Редхард высунул язык, словно дразнясь и поразился, как тот помещался во рту и не мешал, несмотря на наличие, как он уже успел обнаружить, пяти рядов острых, игольчатых зубов спереди и могучих коренников в глубине рта, явно способных перекусить кость. Язык был длиннющий, темно-лиловый и, приди Врагу-с-улыбкой такое желание, он без труда вылизал бы себе глазницы.
Шея была мощной, но не короткой, трапециевидные мышцы были чрезмерно развиты, но не по-человечески, а напоминая толстый, витой канат, такие же могучие мускулы, такого же «канатного» типа облегали его грудь, руки и ноги.
В плечах он, для своего роста, был не особенно широк, а ростом был повыше себя прежнего почти на четверть. Пальцев на руках и на ногах было по четыре, меж ними красовались нежно-красные, в черную крапинку, перепонки.
Рельефных, «кубиками», как у атлета, мышц на его животе не было, вместо них были два продолговатых вала, плавно расширявшихся к паху.
Пальцы на ногах и на руках оканчивались короткими, но острыми, крепкими когтями.
А на правой щеке, навсегда врезанные в его плоть красовались четыре невероятно четкие для клейма литеры, складывающиеся в слово «ЗЛОЙ» на Общем языке.
— Нравится? — усмехнулась Удольфа.
— Я не могу рассмотреть своего мужского достоинства в присутствии неприятной мне женщины. А так, конечно, хорошо. Кстати, ты обещала мне еще чаю и трубку, после сюрприза. Неужели ведьма может обмануть?!
— Принесут через минуту. Тебе еще что-то нужно? — участливо спросила Удольфа, прежде, чем дверь захлопнулась.
— Оставьте зеркало здесь. Нужно же мне хоть одно приятное лицо возле меня.
— А жаровню? — издевательски спросила Удольфа. Она знала. И он знал, что она знает — змелюдь прекрасно переносил любую жару, но не выносил холода, он уже чувствовал, что костенеет.
— На кой ляд? — искренне спросил Редхард. — Тут и так дышать нечем. Вынесите ее отсюда.
И жаровню вынесли.
А жаль.
…Удольфа не обманула Врага-с-улыбкой. Через несколько минут на подносе внесли чай и его трубку. Принесший это человек замер на пороге, явно боясь подходить к змелюдю, уже покалечившего одну из ведьм, будучи прикован к стене.
— Иди ко мне, дурень. Я не дотянусь до чашки, — прошипел Редхард. — Или дождемся Удольфу, и я скажу, что ты не выполнил ее приказа? Я не трону тебя, обещаю.
Слуга слегка приободрился, но большого подъема, признаться, не выказал. Он медленно приблизился к Редхарду, слегка наклонил голову и прошептал: «Удольфа велела напоить тебя твоим чаем, так как она не спросила, какой ты любишь, мы взяли из твоего запаса».
— Пои, — согласился Редхард, и слуга расторопно напоил его чаем из подобия соусника с длинным носиком, что для змелюдя, с его жесткими губами, было удобнее, чем из чашки. Трубку же он просто вставил Редхарду в зубы. Покурив, Редхард сказал: «Повесь мне трубку на шею так, чтобы я мог достать ее языком, если снова захочу курить. Не бойся, на эту мелочь Удольфе наплевать». Слуга повиновался и ушел. Редхард снова осмотрел себя в зеркало, полизал ожоги, что слегка умерило боль. Обо всем остальном, о том, что было, о плене, о Ролло, о дальнейшем он запретил себе думать. Всему свой черед.
В глазах потемнело, и он рухнул во тьму, успев понять: «Чай. Что-то было в чае».
Когда он очнулся, то понял, что ведьмы просто уяснили урок — его хвост был намертво закреплен в стальном обруче, вбитом в пол, пока он спал.
Редхард растянул рот в жуткой усмешке, обнажив бесчисленные зубы. Кажется, он тут надолго.
Он опустил тяжелые, морщинистые веки и задумался, вспоминая…
Он пробрался в подземелье Дома Ведьм слишком легко, стоило это лишь одного тихо удавленного стражника. Ни охотничьих нетопырей, ни заговоров на дверях… Сельский амбар сложнее обокрасть. Расслабились или засада?
Он удвоил, утроил, удесятерил осторожность, он замирал при каждом шорохе, с запястья его свисала удавка, в руке он держал нож, а на другом плече нес он труп удавленного стража и потайной фонарь.
Все ниже и ниже шла лестница. Слишком чистая, как он вспоминает теперь. Слишком легко поддался отмычке замок, а точнее, слишком смазан и ухожен был замок и петли.
Ролло он нашел в седьмом от входа каземате. Это была последняя камера в коридоре, который шел от двери, дальше следовал небольшой зал, от которого, как от центра паутины, разбегались нитями во тьму коридоры и туннели.
Друг его сидел на деревянной лавке, подперев кулаком голову и смотрел в стену. На плечи его было наброшено какое-то тонкое, драное одеяло. Редхард успел рассмотреть все это в окошечко, прорезанное в двери камеры Ролло и перекрещенное решетками.
Замок поддался отмычке и Редхард вошел в камеру. Ролло равнодушно повернул к нему голову и, узнав, застонал, как от смертной боли, застонал искренне, по-настоящему. Что с ним сделали, подумал Редхард. Он прекрасно знал этого человека и знал его стойкость к боли.
— Духи темного мира, Редхард! — просипел Ролло в отчаянье, — я думал, что ты достаточно жесток, чтобы не клюнуть на эту слюнявую муть — спасение бесполезного старого дурака! — Редхард видел, что Ролло говорит правду и понял, что в этом мире у него и в самом деле есть друг.
— В сердце даже самого жестокого человека есть маленькая, потайная и опасная для него комнатка, — пожал плечами Враг.
— А труп-то тебе на кой?!
— Вставай, старый хрен, причитать будем потом. Дуэтом. Труп положим вместо тебя, так что отдай ему это свое роскошное одеяло, — быстро скомандовал Редхард. Ролло повиновался. Редхард, подоткнув усопшему одеяло, протянул было Ролло свой меч, но тот молча показал ему ладони — пальцы были отрублены, что называется, под корешок.
— Иди за мной, быстро, — приказал Враг и, заперев дверь, шагнул в сторону выхода. Ролло замешкался на миг. Редхард обернулся и глаза его помертвели.
…Огромное, с хорошего рысака величиной, чудовище, мерцая лысой красно-зеленой кожей, покрытой лишаями размером с тарелку и гнойниками с яблоко величиной, распространяя запах мертвечины, словно вылилось из тьмы туннеля за спиной его единственного друга. Стрелять Редхард не мог, «огнебои» его были заряжены «цепными» пулями и он непременно угодил бы в Ролло.
— Ролло, сзади шайтар! — он узнал эту мразь, с такими он уже имел дело.
Ролло действительно постарел. Он не успел ни толком обернуться, ни прыгнуть вперед, когда омерзительные, колоссальные челюсти шайтара раздавили ему голову, как ягоду клюквы. В следующий миг страшный грохот из шести стволов двух «огнебоев», слившись с воем Врага, прокатился по туннелям и катакомбам Дома Ведьм Веселого Леса. Искромсанное тело шайтара рухнуло на тело Ролло, а на Редхарда сверху в тот же миг упала тяжелая шелковая сеть. Еще одна. Еще. Еще. Сети с грузиками падали и падали, а из боковых коридоров спешили к нему вооруженные служители ведьм Веселого Леса. Тяжкий удар обрушился ему на голову и все померкло.
Враг-с-улыбкой скрипнул своими бесчисленными зубами и открыл глаза.
4
…В городок Редхард въехал во второй половине дня, в час Неба. До заката было далеко и Редхард надеялся, что общение с бургомистром времени займет немного, успеется и побродить по городку, кстати, довольно большому, чистенькому и аккуратному, а может, и поговорить с людьми. Дома и улицы словно были отбиты по нитке, ровными рядами стояли лабазы, склады попадались только на окраинах, хотя во многих городах и побольше этого Редхарда встречал полную строительную неразбериху. Но тут все было не просто аккуратно, а даже, скорее, чопорно. И при этом, совмещая несовместимое, очень уютно.
По мощеной булыжником («Еще один признак хорошего достатка» — отметил Редхард) улице, Враг проехал к центру города, рассудив, что ратуша может быть в таком правильном городке только там. Так оно и оказалось, а пока он любовался ухоженными домиками, крытыми черепицей, с обязательным цветником перед заборчиком, выходящим на улицу. Внезапно он понял, что и стены домов, и заборчики (очень, кстати, невысокие заборчики), выкрашены в один цвет. Низкие заборы удивили его. Город жил в страшном соседстве с Веселым Лесом, как ни крути. Может, жители просто понимают, что ведьму или какую иную нежить забором не остановишь, а потому и не тратятся на лишние доски? Может быть, и так. А может быть… А что может быть? Отвечать на вопросы, возникающие в голове, было рановато, пока Редхард буквально впитывал новое место. Обдумывать свои наблюдения и впечатления и делать выводы он будет позже.
Встречавшиеся горожане кивали Редхарду, как старому знакомому и он отвечал приветливым кивком, поднося два пальца к полям своей высокой кожаной шляпы.
Городок был прекрасен, чист, ухожен, аккуратен, разумно выстроен. И низкие заборчики тоже могли иметь самое простое объяснение. Сам городок был обнесен высокой каменной стеной, с зубцами, башнями, бойницами и совершенно непробиваемыми воротами. Рассуждая здраво, строить вокруг дома частокол смысла не было — если уж какой-то враг сумеет миновать ворота с усиленным и, Редхард отметил это, хорошо подготовленным караулом, или же махнет через стену, утыканную железными заостренными колышками по всему периметру, миновав солдат, прогуливающихся по стене, то забор уж точно не спасет.
Но в какую копеечку влетела эта стена, солдаты и сам городок с его чудными улицами и обязательными, часто встречающимися фонтанами! Редхард пожалел, что мало что успел узнать про город, куда поехал. Может, тут разработки золота или серебра? Или, например, драгоценных камней? Нежить и нечисть всегда любила селиться возле богатства, а потому Редхарда часто приглашали на различные рудники — унять свирепых карликов-златокопов, договориться с двергами, убить распоясавшуюся ведьму или колдуна, обложившего рудник данью, или же решить вопрос еще с какой-нибудь невообразимой тварью, обнаружившуюся в глубине штолен. Всякое там водилось и всякое бывало. Может быть, что и тут люди благоденствовали, благодаря роскошному подарку судьбы. Но судьба редко дарит что-то без какой-нибудь небольшой прибавочки и тут, судя по всему, прибавочкой был Веселый Лес, всего-то навсего. Самый жуткий лес во всем мире Черной Пади, о котором старались не говорить, которого боялись, как чумы, которым клялись по пьяной лавочке и трезвели, который… Который должен был посетить Редхард и отловить какую-нибудь погань для показательной казни. Веселый Лес, Веселый Лес… Даже в официальных документах оба слова, составляющие его название, писались с большой и только с большой буквы.
Поездив по городу, вволю насмотревшись на городок и накланявшись жителям, Редхард Враг легко нашел ратушу. Приехал он точно к назначенному времени, слуга, который своей манерой держаться вполне бы дал фору средней руки придворному, в золоченой ливрее, провел Редхарда, после того, как тот представился, к дверям красного дуба, постучался согнутым пальцем, дождался раздавшегося из-за двери: «Да!», и распахнул обе створки.
— Редхард Враг Нежити к его превосходительству! — голос был под стать манерам, без малейшей тени эмоций, низкий, чистый и прекрасно поставленный. Слуга, как на колесиках, бесшумно и молниеносно скользнул вбок, позволяя Врагу войти. Редхард снял шляпу и ступил на хорватонасанские ковры, устилавшие, как он успел заметить, паркетный пол мореного «дерева сна».
Слуга исчез так стремительно и бесшумно, что Редхард непроизвольно отметил это в голове. Примерно так: «Слуга может быть опасен». Отметил и пока забыл.
Навстречу ему, встав из-за стола черного дерева, уже шагал бургомистр. Это был человек высокого роста, плотный, дородный, но без лишнего жира, седой, как лунь, с глазами необычайно яркого синего цвета. Над верхней губой его красовались седые, аккуратнейшим образом постриженные усы, а подбородок был чисто выбрит.
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой господин Редхард Враг нежити! Как же я рад, что вы все же сочли возможным приехать в наш городок! Если бы вы только знали, как вы нам тут нужны! — бургомистр даже раскинул руки, словно для объятий, но вместо этого полукругом поднял руки вверх, до уровня лица и медленно опустил. Бургомистр владеет искусством разговора, отметил Враг, причем не простого разговора, а разговора, целью которого стоит добиться чего-то своего. Бургомистр тем часом протянул руку Врагу и тот пожал ее. Руки у бургомистра были ухоженными, ладони сухие и теплые и потому Редхард слегка удивился, ощутив при пожатии бугорки мозолей. «Фехтовальщик. Тяжелая шпага и кинжал» — взял Редхард на заметку.
— Я тоже очень рад тому, что получил ваше приглашение, господин бургомистр («Просто Торе!» — замахал руками бургомистр). Господин Торе, я бы хотел узнать поточнее, для чего вы изволили меня пригласить.
— Но ничего не узнаете до ужина, — улыбнулся широко и открыто, по-мальчишечьи, бургомистр, который велел звать его «просто Торе». — Следуйте за мной, господин Редхард Враг нежити! — и бургомистр шагнул было в сторону боковой двери, как Редхард, чуть подняв руку, удержал его: «Если уже мне была оказана столь высокая честь, как называть вас просто по имени, которое вам соблаговолили дать ваши почтенные родители, то и меня зовите просто. Или «Редхард», или «Враг», «Враг» короче и я почту это за особое удовольствие». «Договорились!» — снова улыбнулся бургомистр, и продолжил свой прерванный было путь к боковой двери.
Редхарда он предупредительно пропустил впереди себя. Но Враг, шагнув в комнату, вдруг встал, как вкопанный и бургомистр чуть не ткнулся ему в спину. Только специально подготовленный человек, вроде Врага, мог успеть заметить, как тенью исчез в какой-то боковой дверке слуга бургомистра, когда тот открыл дверь. Редхард обернулся к бургомистру, который, придав лицу выражение озабоченности и готовности немедля же исправить, осведомился: «Что-то не так, уважаемый Редхард?»
— Скажите, почтенный Торе, — твердо спросил Враг, — зачем вы держите гролла в слугах? — то, что лощеный слуга Торе — не человек, Редхард понял еще на входе в зал. Гроллы не были бездумно агрессивными, ничем внешне не отличались от человека, но все же и за ними водились кое-какие грешки и назвать гролла легким противником было бы более, чем просто опрометчиво.
— Понимаете, уважаемый Враг, я привык, чтобы мои приказы выполнялись быстро. Моментально. А кто двигается быстрее гролла? — виновато даже как-то улыбнулся бургомистр.
— А вы, Торе, не боитесь своего слуги? Все же он не человек, нечисть, — снова задал вопрос Редхард. Нет, он и раньше видел гроллов на службе у людей, но у людей, близких к тайным знаниям и владевших знаниями сами. Но у бургомистра… По соседству с Веселым Лесом? Гролл? Занятно…
— Нет, умные люди подучили меня управляться с гроллами, у меня лежит в кармане его зуб. Он потерял его когда-то, когда лишился свободы. Мне его продали вместе с зубом. Вернее, я его выкупил. Охотники хотели снять с него кожу, вы же знаете, сапоги из кожи гролла лечат даже подагру, а я случайно проезжал мимо, осведомился о происходящем и… Выкупил его, вместе с зубом. Сначала они предложили купить его кожу, я ехал с кортежем и, видимо, произвел на них впечатление, — бургомистр хохотнул, по-юношески искренне, словно втайне сам не верил, что не может произвести впечатление солидного человека, — а затем, когда я сказал, что мне жаль это существо, весь вред от которого — тяга к воровству ягнят и любовь к кулачным потасовкам с крестьянами, а некоторые гроллы, представьте, даже делают это своей работой и дерутся за деньги, представляясь людьми, — тут бургомистр густо покраснел, и, как бы недоумевая, развел руки в стороны ладонями вверх. «Все же я недалекий человек. Кому я, городская крыса, рассказываю о привычках гроллов!» И он снова засмеялся, искренне и чуть виновато. Редхард не менее простодушно улыбнулся и покивал головой, давая понять, что готов слушать и дальше.
— Ну, когда охотники поняли, что у меня есть средства, а кожа гролла мне не нужна, они быстренько просветили меня, что гролл верно служит тому, у кого хранится его зуб, не шалит, не ворует, подчиняется и не рвется на свободу. Я решил, что мне нужен такой слуга и предложил им цену, вдвое превышающую цену его кожи. Охотники моментально вырвали бедняге зуб, отдали его мне, и гролл послушно влился в мой кортеж и за все последние двадцать лет у меня не было случая его в чем-то упрекнуть. Хотя порой, признаться, находятся охотники подраться с гроллом, они обращаются ко мне, а я предоставляю им желанного противника. Деньги за бои, поверьте мне, я жертвую городу.
— Вы добросердечный человек, досточтимый Торе, — я рад, что мне выпала счастливая возможность, оказаться, быть может, вам полезным, — Редхард почтительно поклонился, Торе отвечал ему не менее любезным поклоном и они проследовали к прекрасно сервированному столу. Подавалась запеченная в сметане форель, зелень, молодой картофель, жареное на углях нежирное мясо, свежайший хлеб и еще много всего. Хозяин и его гость сели за стол и воздали, как принято писать, ужину должное. От вин и наливок, хотя выбор был очень богат, Враг отказался и выпил, как обычно, своей травы из фляги.