Я снова посмотрел на степь, которая передо мной, всего в километре от холма, на котором расположился мой наблюдательный пункт, была покрыта войском противника. Вот уже в третий день отряды ханьцев выстраиваются в ровные шеренги. Зрелище марширующих отрядов с тысячами развивающимися над ними черно-белыми знаменами было потрясающим. Центр ханьской армии и левый фланг составляли пешие копейщики, позади которых расположились отряды арбалетчиков и легкая конница, вооруженная луками и короткими копьями. На правом фланге были собраны ударные части, вся их тяжелая кавалерия, усиленная боевыми колесницами. Впереди этого громадного воинства в десять шеренг выстроились всадники племен сяньби и ухуаней.
— Что надумал? — Услышал я позади голос Ирека.
— Ничего еще не надумал. — Ответил я раздраженно, даже не подумав повернуться к нему хотя бы из вежливости.
Ирек подойдя к развевающемуся слева от меня большому белому флагу с изображением головы синего волка, сказал:
— Они ждут и не собираются наступать. Боятся, что мы можем уйти вглубь степи.
— Может, не будем их разочаровывать?
Ирек усмехнувшись, проверил на прочность древко флага, подошел к стоящей рядом со мной скамье и сев на нее ответил:
— Это будет на руку Токсабу. — И, помолчав в раздумье несколько секунд, продолжил, — всего за год ты смог объединить почти все племена Великой степи. Это все благодаря твоей решительности, храбрости и тому, что ты являешься победителем Чен Тана, которого не смог одолеть даже сам каган Шоже. Если ты отдашь приказ об отступлении то потеряешь доверие простых воинов, которые убеждены, что тебе покровительствует сам Кок Бори. Тогда вожди этих воинов перестанут считаться с тобой, а власть верховного жреца Тенгри укрепиться еще больше. А после смерти Баджанака, Мойша выступит против тебя, и канглы могут не принять тебя в качестве своего хана. Тогда ты потеряешь Тараз и золотоносные рудники, а затем…
— Да знаю я все это, — перебил я его, — но тебе то, что? Ты все равно ничего не теряешь. Токсаб то твой близкий родственник и даже больше того, почти отец.
Ирек в ответ снова усмехнулся:
— Ты не прав Богра. Я и мой брат последовали за твоим отцом покинув родные кочевья и пойдем за…
— Это кто там? — Показал я рукой на трех всадников отделившихся от основной массы армии противника и галопом направлявших своих коней в нашу сторону.
— Это послы. — Ответил он после того как посмотрел по указанному мной направлению, — сейчас узнаем что они нам хотят предложить.
Ирек встав, крикнул стоявшему в нескольких метрах от нас Угэ.
— Пусть сразу же приведут этих послов…
* * *
— …Послание командующего северной армии императора Поднебесной Лю Ши предназначено не для тебя. — Ответил мне сквозь зубы ханьский офицер.
Я, усмехнувшись его высокомерию, посмотрел на него. Посол был защищен черными чешуйчатыми доспехами, на его голову одет бронзовый шлем, украшенный несколькими желтыми перьями, являвшиеся отличительными знаками офицера штаба высокого ранга
— Ну и для кого же оно? — Поинтересовался я.
— Оно адресовано только вождям и высшим военачальникам.
— Ну, так и скажи им тогда. Вот они все. Это верховный жрец Токсаб, это — Ирек, прямой потомок кагана Модэ, это вождь самого могущественного рода гуннов… — Стал я представлять ему поочередно стоящих напротив ханьского офицера представителей элиты гуннов.
— Ты не должен знать об этом.
— Говори или возвращайся. — Прорычал Ирек.
— Хорошо. — Ответил нехотя ханец и, вытащив из сумки цилиндр, продемонстрировал нам печать в виде какого-то иероглифа на ней, сломал ее, затем бережно достав из нее свернутую в трубочку бумагу, развернул и стал читать:
— Сын Неба, благословенный и великий император, премудрый правитель, Будда наших дней…
— Ближе к делу. — Попытался перебить я посланника.
Но он даже не взглянув на меня продолжил перечислять титулы императора Лю Ши и после того как я насчитал еще двадцать перешел к сути послания:
— …В своей милости прощает ванов хуннов последовавших за убийцей верного слуги и друга святого владыки шаньюя хуннов Хуханье и бесправно захватившего его престол Боши. Если ваны отступят и выдадут Боши или хотя бы покинут его, то десятитысячилетний властелин обещает покарать только его. Из знания того, что подданные небесного императора живущие севернее Великой стены находятся в бедствии и терпят великие лишения, постигнувшие их в результате бездарного и несправедливого правления Боши, он пришлет пять тысяч рулонов шелка, сто гин золота, миллион медных монет…
Тут стоящий рядом Ирек подскочил к парламентеру и всадил кинжал в горло не ожидающего нападения офицера. Двое стоящих рядом ханьских солдат отшатнулись.
Ирек вырвав кинжал, позволил ханьцу упасть на колени, который выронив послание, судорожно схватился обеими руками за рану в горле.
В следующее мгновение Ирек выхватив из ножен свой палаш, с размаху опустил его на шею смертельно раненного. Затем поднял послание, предварительно смяв его в кулаке подошел к лежащей отрубленной голове. Нагнувшись, запихал бумажный комок в ее рот и, пнув голову к ногам оцепеневших от страха ханьцев, прорычал:
— Заберите и передайте наш ответ.
* * *
Я снова сидел на вершине единственного, на всю окружающую степь холма и с ее вершины заворожено смотрел, как передо мной горят десятки тысяч костров.
Ирек убив посла не оставил выбора вождям. И теперь нам осталась только война, без права на мир, пока я и другие вожди гуннов не будут перебиты в бою или казнены после плена. В том, что нас ждет смерть или плен я не сомневался, и моя нерешительность быстро распространилась среди многих воинов, которые сидя у костров стали шептаться о том, что каган Богра кажется, боится…
Вздохнув, встал со скамьи и осмотрелся. У входа поставленной для меня походной юрты расположились два моих телохранителя и вокруг, чуть дальше еще несколько десятков. Пройдя в юрту, стража сразу же за моей спиной скрестила копья.
"Надо выспаться," — решил я, — "завтра снова собирается совет вождей, на котором, наконец, придется решить, что делать дальше".
Я, сняв с себя верхнюю одежду, лег, положив под голову подушку, попытался уснуть, но меня все продолжали посещать тревожные мысли о завтрашнем дне и почти четырехсоттысячной армии врага, ждущего сражения.
Отогнав тревожные мысли, стал считать в уме, как в своей прошлой жизни. Тогда моему доведенному постоянными попойками до нервозности тела, это помогало уснуть. Досчитав до трех тысяч четырехсот пятидесяти, уже сквозь сон услышал какое-то шуршание с наружной стороны дверей юрты. Через секунду двери открылись и в темноту бесшумно нырнули две тени.
Рефлексы здорового и тренированного тела мгновенно среагировали на опасность. Схватив кинжал, который я по наставлению Ужаса всегда держал рядом с собой, в кувырке быстро сократив расстояние к ближайшей тени, осторожно приближавшейся во мраке ко мне, всадил клинок в его тело. По тому, как оно сразу же рухнуло, вырвав кинжал из моей руки, я понял, что попал прямо в сердце, но перед следующей тенью я остался безоружным. Хотел было закричать, чтобы позвать на помощь, но резкая боль в груди заставила меня судорожно хватать ртом воздух, следующее, что я увидел, это брызги звезд перед глазами, а затем темнота…
* * *
Очнулся я от острой и царапающей боли по всей спине. Я не сразу понял, что кто-то волочит меня по степной колючке. Но разобравшись, мои мысли как обычно в таких случаях тут же стали посещать множество панических вопросов:
«Куда это меня тащат? Меня, что похитили?! Это ханьцы?!»…
Эти вопросы вызвали у меня панику и желание закричать, но здравый смысл подсказал мне, что не стоит сейчас обнаруживать того, что пришел в сознание, могут снова вырубить или хуже того, прикончить.
Я приоткрыл глаза, вокруг все еще была ночь. Значит, времени прошло совсем немного. Затем обнаружил, что руки у меня привязаны к бокам и обмотаны вокруг груди и спины веревкой, за которую меня и тянули.
Тут, невдалеке я услышал короткое щебетание степной перепелки:
— Вить — вить — вить.
Меня сразу же перестали тащить.
— Вить — вить — вить — вить. — Ответили птице совсем рядом у моей головы.
И снова невдалеке тройное чирикание. После я услышал, как к нам кто-то ползет и спустя минуту меня стали волочь еще быстрее. Я попытался высвободить руки, но связаны они были прочно. Мне удалось пошевелить только кистями. Вскоре услышал всхрапывание лошадей, к ногам одной, судя по запаху и звуку, меня доволочили. Следующее, что я услышал это тихое шептание.
«Это ханьцы!» — Опознав их язык, на меня снова стала накатываться волна ужаса и паники.
Шептание становилось все громче и постепенно перешло в спор. Древнекитайским языком я не владел, но после сильного пинка в мой бок понял, что причиной горячей дискуссии являюсь я.
Я приоткрыл глаза. Надо мной, хорошо освещаемые звездами и луной стояли два человека. В одном я сразу распознал воина кочевника, другого же узнал также быстро, вернее вспомнил персонаж из видеофильмов моей юности в прошлой жизни. Одет он был в одноцветную мешковатую одежду, на голову накинут капюшон, а лицо перевязано платком. Были оставлены открытыми только глаза. На вид это был классический ниндзя из блокбастеров девяностых. Только цвет его камуфляжа был не черного, а какого-то другого цвета, который в ночи, хоть и светлой я разобрать не смог. И короткий меч, висевший не за спиной, а на левом боку под рукой был серповидной формы.
«Ну да, диверсантов Древнего востока здесь еще мне не хватало! Одному мне точно с ним не справиться, даже если я смогу высвободиться».
Но тут, кочевник, прорычав что-то в гневе, выхватил свой палаш и попытался рубануть им «ниндзю». Тот сумел перехватить удар и, выбив из его руки оружие, сразу же контратаковал, проведя удар ногой с разворота в грудь, от чего номада отбросило в сторону за пределы видимости моих глаз. Но потому как ругань продолжалась и начали раздаваться лязги железа, понял, что бой продолжается и ниндзя не смог вырубить своего противника и у того был еще клинок.
Я же этим боем дальше интересовался меньше всего. К моей невероятной удаче, выбитый «ниндзей» меч упал прямо под мою правую руку. Через пару минут я уже стоял на ногах с палашом в руке и как раз в этот момент, ниндзя нырнув под выпад с кинжалом, провел лезвием своего серповидного меча по животу, а затем развернувшись, острием по горлу кочевника…
…С пару секунд мы смотрели в глаза друг друга, затем «ниндзя» стал осторожно приближаться. Под впечатлением оставленных еще в моем детстве фильмов о непобедимости ниндзя стал пятиться от него. Так, продолжалось еще несколько секунд, пока тот не застонал и, схватившись за правый бок, не упал на колено. Не дожидаясь пока «ниндзя» придет в себя, в одном прыжке подскочил к нему и долбанул палашом по его макушке. Так как я, почему-то ударил не лезвием клинка, а плашмя, он ушел в глубокий отруб и видимо надолго. Осмотрев его, понял, почему мне так легко удалась победа над ним. Правый бок «ниндзи» от груди до таза был в глубокой резаной ране.
Оглянувшись, увидел четырех лошадей в полной сбруе. Вскочив на одного, первой моей мыслью было вернуться в свою ставку на холме, огни на котором горели всего в километре от меня. Но следующее, что пришло мне в голову валить от предстоящего сражения, в котором нет возможности выйти победителем. Отступить тоже не вариант. Я сразу потеряю ореол непобедимости и кочевники поймут, что покровительство Тенгри, это всего лишь миф. А как сказал мне Ирек, только это способствовало тому, что меня так быстро возвели в каганы и присоединились все вожди родов гуннов со своими воинами, канглы почти не оспаривают мои решения, а большинство усуней перешли под мою власть.
«И, что же делать?» — в который раз посетила меня эта мысль, — «может бежать к Ужасу, а оттуда в Тараз. Баджанак объявил меня своим наследником. Имея объединенную армию канглы, усуней и еще римских легионеров я смогу… Ничего ты не сможешь!» — Оборвал я сам себя, — «в этом случае, даже если Баджанак и не отменит своего решения, а усуни Ужаса не скинут ставленника трусливого кагана, правителем гуннов станет Лошан. Как только он возглавит государство, отзовет отряды на границе с кочевьями сарматов и обратит их против меня. Сарматы же сразу начнут активное наступление на канглы, а ханьцы в союзе с гуннами атакуют усуней и после того как разберутся с Ужасом, дойдет очередь и до меня. И тогда под Таразом соберутся армии сарматов, аланов, гуннов и ханьцев. А ведь есть еще тохары, такие враги как Хорезм и Парфия и разгромленные, но бежавшие к оногурам гузы. Нет уж, лучше погибнуть в этом сражении, чем чуть позже и с таким позором…».
Я подстегнул лошадь ударами ног в бока. Конь, сделав несколько шагов в сторону моей ставки остановился. Снова ударив боковой стороной палаша по крупу лошади, попытался рвануть его с места в галоп. Тот только недовольно всхрапнул и, повернув свою голову, попытался укусить меня за ногу.
— Что за хрень? — Пробормотал я и, спрыгнув с коня, потянул его за собой за узду. Но он оставался на месте как вкопанный.
Оставив его в покое, я вскочил на следующего скакуна. Но и его я не смог сдвинуть.
«Может здесь есть их хозяева, которые прячутся в ночи и кони не желают оставлять их?» — я тревожно стал озираться по сторонам.
Не обнаружив никого, направился к следующей лошади. Но, тут прямо передо мной я увидел две горящие синевой точки, которые приближаясь ко мне, становились все больше. За глазами из темноты вынырнула морда, а затем и весь мощный корпус гигантского волка.
— А-а, опять ты. — Узнал я в животном Кок Бори, совсем не удивленный в этот раз его появлением, — это из-за тебя лошади не хотят меня везти?
Волк в ответ только оскалил зубы, за которыми раздалось глухое рычание.
— Да не буду я сбегать. Как раз вот хотел вернуться в лагерь. Вон, они меня сперли, показал я рукой на двух лежащих киднепперов. — Почему то стал оправдываться перед ним я.
Волк, пройдя совсем рядом с крайней лошадью, которая повернув к нему голову, не проявила совершенно никакого страха.
Зверь, остановившись всего в метре от меня, вдруг вскинул голову в сторону луны и завыл. Вой, становясь все громче, сначала заложил своим звучанием мои уши, а затем наполнил все мое тело. Я не осознанно встал на четвереньки и также посмотрел на луну. Вой Кок Бори вырвался и из моего горла…
* * *
— Ёж — мое, как голова болит… — Пробормотал я, схватив себя за голову.
— Что-оо, опять? — Вскричал я после того как головная боль напомнила мне о связанных с ней событиях…
— А-а нет, я все еще в этом историческом периоде. — Пришел к выводу после того как оглядевшись увидел лошадей, труп кочевника и застонавшего «ниндзю».
«Что это было? Сколько я здесь пролежал? Надо скорее уезжать отсюда». — Посмотрев на небо, увидел, что луна все еще находится в зените.
Я встал и подошел к лошади.
— Ну, теперь ты должен увезти меня в лагерь. — Прошептал я ему в ухо, — Небесный Сын — Кок Бори ушел.
И собираясь вскочить на него, услышал стон. Обернувшись, увидел как «ниндзя» с трудом встал, а затем, проделав два шага в мою сторону, что-то проговорив, снова рухнул.
Я подошел к нему и прощупал пульс.
«Еще жив, но долго так может и не протянуть». — Придя к такому выводу, я наспех перевязал его бинтами из своей шелковой рубахи, а затем бросил поперек седла другого коня, благо «ниндзя» был не высокого роста и весил почти также как и я. Лошади послушно повезли нас в лагерь…
* * *
— Они долго. — Проговорил воин с отличительными знаками десятника племени ухуаней, — уже должны были вернуться.
— Может, не смогли выполнить задание хана Холяна? — предположил пожилой кочевник в доспехах простого воина, поглаживая холку своего коня.
— А ты знаешь, какое у них задание?
— Да откуда же мне знать! Сяньбицы разговаривают то с нами сквозь зубы. А этот, телохранитель самого хана и говорят лучший во всем племени сяньби…