— Рия?! — спросил удивлённо.
Она отпрянула к перилам и пробормотала испуганно:
— Н-нет, милорд.
Ирта шагнул между ними, загораживая спиной Кайю, и, указав рукой на двери, сказал гонцам:
— Поторопимся, эфе ждёт вас.
И они пошли дальше. Но седой мужчина обернулся ещё раз.
Глава 15. Плохие новости
— Слышь, капитан, — Бёртон подсел к Дарри, — я вот тут чегой-то не пойму, одному мне кажется, что его милость того…
Бёртон покряхтел, ожидая, видимо, что Дарри продолжит за него и сам скажет вслух то, что вертелось в уме у всех разведчиков. Но капитан молчал, сидя на большой колоде и ковыряя ножом заклёпку на ремне.
А Бёртон сгорал от любопытства. С того самого дня, как они встретили генерала на дождливых ирмелинских холмах, никто не понимал, что происходит. Куда делся отряд, сопровождавший генерала, почему он был один и даже без возницы? И что он вообще там делал? Почему после этого они мчались галопом в лагерь и начали штурм Правого Рога, даже не дождавшись последней трети обозов с провиантом и оружием? И колдуна от королевы в помощь.
И зачем вообще они штурмовали Правый Рог — отвесную скалу с глубоким ущельем-пропастью внизу? Там не то, что человек, ящерица не проползёт! Тогда как Левый Рог, хоть и укреплённый лаарцами, был пологим и уже хорошо изученным. И каждая последующая попытка захватить его хоть немного, но приближала к заветной цели — пойди они штурм ещё пару раз, они бы его взяли! А Дарри что-то знал, но говорить отказывался. И все старания Бёртона выяснить хоть что-то натыкались лишь на глухую стену молчания со стороны капитана.
— Так это, капитан, народ того… думает всякое, понимаешь?
— Понимаю — что? — Дарри повернулся и посмотрел на Бёртона зло.
Тот снова покряхтел, погладил бороду, поскрёб макушку и, решившись, наконец, сказал:
— Народ думает, что его милость того… сговорился со Зверем, — выдохнул разведчик полушёпотом.
— Че-его-о? Бёртон, ты в своём уме?
— Я-то чего? Я как бы не сам придумал — за всех говорю, так вот оно… как-то, — он развёл руками.
— Вы все белены объелись, что ли? — Дарри отложил нож и повернулся к Бёртону. — Или перепили медовухи? Или совсем от безделья умом тронулись?!
— Ну так ты всё молчишь, а брехня — она же не лежит у плетня, вот и понеслось: кто-то что-то видел, кто-то слышал, каждый-то и додумал, чего мог. Вот и нитка таврачья привела в Ирмелин тогда, а стало быть, Зверь там точно был, ну и разное болтают…
— Послушай, Бёртон, ты вроде у нас не дурак, я же говорил — генерал заезжал к Лардо насчёт его сына и насчёт Зверя. Отправил своих людей по следу. И они не вернулись. Что ты ещё хочешь знать?
Бёртон посмотрел хитро, с прищуром.
— Нечто ты веришь в это, капитан? Мы тут-то, считай, не помелом деланные — всё же разведчики, подмечать-то умеем. Его милость как вроде с лица сошёл с того дня в Ирмелине. И вот ты тоже смурной — и все с того дня, как мы удирали из Рокны, будто воры какие. Чует моё сердце — неладное дело! С какого рожна мы три дня штурмовали Правый Рог, пока снег не пошёл? Когда надо было Левый брать! Чего обозов не дождались?
— Про Правый Рог разведчики сказали…
— Какие разведчики, капитан? Я туточки с Урлахом Белым говорил, а тот — с Дроздом, никто из них до Правого Рога не ездил, а ежели не Урлах, не мы, да не Дрозд, то кто? Знаешь ты других разведчиков, кто полезет на лаарскую сторону? Я бы ещё поверил, что наш колдун чего там в козьих кишках углядел, только вона, колдун и тот удивлялся.
— А ты у нас нынче с колдунами дружбу водить стал? Гляжу, они тебе уже докладывают, — усмехнулся Дарри.
— Эээ, какой же это орёл, коли по вороньим местам летает? Ни-ни, я с колдунами не вошкаюсь, но вот маркитанка наша…
— Ну, ясно! Колдун сказал бабе, баба — тебе! И ты ещё говоришь, что его милость «того»! Значит, сам ты у колдуна не спрашивал?
— Нешто я дурак? У колдуна возьмёшь рогожу, отдать надо будет и кожу! Но ты зря мне не веришь, капитан, у меня чутьё на всякую враницу. А тут дело нечисто…
Капитал верил. Виду не подавал, но чутью Бёртона доверял, как себе. И всё это ему тоже не нравилось. То, что на генерале лица не было — правда. И рассказ его в Ирмелине показался Дарри странным, но кто он такой, чтобы задавать генералу вопросы, на которые тот не хочет отвечать? А вот то, что сам Дарри стал злым и молчаливым, так об этом Бёртону знать не надо. Не хватало ещё, чтобы люди стали над ним подтрунивать из-за его сердечных дел. Если бы вот только сердце не ныло так…
Когда генерал сказал ему, что отдал дочь замуж за банкира из Гидэльина, Дарри готов был убить кого-нибудь. До последнего в душе верил, что Кайя не найдёт себе подходящего жениха на балу. И надеялся смутно, хоть и не признавался себе в этом.
Таврачья бабка посоветовала — отпусти её. Он бы и рад был, а не мог. Стоило подумать, как толстый купец или какой-то ростовщик будет её обнимать, целовать жирными губами… И Дарри тут же сжимал рукоять сабли, а сердце щемило в дикой тоске. А потом, как соль на рану — вспоминалась её улыбка. Как нежные пальцы касались его кожи, там, в горах, когда она накладывала ему повязку. И глаза, как весенний лес…
Как она спала на его плече…
Как смущалась и краснела…
И мысли эти жгли его калёным железом.
— …вот и гонец этот мне не нравится. Всё утро ходил, вынюхивал, как да чего…
Гонец прискакал спозаранку. И не пыльный юнец, который возит королевские послания, а бывалый воин на хорошей лошади. Въехал в лагерь, как к себе домой, осматривался. К генералу прошёл без доклада и всё утро пробыл у того в шатре. А Дарри велели быть поблизости. Вот он и сидел на колоде — чинил ремень, ожидая указаний.
Лагерь стоял на плато между Правым рогом и Левым. За последние дни сильно похолодало, чуть выше на склонах уже лёг первый снег, не глубокий ещё. Если бы в прошлый раз пошли на Левый Рог, то, скорее всего, были бы уже возле Уайры — ворот в Лааре. А вот сегодня подул дайкан — ветер с севера, затягивал небо слоистыми хлопьями туч, и, понюхав воздух, наполнившийся теплом и влагой, Дарри понял — на перевал идёт метель. А в этих местах метель могла зарядить и на три дня, а это значит, что снега будет — конным не пройти. Потом, может быть, он и растает, но если схватится морозцем, то всё — ждать до весны.
Генерал молчал, молчала поисковая нить, и от безделья и мыслей о Кайе Дарри готов был волком выть, да ещё Бёртон подливал масла в огонь своими расспросами. И капитан слушал его вполуха.
— …и возницу послал по следу? Возницу-то зачем? А сундук с бабским тряпьём у него Тальд приметил? Он-то чей был? И корзинка с рукодельем в карете, нечто генерал кружева плёл?
— Стоп! Какая корзинка? Какой сундук? Ты, вообще, о чём?
— Да Тальд давеча мне сказал, что там, в Ирмелине, когда мы поехали осмотреть овраг, а Тальд остался у кареты, так его милость вёз сундук, а в нём — женское платье было и корзинка с рукодельем в карете, да потом он её припрятал!
Дарри отложил нож, собираясь расспросить у Бёртона подробности, но из шатра вышел гонец, а за ним следом появился Барк и замахал Дарри руками, приглашая внутрь.
Генерал сидел у жаровни — шевелил угли кочергой, жёг какие-то бумаги, рядом на раскладном столе стоял походный секретер тёмного дерева с серебром, сверху на котором лежал свиток с королевской печатью.
— Ваша милость, — Дарри махнул шляпой в приветствии.
— Садись, — генерал указал на стул напротив, на котором, очевидно, только что сидел гонец.
Налил вина в бокалы и один протянул Дарри.
— Видимо, всё очень паршиво, раз такое дело, — произнёс капитан, кивая на тёмно-красную жидкость.
— Да уж, не мёд… Я хочу попросить тебя кое о чём, хотя, если по-человечески, то не имею на это права…
Генерал выпил вино залпом, взял пару поленьев и засунул в жаровню поверх догорающих бумаг. Дарри тоже выпил, чувствуя, как неприятно зашевелилось то самое «бёртновское чутьё» где-то в подреберье — что бы ни сказал сейчас Альба, все это плохо кончится. Почему-то так подумалось.
— …но сначала, я должен рассказать тебе кое-что, — генерал сел на стул, взял королевское письмо и свернул его в тугой свиток, — видишь это?
— Плохие новости?
— Ещё какие! Королева очень рассержена нашей неудачей при штурме. Пишет, что расстроена и озабочена, и это значит… Это значит, что всё хуже некуда. Присылает сюда своего кузена Биржила военным советником, а на самом деле — соглядатаем за мной. А он та ещё скотина! Ублюдок, каких поискать, — генерал швырнул свиток в секретер, — и ещё… Она договорилась с айяаррами из прайда Тур, что те проведут нас в Лааре через Большое Седло своим тайным путём. Большой отряд. Нам нужно перегруппировать войска — взять самых сильных, а слабых, раненых и больных оставить тут лагерем, чтобы лаарцы не поняли, что мы пойдём второй дорогой. Зайдём с тыла…
— Ну, вполне хороший план, ваша милость. До Большого Седла не так уж и далеко, если Туры проведут нас там — мы снимем лаарские заставы по ту сторону Оленьего Рога и спокойно войдём в долину даже по снегу, — пожал плечами Дарри, отставляя бокал, — только странно это, что одни айяарры идут против других. Чтобы Туры предали Ибексов? Не западня ли это?
— Всё, что я знаю — у её величества давние дела с Турами, видимо, дружба с королевой для них дороже чести. Вон и этот… дознаватель наш, что последним приехал, он ведь из Туров.
— Хм, не могу сказать, что это не заставляет задуматься. Ну а что до Биржила… Так девок ему и вина, а ещё Райта с его собаками, пусть его на охоту свозит, поднимет коосулю или кабана, и поверьте — никто его и не заметит в лагере. А мы спокойно перебросимся на Большое Седло.
— Да, всё это так… Этот Биржил меня меньше всего беспокоит. И дело совсем не в этом… Дело в том, что…
Генерал встал, заложил руки за спину и прошёлся по шатру, от походной кровати до большого сундука и обратно, не глядя на капитана, пока тот молча наблюдал.
— … не могу я выполнить приказ её величества. Не можем мы идти на Лааре. Во всяком случае, до весны.
Генерал посмотрел на Дарри, и капитан увидел отчётливо — запавшие глаза, глубокие морщины, затравленный взгляд. Бёртон прав — что-то нечисто.
— Почему?
— Сначала я должен попросить у тебя прощения за свою ложь, капитан…
— Ложь? Какую ещё ложь?
Генерал вздохнул, снова сел на стул и повернулся к жаровне так, чтобы не смотреть Дарри в лицо.
— Моя дочь находится сейчас в Лааре, — начал он тихо, — Кайя не вышла замуж за банкира и не уехала в Гидэльин…
Когда генерал закончил рассказ, Дарри молча встал, взял бутылку и без разрешения плеснул себе ещё вина, затем генералу, и выпил.
— Как вы могли… Как вы… Вы отдали её в лапы Зверя?! — наконец, воскликнул он голосом, который сорвался на хриплый шёпот.
— Иначе он бы её убил.
— Считайте, что он уже это сделал! Он… представился… Ройгардом Лардо? Просил её руки?! Проклятье! Зачем я только уехал! Почему вы молчали, генерал! Почему вы молчали столько времени?! Мы бы их догнали по свежим следам! Она, может быть, уже мертва!
— Я дал слово чести. И он поклялся на родовом камне, что вернёт её живой и невредимой. И никто бы не знал… до весны. Если бы не королевское письмо! — генерал швырнул кочергу на пол.
— Слово чести? И вы поверили его клятве? Клятве Зверя?!
— Это единственное, что мне осталось — верить в то, что айяаррский кодекс чести защитит мою дочь.
— Паршиво это — утешать себя такой верой!
— Когда больше нечем утешиться, сгодится и такое…
Дарри ходил по шатру широкими шагами, схватившись за рукоять сабли, и лицо его было белым.
— Так о чём вы хотели меня просить? Хотя, позвольте, я, кажется, догадался. Ехать в Лааре?
— Я не могу тебе приказать, могу лишь просить…
— Я поеду, — ответил Дарри твёрдо, — я найду и убью их. И Эйгера, и Дитамара, и этого проклятого Зверя! И я верну вашу дочь. А потом мы спалим Лааре дотла, камня на камне не оставим от их ублюдочного логова!
— Если ты найдёшь мою девочку и спасёшь её — проси, что хочешь. Я всё сделаю.
— Вы знаете, чего я хочу.
— Дарри…
— Нет, генерал, однажды вы уже отказали мне, и видите, чем всё это закончилось. Она могла остаться со мной: жива, невредима и счастлива. Но теперь так и будет. Когда мы вернёмся — вы отдадите её за меня замуж.
— Хорошо. Только вернитесь.
— Дайте слово.
— Даю слово.
— Я возьму свой отряд и ещё пару надёжных бойцов, но… — Дарри задумался, а потом добавил с усмешкой: — Нам понадобится королевский колдун.
— Зачем?
— Так-то мы сойдём за айяарров, и одежда у нас есть, но нас выдадут глаза. А колдун может помочь — я сам видел.
— Хорошо. И ещё…
Генерал расстегнул воротник и вытащил из-под рубашки маленький мешочек на кожаном шнурке, похожий на тот, что дала Дарри старая таврачка.
— Отдашь это ей — Кайе, как только увидишь. Мне следовало сделать это раньше.
— Что это? — Дарри взял мешочек в руки.
— Это принадлежало Рие. Это единственное, что она оставила с Кайей, когда я её нашёл. Это кулон — оберег, видимо. И он должен быть с ней.
Дарри надел мешочек на шею, и он оказался рядом с таким же, таврачьим, в котором тлела маленькой искрой поисковая нить.
— Хорошо, я передам. Мы уедем сегодня же, никто ничего не должен знать. Своим я скажу, что мы едем на охоту на Зверя.
— Да, хорошо. И помни — до того, как айяарры поймут, что мы нарушили перемирие, у нас очень мало времени.
— Ваша милость, вы же понимаете, что мне не стоит об этом напоминать?
Дарри вышел из шатра и остановился, глядя на перевал. Тёмный камень в белых пятнах снега был похож на шкуру снежного барса. Где-то там за чёрными зубцами хребта, обрамляющими горизонт, прятались лаарские заставы, поджидая их. Но теперь вид этой неприступной громады больше не вызывал у него глухого раздражения и тоски. Капитан шёл улыбаясь. И Бёртон, увидев это, произнёс вслух:
— Эка тебя растащило, капитан! Нечто радость у нас какая?
— Радость, радость, Бёртон, хватит плесенью покрываться — собери всех у ручья, дело есть… Да по-тихому, чтобы никто не знал.
Бёртону два раза говорить не пришлось. Он сдвинул шапку на затылок, крякнул довольно и исчез между палаток быстро, как ящерица.
К полудню небо заволокло совсем. Вершины гор и перевал обложило плотной ватой серых туч, ветер стих, дохнуло теплом, и на голых ветвях ракитника стеклянными бусами повисли капли влаги. Дарри затянул потуже ремень, расправил айяаррскую куртку, которая была ему чуть велика, и направился в шатёр к генералу. К отъезду всё было готово — собрали провизию, оружие, переоделись, да и колдун своё дело сделал.
— Уезжаем, ваша милость, — сказал Дарри, входя и поправляя на голове айяаррский берет.
Генерал посмотрел, прищурился:
— Да уж, и не отличишь! — воскликнул удивлённо, глядя на жёлтые глаза капитана.
А потом подошёл и обнял его по-отечески:
— Удачи! Пусть вас хранят все боги и с той, и с этой стороны! И прошу тебя, не рискуй понапрасну, я знаю, как ты хочешь убить Зверя, как хочешь добраться до Эйгера, но мы всё равно возьмём Лааре, так что побереги свою жизнь. Хорошо?
Дарри усмехнулся как-то криво и ответил:
— Это уж как получится.
И, уходя, уже в дверях обернулся:
— Я хотел спросить, ваша милость. Дело, конечно не моё, но всё-таки… а что случилось с Рией? С матерью Кайи?
Генерал потёр переносицу, посмотрел как-то затравленно, словно воспоминания об этом до сих пор причиняли ему боль, и произнёс тихо:
— Её принесли в жертву. Убили.
— В жертву? — Дарри даже замер на пороге. — Кто?
— Я не знаю. И никто не знает. Всё было сожжено. Но так предположили храмовники.
— Но… зачем? Какую ещё жертву?
— Думаю хотели получить Арраян.
— Источник? Но как?
— Она была Хранительницей Древа. Проводником своего прайда. Убить её — это как срубить дерево под корень и выпить весь его сок. Но все следы скрыл огонь и мне не удалось ничего выяснить.