Честно скажу, если бы могла, то облегченно бы выдохнула, потому что у меня и так давно сложилось впечатление, что мной давно и ловко манипулируют. Все обо всем знают, а я шарю в темноте, надеясь найти если не выход, то хотя бы отблеск света! И тот факт, что не Кошей было подстроено мое поступление на факультет Стражей, радовал, хотя его заявление несказанно смущало.
— Хорошие деньки были, — вдруг заметил Коша. — Ты боялась магических существ, развлекая всех обитателей ангаров своими криками и страхом.
— Не вижу ничего смешного.
Дракон благоразумно промолчал, а я не смогла долго обижаться. Там не только магическим существам весело было, там откровенно насмехались и потешались все студенты и преподаватели. Чего одна мантикора и ее поведение стоили!
— Хейли, ты чувствуешь? — встревожился друг.
— Что именно? Если свое тело, то нет, — поспешно ответила. Это было правдой, да, я знала, что его вертят, чем-то обмазывают, но не чувствовала этого.
— Я не о нем, — и замолчал.
Я терпеливо ждала, пока он пояснит, но страж молчал. Я начала нервничать и пыталась определить, что насторожило Дрейка, однако, как и до этого, не ощущала ни себя, ни пространство. Мы ведь и общались с ним на ментальном уровне, не сливаясь до конца аурами и сознаниями, как это случилось, когда мы подглядывали за Райаном.
— Хейли, сейчас будет больно, — предупредил вновь вернувшийся Коша, — потерпи, девочка.
Прошла одна минута, прежде чем предупреждение дракона обрело смысл. Нахлынувший поток магии скрутил мое тело. Почему-то только сейчас я получила возможность испытать всю прелесть последствий проведенного ритуала и лечения Софи и Пенелопы. Боль обрушилась моментально. Заставила крутиться на лежанке и судорожно цепляться пальцами за одеяло и матушку, которая кинулась к мечущейся мне. Складывалось впечатление, что часть меня куда-то нестерпимо тянет, так сильно, словно мою душу пытаются грубо выдернуть из физической оболочки, а она, в свою очередь, сопротивляется. Отчаянно борется и не желает подчиняться неведомой силе, которая буквально выворачивала нутро.
Я не могла связно мыслить, отрешенно, будто со стороны, отмечала то, что творят мои руки и ноги. Я брыкалась, пиналась, кусалась, цеплялась за импровизированное ложе и, будь на его месте голая земля, несомненно вгрызлась бы в нее зубами. И все это с криками, со стонами, которые, наверное, переполошили весь лагерь. И пусть на эти мгновения контроль над телом вернулся ко мне, открыть тяжелые веки не получалось, как и не получалось собраться с силами и терпеть, как просил Коша.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Время для меня перестало существовать. Только изматывающая боль и сопротивление. В какой момент я услышала зов — сложно сказать. Меня настойчиво кто-то звал по имени. Требовательно. Сперва я различала его как дуновение ветерка, затем призыв стал отчетливее, но голос, голос не был мне знаком!
Может, отчасти поэтому я не могла фокусироваться лишь на нем, отмахиваясь и погружаясь в свою агонию, однако зов был силен, и я наконец смогла уловить его отголосок и потянулась на него.
— Умница, — поощрили меня, — иди ко мне, дитя.
Не хотелось противиться, наоборот, нить призыва отчетливо отразилась перед внутренним взором, и теперь я не только чувствовала зов, но и видела дорогу к неизвестной просительнице. И лишь с опозданием я поняла, что моя душа вновь отделилась от тела. Я летела или шла, невозможно описать путь, прочерченный духом и сознанием, когда ты четко понимаешь, что не являешься призраком и в то же время не совсем жива. Мое тело продолжало свою борьбу и не проигрывало. Еще не проигрывало. Душа, а может только ее часть, торопливо летела на зов. Мной это воспринималось, как путь через глубокие пещеры. Вокруг темно и ничего, кроме нити зова, не видно, да и от той лишь едва мерцающий свет, который становился все ярче, пока я вдруг не оказалась у искристого источника. Наверно, я бы зажмурилась от ослепляющего столпа, переливающегося всеми цветами радуги, но мне почему-то этого не требовалось. Я не испытывала боли или рези в глазах. Просто отмечала, что свет слишком интенсивный.
— Я давно ждала тебя, Хейли. — Голос звучал отовсюду и ниоткуда конкретно. — Не пугайся, дитя. Я не причиню вреда.
Чего уж точно не было, так это страха. Собственно, как и любопытства. Бесконечная апатия овладела моим существом. Меня позвали — и я пришла.
— Прости меня. Прости за то, что тебе пришлось так много испытать, и прости, что кроме тебя никто не может помочь. Не ищи меня, я давно нематериальна. Сущность, разбитая на множество осколков, которые проявляются в разных частях мира, — вот кто я.
— Ты создательница нашего мира? — нет, мои эмоции не проснулись, я все так же была безразличной, но вести диалог была способна.
— Да. Я не могла обратиться к тебе раньше. Это попросту невозможно, пока ты не окажешься в приграничном состоянии — ни мертва, ни жива. И в то же время не на Границе, где застряли души. Я не могла позвать, когда в тебе пела моя магия. Поэтому я позволила провести ритуал, поэтому отголосок моего дара направлял тебя и одобрил твои действия. У нас был один шанс, и прости меня за то, что я им воспользовалась, хотя ты могла погибнуть.
Медленно, но верно смысл сказанного доходил до моего сознания.
— Значит ли это, что ты знала о задуманном Мартиной и то, что она делает посредством оставленного ею ритуала?
— Я знаю обо всем, что творится в этом мире и на Границе, мне не подвластна лишь обитель Тьмы. Я могу направить на путь перерождения, но ее владения вы должны преодолеть сами.
— И все же я была права, когда не согласилась на ее условия? Она бы заняла мое место?
— Я виновата во всем, что случилось с новорожденным миром. И в том, что произошло с Мартиной, тоже. — Богиня, а теперь я знала точно, что это была она, а не подходящие сосуды для ее силы, чем, по сути, и являлись Утративший Имя и Сияющая, говорила медленно, спокойно, и в то же время я ощущала ее боль. Она действительно раскаивалась, но понять бы еще, в чем конкретно.
— Я расскажу тебе свою историю, Хейли. Расскажу обо всем, что намеренно утаила Мартина и чего не могли знать она и несчастные дети. Я даю тебе право судить и выбирать. И только тебе решать, помогать мне впоследствии или нет.
Звучало пугающе. Особенно если учесть, что с гибелью богини исчезнет и наш мир.
— Я родилась в семье Высших, мне суждено было стать демиургом, так нас называют в других мирах. Вы же зовете богами, что, по сути, является синонимом. Нас было две сестры, близнецы, чьи магии отличались друг от друга как день и ночь: Жизнь и Смерть. — Я было открыла рот, чтобы уточнить о ее семье, но была мягко остановлена. — Я понимаю, что тебе интересно, как именно рождаются боги, и я обязательно отвечу на все вопросы, но позволь пока уйти от путей мироздания и законов вечности.
Кто я такая, чтобы возражать?
— Я была избалованной, взбалмошной богиней. Никогда не могла усидеть на месте и всегда смотрела на сестру свысока. Там, где ступала я, цвели сады, пела сама энергия жизни, в то время как она могла лишь дарить дыхание тлена и рушить все, что создавалось мной. Я ненавидела ее за это, не принимала ее дар, считая его ущербным. Новорожденные боги, Хейли, ничем не лучше младенца, которому вдруг подчинились блуждающие стихии.
Я поняла, что такое сравнение она привела специально для меня. Чтобы я поняла, о чем она говорит, потому как если блуждающие подчинятся младенцу… Коль уж я едва контролировала свои эмоции, то что случилось бы, когда малыш, получивший такой дар, заплакал? Страшно представить.
— Разница лишь во времени, которому подчиняются все существа, созданные демиургами: человек, дракон, оборотень или иные расы. — Спящие чувства во мне просыпались. И пусть сейчас я не ощущала их остро, но на миг мной овладело любопытство. — Хейли, ты же знаешь, что мир не один, и, конечно же, их населяют разные существа. Те, кого создадут демиурги. У нас не так много времени, я не хочу, чтобы ты погибла, а потому, пожалуйста, не перебивай меня.
Естественно я покорилась и промолчала, но сделала себе мысленную пометку: обязательно спросить о том, какие еще расы, помимо тех, что известны мне, существуют.
— Мы взрослеем иначе. Демиурги не подчиняются законам времени и материи. Мы их создаем сами. Для меня нет секретов в прошлом, настоящем и будущем. Я могу существовать в них всех одновременно. К примеру, мое будущее с появлением тебя на свет опять изменилось, получив два пути, два варианта моей судьбы. Первый ведет к уничтожению, второй — к процветанию.
— И так было всегда с рождением нового Сизери?
— До определенного момента. Обычно уже к совершеннолетию очередного потомка Драгонарии мое будущее менялось вновь, оставался лишь первый вариант.
— То есть поступки и мысли главы рода Сизери влияли на то, какой станет ваша судьба?
— Верно. С тобой же у меня до сих пор есть шанс на второй путь.
Каково это — понять, что от меня зависит судьба целого мира? Не знаю, потому что меня это знание не впечатлило. Может, позже я все как следует осознаю, но пока мне хоть и не до конца безразлично, а все равно как-то пусто.
— Вернемся к моей семье, поверь, это важно. Моя самая главная ошибка — я считала себя выше других, лучше, потому что мне легче давалось создание миров. Мой дар был сильнее, чем у сестры, и я всегда этим хвасталась. Красовалась, дразнила, намеренно задевала ее, не понимая, что мы все — грани одного целого. Я забавлялась, создавая один мир за другим и не особо интересуясь их судьбами. Они неизбежно погибали. Не сразу, не за один век или два, но погибали.
— Однако вам было все равно?
— Да.
Вот так живешь и думаешь, что ты руководишь своей жизнью, а выходит, что кто-то тебя создал на потеху и не особо волнуется за свое детище.
— Так было до момента распределения и выбора. Я хочу, чтобы ты до конца поняла меня, ту, которой я была. Среди нами созданных тоже встречаются самовлюбленные, самоуверенные существа.
— И невероятно глупые.
— Да. Я не стану отрицать того, что была глупа и самонадеянна. В момент совершеннолетия мы находим свою пару. Того, кто станет половиной сути, опорой и соратником, любимым и творцом наравне с ищущим.
— Простите, мне не понятно.
— Это похоже на ваши ритуалы, которые вы проводите в академии. Вы полагаете, что они могут спасти вашу жизнь или жизнь близкого вам человека. К примеру, объединение боевых четверок. Вы даете клятву и навечно связываете ею друг друга. Необходимы специальное место — в моем случае купель мироздания, — свидетели и подтверждающие выбор, можно сказать, ваши преподаватели в академии. Каждый демиург в момент совершеннолетия выпускает всю свою энергию, полностью растворяясь, а когда вновь собирается воедино, рядом с ним оказывается демиург, предназначенный ему самой вечностью. Только в паре с ним созданные миры будут процветать, а существа, населяющие их, жить в гармонии.
Я начала догадываться, что произошло во время такого ритуала. Взбалмошной богине достался совсем не тот, кого бы ей хотелось.
— Слишком поздно я поняла, почему в семьях демиургов крайне редко рождаются близнецы. Если быть до конца честной, то мы способны дать жизнь лишь одному. А если это случается, то дети обязательно имеют противоположный друг другу дар. Это необходимо, чтобы новоявленные демиурги поняли, что их сила неразделима, что гармония достигается в связке. Мы должны расти вместе и привыкать к своим дарам, учиться сосуществовать с ними, пока не получим пару, потому что…
— Вашими половинами оказались мужчины с даром Жизни и Смерти. — Я не спрашивала, я утверждала.
— Правильно. И как ты уже догадалась, ни я, ни сестра так и не приняли своих половин. Однако…
В этот момент столп света потускнел. Не было больше ослепительного огня, только очертания. Видимо, чувства богини отражались на нем и сейчас, она испытывала сильнейшую душевную муку.
— Я никогда не считалась с чувствами других. Разразился скандал. Я не могла принять бога, в ком поет разрушающая энергия. Он был мне противен, виделся ужасающим монстром. Но что я могла? Выбор неоспорим. И мы стали парой. Наше воспитание сильно отличалось. Он знал, что ему суждено творить бок о бок с жизнедарующей. Он мечтал об этом моменте, сознавая, на какие чудеса мы оба будем способны, но то, как я встретила его, то, как держалась с ним… Хейли, я не просто задела его гордость, я ее растоптала и для верности попрыгала.
Мне было сложно представить, как можно попрыгать на гордости. Впрочем, я правильно понимала, что это лишь игра слов. Судя по всему, для усиления моего восприятия.
— Он был невероятно горд, как и любой, кто несет в себе бремя Смерти. И если моя сестра стала лишь устами тьмы, то он уже достиг уровня Бога Войны. — Богиня явно забыла о том, что я ничего не знаю об их иерархии и о том, как происходит становление богов. А потому я в очередной раз лишь сделала пометку: обязательно уточнить, что это значит. — Старше меня, повидавший больше моего и невероятно уставший от битв и кровопролитий. Хейли, это только кажется, что мы рвемся за тем, что дает нам могущество. Нам хватает и того, что мы имеем при рождении. Несомненно, жизнь и процветание моих созданий подпитывают меня, делают сильнее, точно так же, как сестру — смерть, однако всем нам хочется существовать в гармонии с мирозданием и вечностью. Может, не сразу, но мы постигаем, что это не прихоть, а святая необходимость. И что самое главное, именно в гармонии находим спокойствие и счастье.
Практически исчезнувший свет вновь ярко разгорелся.
— Несколько столетий я отказывалась принимать свою половину, в то время как сестра смирилась со своим выбором. Вернее, мы все так думали. Драгонария — это плод двух творцов, сестры и ее пары. Прошли тысячелетия, прежде чем я сумела договориться со своим мужчиной, а сестра набрать небывалую мощь.
Я молчала, смутно сознавая, что прямо сейчас узнаю самый важный и самый страшный факт.
— Я должна была создать свой мир, доказав, что смогу сотворить и поддерживать его в спокойствии без помощи предназначенной половины, а он, в свою очередь, сделать то же самое. Мы подали прошение, и неожиданно Высшие его одобрили. В случае, если бы у нас не получилось, мы должны были безоговорочно принять друг друга. Так появились Длэрлайд — его мир, и Кьярес — мой. Даже в именовании своего детища я осталась верна себе, — в голосе богини явно ощущалась горечь. — Солнечный, Лучистый, Сияющий. Вот так можно перевести название этого мира.
Интересно, а название нашего мира как-то связано с тем, что Хеллу называли Богиней Сияющей?
— Тысячу лет, ровно столько каждый из нас смог провести друг без друга, пока мы не поняли, что наша магия ограничена, а расширять уже созданную и обговоренную с вечностью территорию — невозможно. У мира свои рамки и выходить за его пределы категорически запрещалось. Мы не могли создать дополнительные миры и объединить их с уже имеющимися, чтобы нашим созданиям было комфортно, это бы нарушало прописанные в прошении пункты. И я, и он — тогда каждый из нас нашел свой выход. Я отдала часть своей магии людям, он же породил плоть от плоти и наделил ту половиной своей магии.
— Кого породил?
— Сына. От смертной женщины, погибшей при родах. Бессмертное, как и он, существо, совершенно ничего не взявшее от своей матери, даже памяти о той он не хранит, считая, что выкован из огня и тьмы. Я же посчитала, что крупицы моей силы достаточно, чтобы продлить жизнь уже созданным существам, а там хватит времени на решение проблемы.
— Вы отсрочили неизбежное, правильно?
— Да, мы получили небольшую передышку и вновь вернулись к тому, что имели. И тут, как нам казалось, мы нашли выход. Погибала Драгонария. Мы точно знали, что это случится, а два мага должны уцелеть. Маг Жизни и маг Смерти, те, кого каждому из нас не хватало. Вот только тогда никто из нас не задумался о последствиях, мы отмахнулись от путей будущего, выбрав лишь такие, что были созвучны нашим желаниям.
— Почему два мага, если их было больше?