Теперь это меня удивляет. Мы с Лючией конечно близки, но из-за нашей разницы в
возрасте мы никогда не были настолько близки.
— Ясно. Я вернулся в Атлетико, и теперь ты хочешь дружить со своим братом, который стал важной шишкой.
Она улыбается мне.
— Так ты устраиваешься на работу?
Я медленно выдыхаю через нос, но сомнения, которые я чувствовал ранее, сомнения, которые сдерживали мои слова, ушли.
— Я не знаю. Но думаю так. Я скажу им в пятницу, хотя бы для того, чтобы просто
быть уверенным.
— Почему бы тебе не согласиться? — спрашивает она.
— Я не знаю. Это может изменить все, не так ли? Я снова буду на виду у
общественности. Им, кажется, понравилось преследовать нас очень много, когда я больше
не был частью команды. Как же им понравится, когда я буду тренером?
Она кусает губу и дает мне сочувствующий взгляд.
— Ты прав, — говорит она, постукивая по сигарете так, что пепел падает на пол.
Она убирает его с края балкона ногой, чтобы избежать у Кармен сердечного приступа. —
Но я думаю, что это небольшая цена, чтобы заплатить за то, что ты любишь, нет?
Я могу только надеяться, что цена останется небольшой.
Глава 3
Когда наступает день четверга, я чувствую себя на сто процентов уверенным в
своем выборе присоединиться к Атлетико. Возможно, никогда не было ничего
отрицательного в этой сделке с самого начала, но я ощущаю, что относился к жизни с
недоверием в последнее время. Когда вы нашли что-то ценное, и прошли через многое, чтобы получить его, то очень сложно не смотреть на вещи с опаской.
Я нахожусь в спальне, надевая голубую шелковую рубашку Prada, когда слышу, как Вера входит в квартиру. Звук щелчка замка, закрывания двери, сбрасывания туфель, ключей, положенных на стол. Это — серия звуков, заставляющая меня чувствовать себя в
безопасности.
Сегодня, тем не менее, в то время как я одеваюсь, чтобы поужинать позже с Боном, моим хорошим другом, которого я не видел в течение года, есть что-то изменившееся в
приходе Веры. Есть какая-то тяжесть в звуках, и когда ее обувь падает на пол, то
приземляется жестко.
— Вера? — спрашиваю я, заправляя свою рубашку в брюки, и выхожу из спальни в
коридор. Останавливаюсь у входа в кухню и гостиную. Она сидит на подлокотнике
дивана, опустив голову с прекрасными волосами, падающими на лицо, и руками на
коленях. Она выглядит разбитой. На мгновение я задумался, может, это жара так ослабила
ее. Даже с кондиционером место душное.
Я осторожно кладу руку на плечо.
— Вера?
Она медленно поднимает взгляд на меня. Она не плакала, ее глаза сухие, но лицо
выглядит очень бледным и вся помада на губах съедена.
— Что случилось? — спрашиваю и сажусь рядом с ней, касаясь руки и бедра.
Она вздыхает и слегка смущенно морщит нос.
— Я думаю, что меня увольняют.
— Что? — восклицаю в очевидном шоке. — Почему? Как? Что случилось?
— Я не знаю, — говорит она устало. – Моя начальница, Патрис, вызвала меня
сегодня и сказала, что моя рабочая виза заканчивается в сентябре. Она сказала, что не
уверена прямо сейчас, собираются ли они подавать на получение еще одной. Есть другой
человек, который начал работать на прошлой неделе, Эми, она из Ирландии и свободно
говорит на испанском языке. Она работает всего один раз в неделю, но я думаю, что они
будут просить ее занять мое место.
— Это смешно, — говорю я, жгучий гнев поднимается по моему горлу и омрачает
слова. — Зачем они это делают? Ты идеально подходишь для компании. Ты радушно
принимаешь людей. Я видел тебя там и знаю это. У тебя очень хорошие успехи с
испанским языком, они должны видеть твои улучшения по сравнению с тем, когда ты
начинала.
Она пожимает плечами, как будто ее покинула всякая надежда.
— Я думаю, нет. Патрис что-то говорила о времени, которое требуется для визы, чтобы ее получить. Они помнят, что в прошлый раз это заняло месяц или два, и что они
привыкли нанимать людей с ЕС. Меньше документации.
Я вне себя. Выпрямляюсь и складываю руки, оглядывая комнату, как будто она
даст мне ответы.
— Ну, они не могут оставить тебя в таком подвешенном состоянии. Тебя
официально уволили?
— Нет, — говорит она. — Патрис сказала, что сообщит мне за несколько недель. Я
предполагаю, что они хотят еще немного разобраться в этом. Я знала, что должна была
что-то заподозрить в самом начале, когда разрешение взяли только на шесть месяцев. Я не
знаю, хотели ли они вообще меня видеть дольше, чем на испытательном сроке.
— Но, Вера, ты была с ними почти год, здесь явно что-то не то. Они же не могут, как бы ты сказала... издеваться над тобой?
— Или трахают мой мозг.
— Они не могут трахать твой мозг или что-нибудь подобное, — говорю я ей, и
начинаю идти к двери.
— Куда ты собираешься? — она быстро выкрикивает, поднимаясь на ноги.
Я хватаю телефон с тумбочки, бросив на него взгляд прежде, чем положить его в
карман. – Я собираюсь поговорить с Патрис.
— Нет, Матео, — говорит она и босыми ногами бежит ко мне. Затем хватает меня
за руку и смотрит умоляюще. — Пожалуйста, не надо. Это не твоя проблема.
Я недоверчиво расширяю глаза.
— Это не моя проблема? Моя, Вера. Ты – моя возлюбленная, мой друг, мое все. Но
чтобы быть здесь прямо сейчас, ты зависишь от них. Я не позволю им забрать тебя у меня.
Она сочувствующе улыбается.
— Я знаю. Но есть и другие способы. Я пойду на другую работу.
— Когда разрешение официально заканчивается?
— Пятого сентября.
— Ты найдешь другую работу в течение двух недель? Я даже не знаю, получится
ли так. Ты не можешь просто перенести разрешение с одной компании на другую.
Она вскидывает руки.
— Тогда я буду работать скрыто на кого-то, пока они не дадут мне новое.
Я не могу не покачать головой. У меня плохое предчувствие в сердце, как будто
кто-то кинул камни туда.
— Это рискованно. Если тебя поймают, то депортируют.
— Значит, не поймают.
Я хватаю ее за руку.
— Ты знаешь, я был бы более чем счастлив, чтобы заботиться о тебе.
Я говорил ей об этом много раз, что она не должна работать, что может делать все, что ей угодно, а я буду заботиться обо всем. Но это, кажется, только злит ее.
— Но я бы до сих пор была здесь незаконно, если бы ты сделал это, — говорит она.
— По крайней мере, таким образом у меня есть шанс. Во всяком случае, может быть, они
не позволят мне уйти. Я просто буду работать очень усердно на них. Докажу, что я лучше.
Я восхищаюсь ее упорством и могу только надеяться, что это будет так легко. Тем
не менее, я хочу поговорить с Патрис. Но, возможно, сейчас не самое лучшее время, когда
я рассержен, и, вероятно, скажу то, о чем потом пожалею. Лас Палабрас, может, и свел
нас, но будь я проклят, если они будут теми, кто разлучит нас.
— Ты хочешь, чтобы я остался дома сегодня вечером? – спрашиваю я ее. — Мы
могли бы выпить немного вина, сходить в кино?
Она потирает губы и быстро качает головой.
— Нет. Ты очень долго не видел своего товарища Бона. Я просто позвоню
Клаудии, и мы пойдем куда-нибудь. И что это за имя такое, Бон?
— Это сокращенно от Бонавентура, — говорю я. — Его мать была француженкой.
И очень странной. Использующей пудру для своего лица с голубоватого кукурузного
крахмала, по словам Бона.
Я вырос с Боном, который жил по улице ниже от нашей в Мадриде, хотя в эти дни
он только приезжал время от времени. А так он — внештатный фотограф, как правило, для некоммерческих организаций, для которых бродит по тропическим лесам или
отдаленным деревням.
— Я действительно не хочу оставлять тебя так, — говорю я ей, притянув к своей
груди и оборачивая руки вокруг нее. — Я ненавижу проблемы, которые не могу сразу
решить.
— Я знаю, — бормочет она в мою грудь. — Может быть, когда наступит
понедельник, все разрешится. Я имею в виду, ты пойдешь на свою новую работу, наверное.
Возможно. Я не был уверен, когда на самом деле начну. Но это не казалось
справедливым, что Вселенная таким образом давала тебе одно, забирая другое. Я знал, что
это был закон равновесия и баланса, но не думал, что просил слишком много, просто
чтобы у нас обоих была работа, и мы были счастливы.
А, может, и было.
Я встречаю Бона в тапас-баре напротив Пласа-Майор. Мощеные улочки заполнены
туристами и пьяными студентами, которых намного больше на выходных. Я пытаюсь
пройти сквозь них, не в силах перенять их энтузиазм. Новости Веры сбили меня с толку, и
мой мозг ухватился за это волнение, я никак не мог перестать думать об этом.
Я нахожу его в самом конце, на темном угловом диване, жующим миску миндаля.
Бону, вероятно, около сорока сейчас, невысокий мужчина по сравнению со мной, но у
него есть способ, как сделать так, чтобы выглядеть выше. Его мать привила ему
правильную осанку, когда он был маленьким мальчиком, и сейчас, в сочетании с тем, что
он носит все только черное, это существенно меняет дело.
— Бон, — говорю я от души, чувствуя, как беспокойство сходит с его знакомого
лица. Его темные волосы прорежены немного сверху, но в остальном он выглядит так же.
Он встает с дивана и пожимает мне руку, а я слегка похлопываю его по спине.
— Матео, — встречает он меня, — ты совсем не изменился. — Он делает паузу, глаза блестят. – Или, может, изменился. Ты, вроде, похудел.
Я хватаюсь за свой живот, хотя знаю, что мои мускулы никогда не менялись. –
Наверное, лучше питаюсь.
Блеск усиливается и он ухмыляется.
— Держу пари, что так и есть. Садись.
Он быстро машет официантке и заказывает нам два пива. Бон всегда был болтуном, и я не останавливаю его, когда он начинает рассказывать обо всех интересных вещах, которыми занимался в течение последних полутора лет. Наконец, после трех бокалов
пива, беседа замедляется, и он упорно смотрит на меня.
— Достаточно обо мне, — говорит он. — Как Хлоя Энн?
Ее имя всегда заставляет меня улыбаться.
— У нее все хорошо. Идет в школу в сентябре. Она довольно взволнована этим.
— А Изабель?
Мое лицо сникает.
— Ты, конечно же, знаешь, что мы разведены.
Он кивает и откидывается на спинку сиденья.
— Я знаю. Но хотел бы услышать это от тебя. Мы почти не общаемся больше, Матео, так что я знаю только то, что слышал от других людей. Или то, что я прочитал в
интернет-изданиях.
— Понимаю. — Я смотрю на Бона и задумываюсь, что он скажет, поймет ли. Я не
уверен, является ли то, что он видел и слышал, чем-то похожим на правду. Я прочищаю
горло. — Ну, мы с Изабель в разводе. Я встретил другую женщину.
— Более молодую женщину. Канадку.
— Да, — говорю я ему. — Она – все для меня. Ее зовут Вера.
— У нее чертовски много татуировок, — указывает он, как будто знает ее. Это
беспокоит меня.
— Так и есть, — признаю я. – Как ни странно, мне нравятся они.
Бон невесело смеется.
— Ты, Матео Казаллес, со всем своим стилем и элегантностью, любишь женщину, покрытую татуировками. Я бы подумал, что это отстойно для тебя.
— Я думал, что этот бар отстойный, все же я здесь, с тобой, Бон.
Он опускает голову.
— Ты пытаешься меня оскорбить?
— Это ты пытаешься меня оскорбить.
Он опустошает свое пиво.
— Да ну, это просто наблюдение, не более того. Мне интересно. Кому нет? Мы все
хотим знать о женщине, которая заставила великого Матео жить в скандале и отказаться
от своей прекрасной, стильной жены.
Существует грань его словам. Бон никогда не был поклонником Изабель, поэтому я
уверен, новости первоначально восхитили его. Он наклоняется вперед, покручивая пиво
обеими руками.
— Правда ли, что ей всего двадцать три?
Я ощетиниваюсь, ненавидя эти сплетни, ненавидя, что люди знают о ней из других
источников.
— Ей двадцать четыре сейчас.
— А тебе почти сорок, да? Довольно большая разница в возрасте.
— Ты завидуешь?
Он пожимает плечами.
— Может быть. Я – не фанат женщин с татуировками, хотя видел многих в
различных частях мира. Скажи, Матео, ты счастлив?
— Я никогда не был так счастлив.
Он оценивает меня внимательно, прежде чем сделать еще один глоток. У меня
начинает немного болеть голова.
— Ты кажешься счастливым. Должен сказать, когда я впервые услышал об этом, то
не поверил. Я собирался позвонить тебе, но решил, что это было, вероятно, тем, что меня
не касалось. Если ты хочешь пройти через ранний кризис среднего возраста, то это не мое
дело. Это случается с каждым человеком.
— Это не кризис, — процеживаю я сквозь зубы.
— Я вижу, — говорит он, — и это удивляет меня. Ты по-прежнему с ней, да?
Я могу только кивнуть. Мое сердце начинает колотиться.
— Я должен сказать, что удивлен. Обычно такая интрижка не длится долго.
— Это никогда не было интрижкой.
Его губы изогнулись.
— О, конечно. Ты находишь молодую киску в своей рабочей поездке, оказываешься с ней в постели, твоя жена узнает и разводится с тобой, но это никогда не
было интрижкой.
Я прикладываю все усилия, чтобы не ударить по столу кулаками.
— Все не так произошло.
— Нет? — интересуется он. – Так расскажи.
Он — придурок, и я не могу понять, почему. Он всегда любил провоцировать меня
и раздражать, но на сей раз это более личное. Возможно, впервые, это личное.
— Я встретил Веру, в то время как был на языковой иммерсионной программе. Я
влюбился в нее. Ничего не произошло... — И это не так, кое-что произошло. Я переспал с
ней. Я нарушил супружескую верность, чего поклялся никогда не делать. Но мне слишком
стыдно в этом признаться ему, не тогда, когда я чувствую, что он использует это против
меня. — Но я также понимал, что то, что у нас было с Изабель, было неправильным, это
было не то, чего мы хотели, и что наш брак был закончен. Когда Вера вернулась в
Ванкувер, я покончил с этим.
— Но Вера, должно быть, приехала еще до того, как вы развелись окончательно.
Я кивнул.
— Да. Может быть, я был несколько нетерпелив. Но я не мог терпеть, что она так
далеко от меня.
— Я не виню тебя, — говорит он. — Я видел фотографии. Даже те, топлес. Я не
мог оторваться от этих грудей.
Мои глаза сузились в щели.
— Если ты скажешь что-нибудь еще, то, черт возьми, не думай, что я не достану
тебя через этот стол и не задушу.
— Старик, — говорит он со смехом. — Импульсивный Матео. Мне было
интересно, когда он вырвется наружу.
— Следи лучше за собой, — предупреждаю его, мне совсем не смешно. Я
указываю на него пальцем. — Мое отношение к Вере самое серьезное. Она, возможно, моя будущая жена, о которой ты говоришь такое.
Его глаза расширяются от удивления, а затем затуманиваются чем-то сродни
жалости.
— О, боже. Ты не можешь быть серьезным.
Лучше бы я ничего не говорил. Это было чем-то, что было только в моей голове, потом и у Лючии, а теперь и у Бона.
— Матео, Матео, Матео, — говорит Бон со вздохом. – Прекрати держаться за свою
молодость, старина. Этот тип женщины хорош для того, чтобы несколько раз затащить в
постель. Может, много раз. Она сбавила тебе десяток лет, трахая тебя. Это сделало свое
дело, ты великолепно выглядишь. Но на этом все. В этом и состоит главная ценность
данного типа девушек. Все, что тебе следовало сделать, это позабавляться с ней и никогда
не рассказывать Изабель. Теперь ты развелся из-за пустяка. Ты действительно думаешь, что можешь взять и жениться на этой Вере? Ты не можешь. Хватит морочить голову себе.