Поэтому я смело ставил во главе двадцати пятитысячного корпуса на западных границах государства Гуннов верного мне человека и еще более дерзко я отнесся к Аксаку, назначив советником, к советам которого Иргек уж точно следовать не будет. Об этом видимо подумал и сам Аксак. Он резко вскочил на ноги, с явным намерением возмутиться, для меня это уже было предсказуемо и я ждал его неповиновения.
— Несомненно! — Вдруг услышал я поднявшегося на ноги Токсаба, взмахом руки приказав Аксаку сесть, — несомненно, Тенгри в своем могуществе и милости создал то золото в помощь кагану Богра и для возвышения Степи над империей Хань и прочими державами. То, что рудники обнаружены всего в двух фарсангах от города, лишнее тому доказательство. Я убежден, что каган распорядится этим золотом мудро и справедливо. — С секунду выдержав паузу, и обведя взглядом присутствующих, верховный жрец добавил, — по своему усмотрению.
Затем Токсаб, повернулся ко мне и слегка поклонившись, продолжил:
— Аксак опытный воин, уже многие годы командующий туменами гуннов и не раз руководивший походами на империи Хань и Когурё [32]. Он был поставлен во главе тумена еще твоим отцом и утвержден даже Коканом! Мудро ли будет отправлять его простым советником за тысячу фарсангов на Запад, когда нас впереди ждут тяжелые сражения с армиями сяньби, ухуаней и Хань?
— Ты сомневаешься в моей мудрости, Токсаб? — Ответил я раздраженно.
— Нет, конечно же нет.
И верховный жрец, снова слегка поклонившись, сел…
* * *
— Надо было уступить ему. — Сказал мне Баджанак, потягивая мелкими глотками кумыс из золотой чаши, по размеру и несбалансированной форме которого я понял, что она изготовлена из человеческого черепа, скорее всего принадлежавшего Сейшену или Шимыру.
— Думаю Богра поступил правильно, настояв на том, чтобы Аксак уехал с Иргеком, — ответил вместо меня Ужас, — ведь ясно же, что это Токсаб подговорил его и он заявил права на золото и серебро, добываемое с рудников.
— Ты зря наговариваешь на нашего дядю, — почти одновременно вскричали возмущенно Иргек с Иреком, — ведь именно Токсаб привел к победе Богра…
Я сидел на почетном месте напротив входа в юрту и разглядывая удивлялся ее роскоши. Белоснежная юрта была наполнена редкими импортными товарами. Пол юрты устилали дорогие ковры, тигриные и даже львиные шкуры, на голову одного из которых Баджанак облокотился. На стенах были развешаны яркие гобелены, дорогое оружие и шубы из соболиных, песцовых и мехов рыси. Вокруг было столько золотой и серебряной посуды украшенных крупными драгоценными камнями разных цветов, что у меня начало рябить в глазах.
«Юрты у вождей гуннов были гораздо скромнее, чем у Баджанака. Даже у меня нет такой. И не лень ему было тащить юрту со всеми этими сокровищами за тысячи километров от своей столицы Кангара? Хотя не сам же он тащит. Даже руководить транспортировкой ему не приходится. Интересно сколько все это стоит в эквиваленте на доллары в моем времени? Одно только такое манто из соболя тысяч двести баксов будет стоить!» — вспомнил я цены из элитного мехового салона в Алматы, куда я случайно забрел как-то и в испуге от недоуменных взглядов манерных продавщиц выбежал.
— А ты, что молчишь? — Ткнул меня больно пальцем в ребра Баджанак, отвлекая от текучих мыслей.
— Я думаю Буюк прав, Аксак человек Токсаба…
— Ха, — перебил меня Иргек, — да все знают, что Аксак верный пес Токсаба! Но зачем ему подрывать твою власть, когда он сам помог тебе сесть на белую кошму кагана?
— Власть, — ответил ему Баджанак, — сам он не может быть каганом, но хочет управлять гуннами через слабого кагана, который к тому же обязан ему.
— Да-а, сценарий вчерашнего представления придуман им. — И, не обращая внимания на вопросительные взгляды об игре слов из времени, откуда я явился, продолжил, — помните его слова, которые он мне сказал, когда вы все избрали меня каганом о жадности и кошме?
Я обвел взглядом своих приближенных и, увидев в их глазах непонимание, сказал:
— Токсаб знает, что золото и серебро, добываемое с рудников рядом с Таразом жизненно необходимо мне.
— Согласен, — задумчиво проговорил Баджанак, — на все то золото ты содержишь не только тридцать тысяч всадников, но еще платишь римлянам и кянам, строишь города и развиваешь торговлю. Все это делает тебя сильным и независимым от совета вождей и даже угрожает их самостоятельности. Согласись ты отдать золото им, то оставшейся десятой части едва хватило бы на строительство города. Но отказав, ты дал повод обвинить тебя в жадности. Думаю Токсабу, было на руку любое из твоих решений.
— Да-а, да-а, он еще тот старый хитрец. — В этот раз согласились близнецы.
Я посмотрел на них, — «интересно, донесут ли они об этой беседе своему дяде?», — но вслух сказал:
— Но тогда почему он не дал Аксаку сразу же обвинить меня в жадности?
— А чего бы он добился? — Ответил Буюк, — за тобой только в ставке находятся шестьдесят тысяч всадников. Начни он обвинять тебя и это привело бы к новой войне между гуннами. Тогда часть вождей осталось бы с тобой, а другая, которая посчитала бы тебя жадным, сразу же переметнулась бы к Лошану. Только Тенгри знает, чем бы все это закончилось. Поэтому твое нежелание делиться золотом он оставил на будущее, и я уверен, что в скором времени он об этом еще напомнит. Жаль, что я, хан Баджанак и Иргек завтра с рассветом покинем тебя и с нами уйдет половина верных тебе воинов.
— И что же мне теперь делать? — Спросил я задумавшись. Хоть мне и не хотелось нести ответственность за целый народ, но и становиться чьей-то марионеткой желания не было.
Одной из моих мыслей было отдать приказ своим телохранителям схватить Токсаба, но я тут же забыл о нем как о неосуществимом. Не мог я подобно императору Китая Лю Ши или царю Хорезма Артавы, только по настроению казнить или щадить своих «придворных». Я простого пастуха не могу наказать без соответствующих доказательств о какой-либо его вине, так, чтобы это не подорвало мой авторитет и доверие среди кочевников. Думаю, даже Чингисхану такое не было позволено.
— Ну как, что делать? — Ответил мне Буюк, — делай то, что получается у тебя лучше всего. Разгроми Холяна и примкнувших к нему ухуаней…
* * *
Я в окружении телохранителей смотрел с вершины холма вслед удаляющихся на запад армий гуннов под командованием Иргека, усуней кунбека Буюка и канглы хана Баджанака. Чем дальше они удалялись, тем тревожнее становилось у меня на душе. В очередной раз мне приходилось отдалять от себя верных мне людей. В каждом из них я чувствовал не просто заинтересованность в поддержке меня в качестве правителя Степи, но искреннюю любовь ко мне, которую я видел только от своих родителей в своей прошлой жизни. Особенно не хотелось оставаться без Ужаса, советы и наставления которого были очень ценными. Но и держать их все время возле себя не мог.
Конечно, остались Угэ и Ирек, еще появилась куча подлипал, в основном «стучащие» друг на друга и Токсаба, который с их слов готовил мне какую-то подлянку. Но, кроме того «что кто-то там им что-то сказал» конкретики и доказательств не было. Да и не хотелось погружаться в придворные интриги и становиться параноиком, без того забот хватало. Я планировал последовать совету Ужаса и через неделю выступить на оставшиеся, на востоке «непокорные» племена кочевников. Он, да и я считали, что победа над ними повысит мой авторитет среди гуннов, соответственно ослабит позиции Токсаба и других вождей.
— Угэ, извести всех вождей, хана племени хагасов с приказом не позднее тридцати дней собрать здесь все свои войска для похода на хана Холяна…
— В этом нет необходимости, — перебил сопровождавший меня Токсаб, — я уже направили посыльных, и прибудут не позднее пятнадцати дней.
— Хорошо. — Тихо ответил я и, развернув своего коня, направился в сторону своей ставки.
Мне сильно не понравилось то, что Токсаб важные приказы отдает без согласования со мной…
* * *
Ожидая отряды прибывающих со всех сторон Степи, я провел дотошное инспектирование подчиненных лично мне войск.
Моя гвардия «бешенные» и десять тысяч амазонок Айбеке были морально, физически и технологически готовы к предстоящим сражениям. Все были вооружены, с обязательным запасом, луком, коротким копьем, саблей и боевым топор, одеты в кольчужные и панцирные доспехи. У каждого имелся, круглый щит. Боевые кони были полностью покрыты кольчугой.
Осматривая «рыцарей» я также остался доволен. Все были защищены одинаковыми, начищенными до блеска панцирными доспехами, в руках держали длинные сарматские копья. Помимо копий и сабель, у моей сверх тяжелой кавалерии имелись булавы. Огромные кони «рыцарей» были покрыты сверкающими металлическими нагрудниками, накрупниками и пластинами защищающими шею и лоб, короче говоря — полной конской броней.
Проведя ряд тактических учений, я выявил один существенный недостаток. Моя «рыцарская» конница была крайне медлительна и не поспевала даже за тяжелыми «бешенными», не говоря уже о легкой коннице кочевников.
Но во всем остальном преимущество было явным, особенно перед пехотными армиями Китая. Уверен, даже рыцари из того времени о котором я знаю, не смогли бы конкурировать с моими. Главным отличием было то, что каждый средневековый рыцарь с его оруженосцами и помощниками был отдельной боевой единицей даже в составе крупных королевских армий. Мои же «рыцари» выгодно отличались дисциплиной и могли быть одной военный машиной, как в составе войска, так и по-отдельности.
Кочевники, благодаря своему быту и способу ведения хозяйства, были уже готовыми кавалеристами. Земледелец, работающий всю жизнь с плугом, не имел никаких боевых навыков. Тогда как каждый кочевник, принужденный самой жизнью постоянно бороться то со стихией, то с хищниками как неразумных, так и разумных видов был уже обученным воином. Это и показали учения, где «рыцари» быстро уяснив преимущества своего нового вооружения, легко и слажено перестраивались с развернутого строя то в один, то в три клина, а затем снова в широкий порядок, выставив вперед копья.
«С таким войском ни одна армия Древнего мира не страшна», — был уверен я, — «значит, смело можно отправляться в поход на хана Холяна…»
* * *
Я на очередном, уже десятом ночном привале направляющихся на юг собранных для войны с ханом Холяном войск сошел с коня и, расседлав его, лег среди высокой летней травы, облокотившись спиной к седлу. Рядом со мной, положив свою голову на мою грудь, удобно расположился Тегын.
Всматриваясь в ночное небо и яркие звезды вдруг увидел, что небосвод огненным следом прочерчивает падающая звезда.
— Наши звезды выше, коке. — Прошептал Тегын.
Я невольно рассмеялся.
— Почему ты смеешься? — Спросил возмущенно он и, не дожидаясь ответа, продолжил, — аже мне рассказывала, что от звезд зависит рождение или смерть людей. И когда падает звезда, то погибает правитель или великий воин.
— Еще, что аже рассказывала тебе? — Ответил я, продолжая смеяться.
— Вон видишь, — показал пальцем Тегын в сторону Полярной звезды, — это железный кол, вокруг него на аркане с начала времен ходят по кругу, белая и синяя лошади, — чуть сдвинул руку он в сторону двух крайних звезд Малой Медведицы. Далее прочертив невидимую дугу по созвездию Большой Медведицы сказал, — их хотят отвязать те семь воронов. Но Тенгри им этого не позволяет, потому что если лошадей отпустить, то наступит конец света. И когда Тенгри ложится спать, то следить за воронами он поручает луне.
— А почему лицо у луны в шрамах, знаешь? — Спросил я, вспомнив, что как-то в детстве задавал такой же вопрос своей маме.
— Потому что солнце позавидовало красоте луны, и оцарапала ее лицо. — Ответил уверенно он, к моему удивлению точно также как и моя мама.
— Нет, во-первых то была не падающая звезда, а метеорит, — неожиданно для себя сообщил я ему и на вполне закономерный вопрос Тегына я продолжил, — Метеорит это кусок камня или железа падающего из космоса…
Так продолжалось еще часа два, на любой мой ответ возникали несколько вопросов — что такое космос и атмосфера? Если солнце это звезда, почему она такая большая? И тому подобное. И детский мозг впитывал все, что я ему рассказывал, грубо разрушая все его сказочные представления об этом мире.
— Каган. — Прервал мои уроки Тегыну подъехавший гунн, сойдя с коня и склонился в поклоне передо мной после того как я с моим братишкой встал.
— Говори. — Сказал я ему.
Гунн, был тем самым воином пронзившим стрелой девушку из города Кокана и одним из верных людей Токсаба.
— Посланные лазутчики вернулись и они сообщают, что в дне перехода на юг восемь туменов воинов племен сяньби и ухуань направляются к Великой стене.
— Передай Токсабу и всем вождям, что сейчас же выступаем.
— Верховный жрец Тенгри, уже отдал этот приказ. — Бесстрастно ответил мне воин, — все войско готово к переходу, остался только ты и твои тумены.
— Угэ, поднимай воинов. — Приказал я начальнику своей охраны, больше не обращая внимания на посыльного.
Мне снова не понравилось то, что Токсаб важные решения принимает без согласования со мной и только уведомляет меня о них. Но я не хотел пока предъявлять ему свое недовольство. Было такое чувство, что это может сыграть не в мою пользу, тем более со всеми решениями верховного жреца я был согласен.
* * *
Я и Ирек, в сопровождении Угэ и сотни телохранителей нахлестывая коней, направились к авангарду войска, где находился Токсаб.
— Какие новости? — Спросил я первым делом, подъехав к нему, — Сможем догнать войска хана Холяна?
— В этом нет необходимости, каган, — ответил мне Токсаб, — тумены сяньби и ухуаней сами направляются в нашу сторону.
Я посмотрел по сторонам. Повсюду, насколько хватало глаз, до самого горизонта простиралась степь. И только в километре от нас находился небольшой одинокий холм.
— Туда. — Показал я в сторону возвышенности камчой и, не дожидаясь ответа, направил коня галопом.
Холм хоть и был не выше десятка метров, но ровная степь вокруг с него хорошо осматривалась.
«Лучшего места для моего командного пункта здесь не найдешь» — подумав это, вслух произнес:
— На этом холме расположим нашу ставку. — Сказал я Токсабу.
Он, кивнув, развернул коня и направился в сторону следовавшего за нами войска.
— Каган, посмотри. — Показал мне Угэ рукой на юг.
Там, по всему горизонту слева на право, поднимая степную пыль, расползалось огромное пятно, становясь с каждой секундой все больше.
— С Холяном идут не только войны племен сяньби и ухуаней. — тревожно произнес Ирек, всматриваясь во все больше расползающееся пятно, — с ним прибыло и войско империи Хань!
Глава девятая
«Что же делать?» — Снова мучал меня тот же вопрос, как и год назад, когда я попал в крепость построенную Шоже и осажденную генералом Чен Таном.
Как докладывали разведчики, в прибывшем войске империи Хань было не меньше трехсот тысяч солдат. Под моим командованием собралось сто пятнадцать тысяч великолепных всадников. Конечно, в подавляющем большинстве сражениях войска кочевников всегда уступали в численности ханьским армиям и они, имея двукратное, а иногда и трехкратное преимущество часто терпели поражение. И в этот раз можно было рискнуть, а располагая таким козырем как «рыцари», то моя победа могла стать более чем вероятной. Но вкупе с туменами племен сяньби и ухуаней, сражение с которыми даже в отдельности могло принести немало неприятных сюрпризов, ханьцы были непобедимой для нас силой. Да и единства в войске гуннов не было. Прошедший очередной военный совет ясно показал это. Часть вождей стало прямо обвинять меня в том, что причиной того, что войска хана Холяна успели объединиться с армией Хань, является медлительность «рыцарей» и тот путь, который обычно преодолевался гуннами в течение трех-четырех дней, увеличился до десяти. Они же и требовали немедленного отступления. Другая, меньшая часть, те, кто прошел путь сражений от Хорезма до княжеств Таримской впадины, выразили готовность поддержать любое мое решение.