до него даже не доплыл — утонул, потому что в удерживающем устройстве на его костюме оказалась маленькая дырка. Двое утонуло в кислотном болоте, оставшиеся погибли под кровавым дождём и парализующим туманом….
— Прим? Ты меня слышишь? — доносится до меня обеспокоенный голос Рори. Кажется, я долго не отзывалась. В последнее время со мной так часто происходит. Мама говорит, что от нервов. Говорит, что нужно перестать воспринимать всё так близко к сердцу. Но как ещё можно иначе? В наше-то время?
— Да, всё нормально, — выдавливаю я из себя улыбку.
— Знаешь, — на секунду он останавливается, точно хочет сказать что-то сокровенное, — ты становишься такой же, как Китнисс.
— О чём ты?
— Я и сам понять не могу, но сама посуди: во время Жатвы мало кто вспоминает о родственных связях и дружбе, а на Играх тем более. Твоя сестра была готова отдать свою жизнь вместо твоей, вместо жизней своих союзников и друзей… Помнишь, когда на площади избивали Гейла?
Я молчу. Конечно же, помню! Как такое забыть, если всё то время я выхаживала его вместе с матерью? Глава миротворцев Тред тогда его забил плетью чуть ли не до смерти… Правда после Голодных Игр в том же году его нашли повешенным. Что с ним произошло — загадка, но особо долго жители о нём не горевали. Вскоре прибыл новый глава с куда более мягким характером, частенько закрывающий глаза на официальный закон.
— Помню, — наконец говорю я.
— А теперь скажи, разве ты бы поступила иначе?
Что за вопросы? Что ни слово — так остриём ножа по сердцу! Притворяется, будто ничего этого не знает.
— Конечно же, так же. Зачем спрашиваешь, ты же сам всё знаешь, — всматриваясь в зелёную даль, говорю я.
— Но для тебя это, действительно, будет жертвой, — шепчет он, словно не зная, что я услышу.
Он прав. Может, я и немного похожа на Китнисс, но… Я не способна ни то что на убийство, я даже не могу держать в руках оружие, ударить кого-нибудь. Даже, если мне будет угрожать опасность.
Я пытаюсь отвлечься от этих мыслей. Вряд ли мне когда-нибудь придётся совершить нечто подобное. Я смотрю на удивительно-спокойную Леди. Вот кому везёт! Никаких тревог, никаких волнений… Отчего-то сразу вспоминается мой любимый кот Лютик, непонятного оттенка и совсем не ладящий с моей сестрой. Ему тоже не нужно ни о чём задумываться, особенно сейчас, когда всего достаётся вдоволь…
Рори насвистывает весёлую мелодию, и я слышу, как сойки тут же подхватывают её. И вот нас уже окружает этот безумный птичий многоголосый хор. Мальчишка смеётся, и на секунду мне кажется, что всё не так уж плохо. До тех пор, пока одна из птиц не начинает петь другую песню. Песню, которая до сих пор снится Китнисс в кошмарах. Песня Руты. Откуда она её узнала? Где услышала? Теперь кажется, будто солнце светит даже тусклее, а голоса птиц кажутся адской симфонией… Невольно вспоминается Квартальная Бойня и стая соек-говорунов до смерти замучивших своими голосами нескольких трибутов…
— Прим, успокойся, — я только сейчас заметила, что Рори меня держит за руку. Неужели в моих глазах был так заметен страх?
— Всё нормально, просто вспомнилось…
— Воспоминания нужно держать в прошлом, иначе в этом мире не выжить, — говорит он, смотря мне прямо в глаза.
— Но именно прошлое делает нас такими, какие мы есть, — возражаю я.
— Увы, это в прошлом, — вздохнув, говорит он. — Такими, какие мы есть, нас делают Игры, — говорит он, пытаясь спародировать президента Сноу. Это звучит более чем забавно, и я, наконец, начинаю улыбаться.
— Последние игры, — шепчу я, закрывая глаза.
— Для кого-то последние, для кого-то первые, — тяжело вздыхает Рори.
Дело в том, что это последний год для нас обоих. Последний год и потом можно будет навсегда забыть о страхе быть выбранным. Но в год Квартальной Бойни Капитолий установил новый закон: на игры отправляются дети с десяти лет. С десяти! Как они смогут выжить, если раньше, когда допускали с двенадцати, самым молодым победителем был четырнадцатилетний Финник Одэйр? Тот, в отличие от них, мастерски владел оружием, да и ещё был чертовски красив. А эти дети? Что смогут сделать они? Сегодня первая Жатва для Пози, младшей сестры Рори. Ей только десять…
Но с другой стороны, в чаше с именами лежит лишь одна бумажка с её именем. Вряд ли такое произойдёт…
— Встретимся на площади, — говорю я, отвязывая козу.
— Конечно же, — бодро отвечает мне Хоторн.
Я уже почти ухожу, как слышу его крик:
— Прим!
— Чего? — удивлённо оборачиваюсь я.
— И пусть удача всегда будет на твоей стороне!
Я лишь улыбаюсь и ухожу в сторону домов.
***
Площадь наполнена до отказа. Куда ни посмотри — всюду девочки в опрятных платьях и мальчишки в чистых рубашках. Китнисс как всегда права: заставлять идти детей на эшафот в праздничных нарядах — это более чем жестоко. Особенно, зная, что некоторые из них сегодня не вернутся домой.
Я стою в самом конце очереди. Вдали уже заняли места многие мои одноклассники и друзья по школе. Но сегодня все стараются об этом забыть. В этом мире каждый за себя, каждый за себя…
Из-за угла выходят, явно торопясь, Хоторны в полном составе. Рядом с ними Гейл и Мадж. Девушка с грустью смотрит то на площадь, то на свой заметно округлившийся живот и временами вздыхает. В наше время дети не рождаются — они умирают. Умирают для развлечения, а рождаются для боли потерь…