Дана несмело улыбнулась. Что ж, она попытается не слушать холодный и расчетливый голос разума. Она будет учиться слушать робкий, прерывающийся шепоток сердца, то задыхающийся от боли, то вдруг начинающий что-то быстро, прерывисто вещать в волнении. А следующая осень, что ж до нее еще надо дожить. И не говорил ли ей урманин, что и к ним русичи уходят.
– Поздний час, милая, – жрица поднялась. – Пойдем, проведу тебя в светелку. Пусть боги пошлют тебе добрые сны.
Девушка вслед за женщиной поднялась наверх и, миновав ряд дверей, остановилась у приоткрытой. Внутри мигал огонек лучины. Показав, где ей предстоит провести грядущую ночь, жрица ушла. Дана вошла внутрь, плотно притворив за собой дверь. Вроде и не холодно в помещении, а все сквозняку дорогу оставлять не хотелось. В комнатушке стояла кровать, застеленная шкурами, столик у окна, лавка перед ним да сундук в ногах кровати. На стене пара полок. На столе чашка да кувшин с водой. Вот и все убранство. Девушка подумала немного, затем задула светец и вытянулась на мягкой перине. Переживания прошедшего дня отошли в сторону, позволив девушке провалится в сон. Находясь на грани сна и яви, она вдруг отчетливо увидела Эйнара. Его лицо, фигура, облаченная в непонятную одежу: черные штаны, такого же цвета сапоги или другая какая обувь – не разобрать, рубаха темно-синего цвета, полученного неизвестными способами, обтягивала торс, волосы словно выгорели на солнце, став соломенными и лишь глаза цвета янтаря все также насмешливо смотрели на нее.
Эйнар в молчании смотрел на пляску огня в очаге. Зима постепенно вступала в свои права. Легкий морозец сковал землю, снег постепенно укрывал ее одеялом. Лишь море отказывалось замерзать, все так же билось о скалы, стараясь пробить удерживавший его в плену камень, выбрасывало на берег обломки досок, листву, ветки деревьев и кустарника. Но были дни, когда смолкал ветер, стихала буря, сквозь облака выглядывало солнце. Гладь моря блестела под поздними лучами, лазоревые воды отражали бездонное небо. Но обманчиво было это затишье. Вновь налетал ветер, поднимал волны, и горе было тем несчастным, кто обманывался теплыми лучами и выходил на утлых лодчонках на промысел. Редко когда Ньорд отдавал семье хотя бы тело и никогда не возвращал живых.
Не так давно викинг вернулся из святилища Фрейи. Он принес богине богатые жертвы и несколько дней провел в беседах с жрицами. В такие часы приходила большая серая кошка, обитавшая при святилище, забиралась к мужчине на колени и громко мурлыкала под ласковыми поглаживаниями. А в день принесения жертв в небе кружил сокол, то влетая в гущу дыма, то взмывая ввысь. Все сочли это добрым предзнаменованием. Поговаривали, что сама богиня явилась в соколином обличии, дабы благословить обратившегося к ней за помощью.
Теперь же Эйнар ждал, когда ляжет снег и можно будет санным путем объехать святилища богов, прося у них покровительства и защиты от темных сил для себя и своей возлюбленной. Бьерн еще несколько раз пытался увидеть что-то, но вновь и вновь пред глазами его вставала роща на мысу и курган из камней. Но при этом Ньерд сулил счастье викингу с его избранницей. Как ни бился кормчий над этой загадкой, но возможная разгадка пугала его. Оставалось лишь смириться. Все равно жизнь сложится так, как спряли ее норны. Эйнару о своих попытках кормчий не говорил. Кабы что новое увидеть смог, а то все одно и тоже.
– Сын мой, опять в печали сидишь, – Эйнар не услышал тихих шагов матери, лишь когда она коснулась его плеча удивленно вскинул голову, – опять сердце думами изводишь. Расскажи, легче станет.
– Нечего рассказывать, матушка, – печально усмехнулся мужчина. – Боги жизнь закрутили, перепутали. Вот и думаю, как бы на прежний путь вернуться, как от происков Локи уйти да в чертоги Хель не попасть.
– Пугают меня слова твои, – женщина опустилась на лавку у очага. – Коли путь тебе к Хель открылся, так зачем на него ступать? Не лучше ли новой тропой пойти?
– Ты же знаешь, матушка, норны все нити жизненные в своих руках держат. И боги им подвластны, – викинг вновь обратил взор на огонь. – Коли судили они что, от того не уйти. И узкая тропинка и широкая дорога в одном месте сойдутся.
– Не хочу я сына во цвете лет потерять, – женщина ненадолго замолчала. – Пятеро вас у меня было, да трое дочерей. Троих схоронила уже. Самый старший и самая младшая рядом лежат, а еще одного Ньерд забрал. И внучек один уже в иной мир отправился. Прошу тебя, Эйнар, всеми богами, всем дорогим сердцу заклинаю тебя, отступись.
– Матушка, – то ли вздох, то ли стон сорвался с его губ, – и рад бы, но не могу. Род наш смерть принес в дом моей суженой. А за смерть лишь один ответ может быть.
– Как же такое быть могло? – женщина с тоской посмотрела на сына. – Никогда наш род с соплеменниками не враждовал. Кто ж мог такое зло сотворить.
– Не нашего племени она, – тихо ответил викинг. – Из славянских земель мне деву в жены предрекли. Да только отец наш дом ее разорил и сжег. И я в том походе бы.
– Сынок… – женщина вспомнила, как несколько лет назад не хотела отпускать сына в Гардарики.
– Права ты была, матушка, только я не послушал. Сам на себя беду навлек, теперь и расплачиваюсь. Не твои слова разумные, светлыми богами реченные, но слова брата, кому Локи их в уста вложил, я послушал. А коли так, то и ответ мне держать перед возлюбленной моей и перед всеми богами. Жизнь ли, смерть, все едино без нее не смогу я.
– Больно сердцу материнскому о сыновней гибели слышать. А еще больнее, когда сам сын о смерти своей ведает. Всех богов за тебя молить буду. Пусть пошлют они сыну моему счастье рядом с той, кто ему по сердцу пришлась, – женщина встала и, как когда-то в детстве потрепав сына по голове, вышла из залы.
Эйнар остался сидеть. Снаружи вновь разыгрывалась буря. Ветер бился в ставни, срывал с крыши дерн и дранку, выл в печных трубах. Огонь то вспыхивал, охватывая поленья, то затухал, и лишь угли тлели среди золы. Мужчина искал пути, как быть им с девушкой, что можно сделать, чтобы свершилось предначертанное норнами, но ответа не было. Если одной попытки поцеловать ее хватило, дабы неведомый Чернобог обратил на них свое внимание, то, что будет, посягни он на большее. Молчат боги. Коли люди не любят расставаться с обещанной добычей, что уж про богов говорить. И кабы обещано им было злато, али иные дары. А то душа человеческая. За таким даром и самому прийти не грех, коли повод подвернулся.
Устав сидеть в четырех стенах, викинг встал и стремительно вышел на двор. Ветер гнал по небу облака. В просветах мелькали звезды. Тонкий слой снега устилал землю, отчего вокруг было достаточно светло. В несколько шагов добежал до обрыва и застыл, раскинув руки перед водной гладью фьорда. Хотелось молиться всем богам, но слова не шли на ум. Так и стоял он, подталкиваемый ветрами со всех сторон, открывая перед богами свое сердце, обнажая душу. Постепенно небо расчистилось, выглянула луна, отразилась в воде. Дорожка пролегла до самого берега, замерцала на гребнях волн. Мужчина стоял, всем своим существом впитывая открывающееся ему колдовство древних как мир сил. Боги читали в его душе, видели там боль, страдания, вызов всему сущему и безмерную любовь, готовую принести все его существо на алтарь этого чувства. Но молчали боги, молчала ночь, лишь облака в небе летели, как табун коней по степи. Вновь небо скрыла тяжелая их пелена, и внезапно повалили крупные хлопья, скрывая все вокруг. Мгновение, и уже не ясно где верх, а где низ, где смерть поджидает на острых скалах, а где тепло очага родного дома.
Эйнар осторожно сделал шаг назад затем еще один, еще, развернулся, и, ориентируясь на свои чувства, пошел к дому. Что-то произошло в эту ночь. Вот только он не мог понять, что именно. Словно приоткрылась завеса между мирами, прошла через него и вновь скрылась. Или почудилось то ему, уставшему от борьбы с собой, раздираемому долгом и чувствами. Ясно лишь одно, в его судьбе что-то изменилось, но лишь жрецы смогут сказать, что именно. Да и то коли боги покажут.
В последний момент подумал, что меньше всего хочется идти в господский дом. Мать и незамужняя сестра, скорее всего, уже спали, но вот зимовавшие в усадьбе братья обязательно начнут расспрашивать, отчего последнее время он ходит сам не свой. Но одно дело – мать успокоить, а совсем другое – перед братьями душу раскрывать. Хватит с них и того, что подбили его тогда в поход идти. Особливо старший, уж его устами сам Локи вещал. Викинг развернулся и пошел к дому, где обитали хирдманы. Весной, незадолго до отправления в поход, и осенью, сразу по возвращении, людей там было много. Два брата Эйнара со своими людьми жили в усадьбе и водили свои корабли. Еще трое жили отдельно. Один предпочел жизнь бонда, другой поселился неподалеку от отца и матери, а третий отправился в неведомый Винланд.
В доме было прохладно и темно. Вдоль стен стояли широкие лавки, служащие постелями для людей. Стараясь не разбудить нескольких спящих, Эйнар прошел вглубь дома, где в небольшом закутке было его место. Стянул изрядно промокшую кожаную куртку, разложил на стоящем рядом сундуке, и повалился на постель из шкур. Сон долго не шел, несмотря на усталость тела. Сколько он лежал, глядя в темный потолок, викинг не знал. Но постепенно сон подкрался и к его изголовью. И в этот момент он отчетливо увидел Дану, шедшую по лесной дорожке. Ветер трепал длинные светлые волосы. На ней были синие штаны из странной ткани, и не менее странного кроя рубаха, которая должна застегиваться на металлические пуговицы спереди, но сейчас была расстегнута. Под ней белая рубаха без застежек и украшений. В руках странная сумка и еще какая-то вещица, назначение которой викинг определить не мог. Периодически, девушка поднимала ее и что-то нажимала. Вот деревья расступились, и Дана вышла к каменному кургану. На миг сердце Эйнара замерло – это был мыс у их фьорда. Девушка сделала несколько шагов, потом остановилась, очевидно любуясь на море. Потом вернулась назад, к кургану, опустилась рядом с ним на колени и, почтительно коснувшись камней рукой, что-то произнесла. Дальнейшего он уже не видел, провалившись в глубокий сон.
Глава 12
Даша медленно брела по залитой солнцем набережной, чуть касаясь парапета затянутой в тонкую кожаную перчатку рукой. На солнце было тепло, но в тени немного морозило. Ветер трепал распущенные волосы, уже отросшие ниже плеч. Накануне девушка навестила Светлану. Та сняла всю краску, вернув волосам Дарьи родной цвет, и немного подравняла их. Уже потом Даша сама при помощи оттеночного шампуня сделала их на пару тонов темнее. Отчего-то ей очень не хотелось, чтобы видели их настоящий цвет. Словно какая-то неведомая сила, бороться с которой не было никакой возможности, указывала ей на это.
Ветер в очередной раз подхватил короткие русые пряди, то бросая их в лицо хозяйке, то развевая за спиной, заставляя слегка золотиться на солнце. Показался очередной спуск к воде. Рядом никого не было, и девушка быстро сбежала по ступеням вниз, насколько это было возможно. Вода стояла высоко, полностью затопив нижнюю площадку, периодически заливая и ступень выше. Гранитное ограждение успело нагреться под лучами апрельского солнышка. Даша устроилась на теплом камне и опустила взгляд на воду.
Волны лениво плескались о камень набережной, словно смирившись со своим пленом. На гребешках играло солнце, синева неба отражалось в воде. Девушку так и тянуло нырнуть, уплыть, отбросив печали и заботы, раствориться в безмятежном спокойствии реки. Отогнав странные ощущения, Даша прикрыла глаза, представляя, как как обнимают сильные мужские руки. Только в этот раз воображение рисовало ей рядом не Эйнара, приходившего лишь в снах, а вполне реального Глеба. Викинг приходил ночью, да и то не всегда, словно были у него какие-то дела в своем мире. А наяву рядом с ней внезапно оказался мужчина, который спокойно мог пройти мимо, проигнорировать, но вместо этого помог. И, казалось бы, просто случайность, но судьбе угодно было свести их снова. Да так и оставить рядом. И кто они? Просто друзья, или это нечто большее?
В последнее время девушка с удивлением ловила себя на мысли, что ей надоело постоянно что-то делать со своей внешностью. Эксперименты были интересны, когда однокурсники потом несколько дней обсуждали очередной фокус ее перевоплощения. А Глеб реагировал на все спокойно, лишь изредка посмеивался, что она ведет себя как ребенок, добравшийся до маминой косметики. Ему было абсолютно все равно, какой у нее цвет волос, прическа. Даша видела, что ему важна она сама, а не то наносное, за которым она пыталась прятать от мира саму себя. Он видел, когда ее глаза горели от новых знаний, как у многих девушек ее возраста они горели от новых шмоток и безделушек, и ему нравилось в ней это.
А теперь девушка скучала без него. Еще недавно ей и в голову не приходило, что в ее жизни появится такой мужчина, отсутствие которого будет восприниматься так остро. Но именно так и было. Пусть их расставание вынужденное, и скоро он вернется, но до чего же грустно было по вечерам приходить в пустую квартиру и гипнотизировать взглядом телефон в ожидании звонка. Учеба не спасала от одиночества, помогая лишь ненадолго забыться. Она давно набрала необходимые баллы на допуск к экзамену, а некоторые предметы уже и вовсе были оценены на отлично.
Дарья вздохнула. Надо привыкать. Глеб не всегда будет рядом. На его фоне она всего лишь ребенок. Ну сколько взрослый мужчина сможет с ней провозиться. Рано или поздно, ему станет скучно, и он уйдет. Будет изредка звонить, осведомляясь, как у нее дела, а потом вновь исчезать.
Волна разбилась о гранит набережной, обдав девушку волной брызг, вырывая из плена размышлений, скатившихся к столь грустным мыслям. Даша огляделась. Сезон для экскурсий по рекам еще не начался – только недавно сошел лед. И даже ярые любители водных прогулок, владевшие собственными катерами, не спешили выводить их на водные просторы, ожидая, когда сойдет лед с Ладоги.
– Он уже совсем рядом, – раздалось совсем рядом с Дашей. – Он так близко, что сложно поверить. Боги не властны над вами. Он не отпустит тебя больше.
– Кто ты? – тихо спросила девушка, оглянувшись, но рядом никого не было. – И кто это он?
– Он – это Эйнар, суженый твой, – на поверхности воды проступило юное девичье лицо. – А я – водяница, водяная дева, ныне нас всех русалками кличут.
Даша поморгала, но ничего не изменилось. Из воды на не все также смотрела девушка примерно ее возраста. Лишь лицо бледное, чуть с прозеленью, глаза как омуты глубокие и темные, длинные волосы отливали зеленцой. А на губах улыбка играет хитрая, словно знает та дева что-то, да не говорит.
– Неужто забыла ты нас сестрица, – вздохнула водяная дева, а на миленькое личико тучкой наплыла печаль.
– Сестрица? – удивлению девушки не было предела.
– Ты у Всеслава полоцкого десятником была, да и к нам часто хаживала. Сестры мои старшие тебя любили, да обещали, коли печаль тебя одолеет, тут же поспешать, ежели ты рядом с водой будешь. Вот я и пришла на мысли твои грустные.
– С-спасибо, – выдавила из себя девушка, любопытство которой постепенно перевешивало изначальные удивление и испуг. – Только с чего ты решила, что у меня мысли печальные.
– Чую я, что грустно тебе, тоска одолела, – водяная дева огляделась и, не заметив вокруг ни одного живого существа кроме Дарьи, выбралась на залитую водой площадку.
Даша, забыв обо всем, залюбовалась неожиданной знакомой. Стройная, с высокой грудью, скрытой длинными густыми волосами, гибкие руки с тонкими пальцами, стройные ноги вместо ожидаемого хвоста. Не будь она столь бледна, совсем красавицей оказалась бы.
– Да просто скучно, – вздохнула девушка. – Друг уехал, по учебе все сделано, экзамены не скоро, преподаватели уже от одного моего вида заикаться начинают.
– От того и мысли в твоей голове грустные поселяются? – удивилась водяница. – Вроде времени много, можно другими делами заниматься.
– Нет, не от того, – Даша с грустной улыбкой посмотрела на собеседницу, – просто запуталась я. Рядом со мной друг, да только сильно старше меня. А Эйнара только в снах вижу. Да еще ты говоришь, что он и есть мой суженый. Вот и как быть мне.