– Тебя сразу складировать, или по учебе что-то срочно надо? – правильно оценил ее состояние мужчина.
– Наверное, сразу, – решила Даша.
– Хорошо, диван в твоем распоряжении.
– А ты? – девушка уставилась в тарелку, на которой уже ничего не было, но краем глаза следила за ним. Прочитать что-то по спине мужчины, наливавшего чай, оказалось невозможно.
– Не у одной тебя дома матрасы для гостей имеются. Тем более что у меня приличное число родственников гостит, – Глеб забрал у нее пустую тарелку и поставил чашку.
Девушка тут же обхватила ее обеими руками и уткнулась носом, вдыхая ароматный пар. Почему-то очень хотелось, чтобы ночью он был рядом.
– А меня мерзнуть оставишь, – обратила она все в шутку.
– Тебя оставишь, – усмехнулся он. – Сразу неприятности найдешь.
– Ты на что намекаешь, – оторвала она взгляд от чашки, заранее радуясь, что румянец можно списать на душ и горячую еду.
– А то ты не помнишь, – улыбнулся он, глядя в горящие праведным возмущением глаза. Возмущение сменилось смущением.
– Молчу, осознаю, виновата, буду исправляться, – попыталась она изобразить раскаяние. Но все попытки испортил очередной зевок.
– Иди уже, ложись, чудо, – Глеб посмотрел на часы. Было почти одиннадцать. – Тебе во сколько на учебу.
– К половине десятого, – на мгновение задумавшись, вспомнила она. – А ты что?
– А у меня еще работа, – развел он руками.
– Ага. Спокойной ночи, – девушка поднялась со стула и поплелась в комнату. Едва голова ее коснулась подушки, она тут же провалилась в сон.
Глеб быстро убрал со стола, вымыл посуду, убрал в холодильник уже остывшую кастрюлю и пошел в другую комнату. Клиент обещал приехать к одиннадцати, но уже не раз было, что он появлялся раньше. Значит, надо быть готовым заранее. Быстро внеся изменения в проект, пересчитал смету. Сохранил новый вариант отдельно. Потом посмотрел, какие материалы можно будет предложить, если тому захочется поменять что-то еще. Наконец, собрал все наработки в одну папку и отправил на флешку.
Когда он заглянул в комнату, Даша спала, свернувшись в клубок и практически с головой укрывшись одеялом. Глеб улыбнулся. Девушка умудрилась замерзнуть даже в квартире с отоплением, будучи одета в костюм. Страшно было представить, что бы с ней стало, останься она дома. Мужчина снял джемпер, и, оставшись в тренировочных брюках и футболке, дабы не смущать девушку, буде та проснется ночью, осторожно устроился рядом. Почувствовав рядом тепло, Даша, не просыпаясь, придвинулась к нему, и, уткнувшись носом в грудь, замерла. Глеб осторожно обнял девушку, а вскоре и самого его сморил сон.
Даша в который раз почувствовала, как на плечи легли руки Эйнара. Сколько они так простояли – она не смогла бы ответить. Внезапно, он отодвинулся на расстояние вытянутых рук.
– Дана, богами данная мне, – тихо прошептал он, и девушка поняла, что это ее имя.
– Кто ты? – тихо спросила она. – Как мне найти тебя.
Но воин молчал. Даша поняла, что он не ответит. Шаг, и он вновь прижимает ее к себе.
– Родная моя, – тихий, на грани слышимости, шепот.
– Не оставляй меня, – так же тихо просит она, и его руки еще крепче прижимают ее к себе. – Помоги мне найти тебя.
И лишь молчание в ответ. Но теперь она твердо знает, что они встретятся.
Глеб снова стоял, сжимая обеими руками рукоять меча. Напротив него замерла златовласая воительница. Только сейчас он смог рассмотреть, насколько она тоненькая.
– Что же ты, нападай, – тихо произнесла она.
– Нет, – покачал он головой, я не хочу драться с тобой.
– Нападай, Эйнар, – в голосе прорезались нотки гнева. – Али отважный воин струсил.
– Нет, – он отбросил меч и безоружный приблизился к ней. – Нет, Дана.
Девушка опустила оружие. Еще шаг. Глеб оказался рядом. Осторожно поднял руку, коснулся щеки. Провел ладонью по волосам. Меч выпал из рук воительницы, и она шагнула в его объятия.
Глава 11
Отгорало золото листвы на деревьях. Все чаще по утрам на траве блестела изморозь. Поля чернели после сбора урожая, лишь в последнем одиноком снопу гомонили воробьи, выклевывая золотистые зерна. Небо хмурилось тучами. Еще седьмица-другая, и скует землю мороз, полетят из туч белые хлопья.
Уже уложили домового спать до весны, разнеся кусочки блина по углам изб, теремов, землянок. Все тиши становились духи воды, леса, искали убежища от слуг Морены до следующей весны, когда вернется Лада из подземного плена. Не проказил более банник, притих хозяин овина. Лишь кикимора еще пыталась пакостить, но скорее в силу привычки. Но скоро и она подчиниться законам природы. Останутся люди на долгую зиму без охранителей дома и построек, но и злые духи зимой сны смотреть предпочитают.
Женщины заканчивали делать запасы на зиму, готовили пряжу, дабы долгими вечерами дочери на посиделках не бездельничали. Девушки вытаскивали из сундуков наряды, украшения – будет чем внимание к себе привлекать. Все они и рукодельницы, и красавицы, как песню заведут – заслушаешься. Да только верно говорят – встречают по одежке. Добры молодцы не токмо на рукоделие смотрят, али песни слушают. Быстро оценят и качество ткани, и вышивку, да и стоимость уборов подчас лучше девушек оценить могут. Это прабабок их удивить янтарем можно было, сейчас же племена ливские активный торг ведут, меняют камушки на зерно. У кого отцы да братья торговлей занимаются, али в княжеской дружине состоят – те и серебром похвастать могут. Да у кого в Полотеске колечка серебряного не найдется, пусть и самого простенького.
Мужчины до снега торопились справить работы на дворе, подправляли постройки, покосившиеся за время летней страды, латали крыши, ладили ставни, двери, заделывали щели в стенах. Большинство домов уже сияло на редком солнышке золотом свежей соломы, окна смотрели на мир бычьими пузырями, а в домах побогаче поблескивали тоненькие пластины слюды. Кое-где радовали глаз новые ставни с затейливой резьбой, а то и крылечко, взамен сбитого десятками ног старого. Между бревен выглядывал свежий мох. Тепло будет зимой в доме, а значит, работа домашняя станет спориться, радостью отзываясь на душе хозяев.
Тем, кто сам не мог работу тяжелую справить: вдовам, старикам, сиротам – помогали дружинники и холопы князя. Сегодня ты людям помощь окажешь, завтра они за тебя богов молить будут. А ведь молитвы именно таких сирых да убогих богам слышнее. Вот и получается, что сегодня князь им помогает, а случись завтра беда – и они князю на помощь придут.
Постепенно приближался Корочун, а за ним и до весны недалече. После новогодних празднований князь с дружиной отправятся санным путем в полюдье. Ежели год выдался урожайным – будет и ему прибыток, и дружине верной. А коли опять недороды, придется ему скотницу зорить, летом отправлять гостей за зерном, дабы народ от лютого голода спасти.
Пока же дороги под дождями стали непроезжими. В городе, по указу княжескому, еще мостили улицы деревянными плашками, по которым могли ходить люди. Верховым предписывалось спешиваться и вести коня в поводу. И только гонцы могли скакать очертя голову, криками разгоняя народ с дороги. Да токмо какие гонцы в такое время. Лишь раз и был, когда князь ладожский скончался, а сын его в Полотеске загостился. Да сколько годов уж прошло с той поры.
Жителям деревень добраться до града не было никакой возможности. Припозднившиеся торговцы ждали мороза, дабы успеть до снега вернуться домой. И наоборот, в деревнях ждали санного пути, дабы в Полотеске продать излишки урожая, да прикупить утварь для хозяйства, женам да дочерям тканей и украшений, сыновьям кинжал али пояс, детям малым заморскую диковинку, да себя побаловать хотя бы новостями да сплетнями, а то и увидеть что интересное получится. И будут в деревеньке их обсуждать новости до следующей поездки в стольный град, ежели не случится чего ранее.
Мастеровые ладили луки, подмастерья и ученики делали стрелы. Еще похолодает, ляжет снег, и пойдут в леса охотники бить белку да куницу, да другое зверье. Всякому известно, что зимой добытый мех не в пример гуще да добрее. Лишь ленивый да изнеженный бьет зверя летом, да потом жидкие шкурки сбыть пытается. Да токмо мало на что они годны будут. Разве что в сапоги для тепла, али кафтанишко подбить, в коем зимой работу грязную делать.
По лесу еще шныряли мальчишки, искали забытые беличьи схроны, собирали оставшуюся клюкву, бруснику. Иной раз набредали и на поздние грибы. Матери хоть и серчали за порванную да испачканную одежду, но сильно не ругались. В избе тесно, а дети все не с пустыми руками приходили. Несколько раз видели в лесу медведя. Нагулявший за лето жирок Михайло Потапыч с ватагой шумных сорванцов не связывался и, издав недовольный рык, уходил в чащу. Но вскоре и он пропал, найдя себе подходящую берлогу. Лишь сороки скакали по голым веткам, да в ельнике изредка мелькали неугомонные белки.
Небо сочилось моросью, периодически сменявшейся дождем. Ветер то чуть заметно качал ветки с последней листвой, то, словно вспомнив о чем-то, задувал с такой силой, что с крыш летели пучки соломы, вороны с криками поднимались в воздух, а люди вынуждены были хвататься за жерди заборов, чтобы не быть сбитыми с ног. Да и немного было тех людей на улице. Даже вездесущих мальчишек непогода загнала по теплым углам. На дворе все работы справлены, а остальное можно в доме али сараюшке делать. Главное – в тепле да безветрии. А то, не ровен час, сорвется нож, али иной инструмент, и будешь до весны раны залечивать.
Дана стояла на крыльце княжьего терема. Настроение девушки после разговора с княгиней было под стать погоде. Столь же пасмурно и тоскливо на душе, столь же безрадостно. В очередной раз женщина завела разговор о девичьих посиделках, женихах, свадьбе на следующую осень. И что самое обидное было – князь ее поддерживал. И только воля Лазоры, велевшей ждать до весны, удерживала их от активного вмешательства в ее судьбу. Пока все ограничивалось лишь словами, но прикажи князь, и снимут с нее перевязь воинскую, обрядят в одежды женские и отдадут в жены хорошо, если своему кому. А то и с заезжим человеком сговорятся – многие сыновья торговцев к ней свататься пытались. И поедет она в чужую сторонушку.
Ветер подхватил дождевые брызги и швырнул девушке в лицо, возвращая в мир, вырывая у печальных дум. Дана, словно впервые увидев, посмотрела на двор. Шаг, другой, спустилась по ступеням крыльца, под удивленными взглядами сторожи пробежала через приоткрытые ворота, миновала узкую улочку… Очнулась воительница лишь когда ноги привели ее на берег Полоты. С мокрых кустов ей за шиворот капала вода, но Дана ничего не замечала, быстро пробираясь через сплетенные ветви, оскальзываясь, падая и вновь поднимаясь.
Наконец, девушка пробралась через заросли ивняка, оказавшись на самом берегу реки. Даже сейчас увидеть ее было практически невозможно – настолько густыми были ветви. Опустившись на росший параллельно земле ствол, она дала выход всем чувствам, что бушевали в ее душе.
– Почто печалишься, сестрица? – окликнул ее девичий голос со стороны реки. – Почто слезы горькие льешь?
Дана, нехотя, повернулась. На берегу сидела совсем еще молоденькая водяница. Длинные русые с зеленым отливом волосы, словно одежда, укрывали девичью фигурку. Зеленые глаза сонно щурились.
– Прости, сестра, – сдерживая слезы, ответила Дана. – Не думала я, что разбужу кого-то.
– Думала, не думала, – улыбнулась водяница. – Об урманине своем вспоминала, али какая беда случилась? Расскажи, сестрица. Глядишь, вместе удумаем чего.
– Княгиня-матушка меня все замуж выдать стремиться, – выдохнула девушка. – Который год одни и те же речи ведет. Поначалу князь-батюшка разговоры эти мимо ушей пропускал, а ныне словно подменили его. Сроку мне един год дал, а следующей осенью и моя свадьба сыграна будет.
– Вот оно как… – водяная дева призадумалась, затем почти полностью погрузилась в воду, лишь тонкие пальцы обвивали ветку. Наконец, она вынырнула на поверхность, довольно улыбаясь. – Отбрось печали, сестрица. Макошь да Велес твою судьбу берегут, Лада защищает. Судьба тебе с предначертанным быть. Над ней людская воля не властна. А коли княгиня неволить начнет, отвечай, что како боги велят, тако и будет.
– Благодарствую, сестра, – Дана вытащила из отросших волос гребень и протянула водянице. – Прими от меня подарок на память добрую да долгую.
– Вот удружила, сестрица, так удружила, – довольно рассмеялась водяница, закалывая непослушные пряди, – а и без подарков тебя помнить будем. Коли печаль наступит, к любой воде приди, мы тебя услышим да появимся.
Водяница исчезла, подняв столб брызг. Дана чуть повеселела. Не зря ноги принесли ее в этот укромный уголок. Водяная дева одним появлением своим развеяла ее печали. А принесенный ею из речных глубин ответ подарил надежду. Оставалось лишь дождаться весны, когда сойдет с полей снег, а реки освободятся ото льда. Ведь обещал же желтоглазый урманин следующей весной прийти в Полотеск. Значит, она будет ждать его и воли богов, как быть им.
Только теперь девушка заметила, что насквозь промокла и замерзла. Руки были исцарапаны ветками, когда она пробиралась сквозь ивняк. Посмотрев на свое отражение в воде, Дана увидела царапины и на лице. Решив, что хуже уже не будет, девушка вошла в воду и постаралась смыть с себя грязь. Она понимала, что избежать вопросов не сможет, но и привлекать к себе излишнее внимание не хотелось. А они будут, если сейчас она вернется на княжий двор.
Выбравшись на дорогу, девушка призадумалась. Скорее всего, княгиня, обеспокоенная ее бегством, послала людей на поиски. И стоит ей появится в воротах, как ей тут же придется снова предстать пред очи упрямой женщины. А ждать, когда стемнеет, чтобы осторожно прокрасться в свой уголок, еще слишком долго. Решение пришло, словно, само собой и Дана, срезая дорогу через рощу, побрела в святилище Макоши.
Удивлению жриц не было предела, когда они увидели Дану. Насквозь мокрая одежда со следами грязи, исцарапанные руки и лицо, губы посинели от холода, но глаза горят шалым блеском. Не дай знак богиня – не пустили бы на порог, сочтя нелюдью. Девушку тут же повели в жарко истопленную баню. Вымывшись и согревшись, Дана в длинной рубахе сидела возле очага, держа в руках мису с горячей похлебкой. Одежду ее отобрали жрицы, дабы утром девушка одела вещи чистые и высушенные.
В женской одежде было непривычно. Без пояса с кинжалом она казалось себе раздетой. И пусть привычное оружие лежало рядом на лавке, ощущение беззащитности не покидало Дану. Девушка забилась в самый уголок, и все равно жрицы периодически оглядывали ее, довольно кивая.
– Сегодня ты останешься у нас, – присела рядом с ней на лавку верховная жрица. – А завтра я лично с княгиней поговорю. Хоть и благое дело у нее на уме, да токмо не гоже против воли его вершить.
Дана не знала, что ответить. С одной стороны, ее радовало, что служители богов выступают на ее стороне. С другой – не хотелось наживать врагов в лице князя и княгини полотеских. Легко впасть в немилость, труднее вновь в доверие войти. Тут и заступа божия не поможет. Хотя, многие ли могут похвалиться, что столь сильных защитников имеют. Может и не бежать от воли княгининой – боги сами союзу благословения не пошлют. А без него и не союз то. Знать бы, почто именно ей участь такая выпала. Жила бы себе ныне в выселке, мужа ждала, детей растила. А урманин? Знает ли он об участи, им предначертаной? Что не быть им одному без другого, а если и быть, то счастья не знать. Девушка вздохнула.
– Все наладится, касатка, – провела рукой по ее волосам женщина, – не может быть такого, чтобы все боги на одного управы не нашли. Кто судьбы ваши исковеркал – опасную игру затеял.
– Как же быть теперь, матушка, – тихо вздохнула Дана. – Мне теперь как быть?
– Сердце свое слушай, ласточка, оно не обманет. И не бойся ничего, боги не оставят тебя.
– А коли сердце само не знает?
– Эээ, милая, – улыбнулась жрица, – молодая ты еще да глупая. Советы слышишь, да не слушаешь. Сердце твое давно уже все решило, только ты разумом его заглушаешь. По уму жить привыкла. Как движения для боя рассчитываешь, так и жизнь рассчитать стремишься. А не получится, голубка. Иной раз наперекор разуму пойти надо. Да что там разуму, людям наперекор, богам.