Воздуха не хватало. Попытки сделать вдох ни к чему не приводили, а внезапно отяжелевшие ноги лишали последней возможности на спасение — бегства. Все, что получалось — смотреть и слушать.
— Ну, здравствуй, маленькая, — Дима протянул к Вере руку и, словно призрака, погладил по коротким черным вихрам.
Боящаяся чужих людей моя малышка должна была развернуться и дать деру. Именно так час назад она поступила со Славой. Он даже дотронуться до нее не успел. Но сейчас Вера даже не дернулась. Удивленные синие глаза как в зеркало смотрели в синие глаза отца, а свободная ладошка тянулась к его колючему лицу.
— Девочка моя, — голос Димы окончательно охрип. — Ты узнала меня, да?
Большая сильная ладонь дрогнула на детском плечике.
— Папа, — Вера резко оглянулась на меня, а потом снова уставилась на Диму.
— Да, милая, — я с трудом смогла разлепить губы. — Это твой папа.
Нужно было сказать что-то еще. Что папа приехал к ней, что папа скучал. Но ложь комом застряла в горле.
За два года я сотню раз представляла, как расскажу Диме правду. Это нужно было сделать. Несмотря на страх и стыд. Я думала, что позвоню, назначу встречу или вышлю фото. Представляла, как вечно занятой, живущий работой, другой женщиной и далекими от нас с Верой планами, он будет долго принимать решение, как быть, а потом предложит деньги и помощь "по первому звонку".
За бессонные ночи я прокрутила любой из возможных вариантов под всеми углами и запретила мечтать о чем-то наполненном надеждой. Однако реальность обошла любые мои фантазии.
Предчувствие не подвело. Дима искал меня. Я пока не могла понять зачем. Боялась и думать. И теперь нашел. Спустя много месяцев и не ради дочери. Кончики пальцев покалывало от желания прикоснуться к нему. Обида из-за состояния Пети, злость на его молчание тогда — время вычеркнуло все плохое.
Прямо сейчас я до мелочей вспомнила первую встречу: его "борзая" и мой беспечно-смелый отпор. Вспомнила, как поцеловал меня первый раз. Как, пачкаясь в соусе и облизывая пальцы друг друга, мы ели лазанью в машине. Как занимались любовью… Жадно, долго, до отключки, а наутро делали кофе — один на двоих любимый рецепт.
Несколько встреч, даже не отношения, а душу выворачивало именно из-за тех редких моментов.
Я скучала. Не ощущала этого ни день назад, ни час, а сейчас поняла — скучала, дико. Чтобы не сорваться, запрещала себе вспоминать слишком часто. "Для него это была лишь мимолетная интрижка", — придумала себе объяснение. "Вас даже не видел никто вместе. Не было вас", — повторяла, когда от одиночества становилось совсем туго.
Теперь Дима был рядом. Прежний и неуловимо новый.
Мой взгляд блуждал по знакомому лицу, отмечая новые морщинки в уголках глаз и седину на висках. Годы портят большинство мужчин, но с Димой вышло все наоборот. Слегка заострившиеся черты делали лицо еще выразительнее, подчеркивали его редкую хищную харизму и заставляли мое сердце биться быстрее.
Не решаясь, еще что-то сказать, я наблюдала за ним с дочкой и ждала. Терпеливо ждала первого шага, ведь свой шанс на него уже упустила.
* * *
Дима
Жизнь умеет дать под дых, когда этого совсем не ждешь. Я ехал в эту квартиру с одной целью, а, переступив порог, остался с другой.
— Ты умеешь удивлять, птичка, — когда, отдав мне зайца, малышка ушла в другую комнату, я наконец поднялся с колен.
Вся ванильно-лирическая хрень, что была в голове до этого, выветрилась. Давно не ощущал себя таким идиотом, и вот, пожалуйста!
— Умоляю, выслушай меня вначале! — Лика наконец отмерла. — Очень прошу.
— Это само собой — откашлялся, — только можно вначале стакан воды?
Пока не перекинул девчонку… мать моей дочери через колено и ладонью не начал выбивать дурь, следовало хоть немного остыть.
— Да, конечно. Но если нужно что-то покрепче… — Лика оглянулась в сторону накрытого кухонного стола. — Есть вино.
Лучше бы она молчала. От сочетания "Накрытый стол, двое и мой ребенок" отнюдь не святое терпение рвануло ручку стоп-крана.
— Вино пусть дружок твой пьет, а мне воду.
Словно от пощечины, Лика отшатнулась, но смолчала. Лишь, когда у меня в руках оказался стакан с холодной водой тихо проговорила:
— Ты все не так понял.
Вот это уже было смешно.
— Я понял, что два года назад заделал тебе ребенка. Не котенка подарил и не икебану в горшке на память.
— Дима…
— Ты вообще в курсе, что дети — вопрос двоих? Или решила примкнуть к тупым курицам, которые "рожают для себя"?
Стакан воды нихрена не помог. Злость перла наружу и только то, что за стеной находилась моя дочь, заставляло держать себя в руках.
— Нет, — Лика обхватила себя руками. — Я собиралась все рассказать. Ты имел право знать.
— И что же помешало?
— Так получилось. Я пыталась с тобой связаться, а потом… — она задумалась, словно подбирая слова.
— Обиду вспомнила? — предложил вместо нее. — Раз из-за меня пострадал твой брат, то решила, что можно мариновать до бесконечности?
— Дима, пожалуйста, не нужно так. Давай, ты успокоишься, и я все расскажу.
Слова о спокойствии сработали, как красная тряпка на быка.
— Даже не представляешь, как "приятно" получать новости вот так, с задержкой в пару лет. Пардон, — я выставил вперед указательный палец. — Это благодаря тому, что я приехал, пару лет. А так, может, к пенсии бы узнал. В лучшем случае.
— Ты преувеличиваешь. Не делай из меня монстра.
— Насколько я помню, монстром у нас всегда был я. С самой первой встречи.
— Я звонила тебе несколько раз! — Лика сжала ладони в кулаки, словно драться со мной собралась.
— Звонила? — одним движением я резко обхватил ее за затылок и притянул к себе. — Ирония судьбы, я ехал посмотреть в единственные честные глаза, какие знал, а теперь вижу одну ложь.
— Я не лгу, — подбородок дрогнул.
— Конечно. Ты не умеешь. Помню, — я словно выгорел. За один миг. Даже злости не осталось. Лишь горечь.
— У меня была очень тяжелая беременность. Дима, клянусь тебе. Сил пробиваться через твою секретаршу, жену или охрану не было, а потом…
— Дай угадаю? А потом у тебя началась совсем другая жизнь. Рестораны, новый блог, свидания, — я перекрыл поток бреда. — Этот клоун был каким по счету? Тяжело, наверное, отбирать кандидатов на должность отца моему ребенку?
На бледных как бумага щеках гроздьями рябины проступила краснота.
— Слава просто знакомый. Ты не то подумал.
— Я думал о тебе очень хорошо. Черт, я ни об одной женщине так хорошо не думал.
Разжав руку, я отошел в сторону.
— Что ж… Похоже, ты уже сделал выводы, — отвернувшись, тихо проговорила Лика. — Чтобы я ни сказала, это не будет иметь никакого значения.
Нет. Дурой она не была точно. Хоть что-то осталось прежним.
— Два года, Лика! Два долбанных года. — Я устало потер глаза. — И я отец… Папашка, блин. Которого мало того, что не спросили, хочет ли он, быть отцом, так еще и в известность не поставили. Справедливо?
Боевая пташка сдалась окончательно. Даже на трассе, возле орущего от боли брата она не казалась такой жалкой. Влажные глаза, не мигая, наблюдали за чем-то в окне, а уголки побелевших губ, как у готовой расплакаться девчонки, смотрели вниз.
Ее так и хотелось встряхнуть. Заставить очнуться, наорать на меня, сказать хоть что-нибудь, что тянуло бы на маломальское оправдание. Бойкая девчонка, которая гордо выкатила мне обвинение в сливе отходов, уже б давно отбила все упреки. Ее не остановил бы даже нимб над головой. А эта…
Красивая, взрослая, наряженная в платье и туфли, чтобы выглядеть хорошо для другого мужчины… Эту я видел впервые. Не представлял, что с ней делать. Тем более, не знал, что делать с нашим общим ребенком.
— И что теперь? — Лика словно прочла мои мысли.
— Теперь… — от напряжения голова, готова была взорваться. Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос. Хоть намек!
По дороге сюда, я думал о жизни одного человека, себя. Сейчас же на плечи легла ответственность сразу за троих. Приплыл! В какие только позы судьба меня ни ставила, но сейчас впервые поставила раком. — Дай мне пару часов.
Пока из-за искушения махнуть шашкой я не наделал бед, нужно было хорошенько остыть. Побыть один на один с собой и, подключив фантазию, попытаться представить хоть один минимально болезненный для всех вариант развития событий.
— Да, конечно, — Лика сцепила руки за спиной. — Если хочешь, здесь недалеко есть кафе с детской комнатой. Можем встретиться там.
Мне подходило. В знак согласия я кивнул, а потом, не спрашивая никакого разрешения, заглянул в соседнюю комнату.
Зайца, который все это время был у меня в руках, следовало вернуть своей хозяйке. Отдать игрушку, попрощаться — причина, конечно, была пустяковой, только мне до рези под грудиной снова хотелось заглянуть в похожие на мои глаза, и хоть на миг представить, что не увижу их больше.
Один взгляд. Одну улыбку. Одно удивление на двоих.
* * *
Три дня спустя
Когда лет двенадцать назад я открывал свой первый магазин, тогда еще только запчастей, и вопроса не стояло, продолжать дальше или нет. Магазин был лишь началом пути, точкой отсчета. Один раз, почувствовав в себе силы создавать свое, вернуться к обычной работе было невозможно.
Примерно тоже самое я ощутил три дня назад в Питере. Всего одна встреча, и жизнь, полная работы, трудностей, женщин и планов показалась неполной, словно в полсилы.
Нет, я не ощутил тягу к отцовству за несколько минут рядом с дочерью. Я не заболел желанием нянчиться и катать на плечах. Просто прежнюю картину мира смыло дождем, и на холсте под ее подтеками проявились очертания совершенно другого рисунка. Еле заметные контуры, хрен угадаешь что изображено, но повернуть время вспять уже было поздно.
— Дмитрий Владимирович, документы, которые Вы просили, я отправила. Отчеты тоже, — Наташа позвонила после окончания рабочего дня. Обычно в это время я находился еще в офисе, но сегодня был особый случай — конец дня я встречал у себя дома.
— Спасибо. Больше ни от кого новостей не было? — опершись свободной рукой о подоконник, в десятый раз за вечер посмотрел на шлагбаум возле ворот.
— Сева забегал. Сказал, что хочет продлить отпуск.
— С чего-то вдруг? — новость была сравни сообщению о падении Тунгусского метеорита.
— Ремонт в квартире затеял. Говорит, что еще неделя, минимум, нужна.
— Ясно.
— Так ему заявление писать или как? — удивленно, будто ожидала от меня еще что-то услышать, спросила Наташа.
— Пусть он… — Возле шлагбаума затормозила машина такси, но не остановившись, поехала дальше. — Ничего не нужно. Пусть идет.
— Дмитрий Владимирович, у Вас все хорошо?
— Да, — я шумно выдохнул. — Все хорошо. Передай Роберту, что утренняя летучка на нем. Если что, я буду на телефоне.
— Хорошо, передам, — Наташа уже не скрывала волнения в голосе.
— В таком случае, хорошего вечера.
Не дав сказать что-либо еще, я положил трубку. Меньше всего мне сейчас требовалось чужое волнение. Если терпение можно было бы изобразить стаканом с водой, то мой стакан был почти переполнен. С каждым часом воды в нем прибавлялось все больше, и к ночи она обещала вся выплеснуться наружу, смыв надежду на благоразумие одной очень упрямой особы.
Семь вечера — ровно пять часов до окончания срока, который еще в кафе три дня назад я дал Лике. Никогда еще не ощущал себя такой сволочью, как тогда. Никогда и представить не мог, что буду ставить ультиматум женщине или, что еще хлеще, запугивать обещанием спустить всех своих юристов и забрать ребенка.
От воспоминания о разговоре до сих пор становилось противно.
За пару часов после встречи остыл не только я — остыла и Лика. Она больше не зажималась и не пыталась оправдываться. В кафе я встретил полностью перевопротившуюся Анжелику Уварову, которой хотелось поскорее избавиться от меня, и никакие предложения вернуться назад, поселиться в квартире, которую я сниму для них с дочерью, не рассматривались даже как гипотетически возможные.
— Мне ничего от тебя не нужно.
— Вера только моя дочь, и она останется со мной.
— Не трать на нас свое драгоценное время.
Глупые дурацкие фразы, достойные сопливой мелодрамы, но уж никак не реальной жизни. Сама того не понимая, каждым новым ответом Лика подводила меня к той черте, за которой красивых вариантов не оставалось.
Не таким я планировал итог встречи. Подобранная риэлтором в спешке квартира недалеко от моего дома так и не понадобилась. Щедрый счет в банке — тоже. Упрямой девчонке не хотелось от меня ничего.
— Вы можете встречаться. Я не имею ничего против, но каждый из нас продолжит жить своей жизнью.
Неожиданно поглупевшая маленькая птичка каким-то непостижимым образом сковырнула-таки то, что привело меня к ней спустя два долгих года. "Своя жизнь" — будто в этом словосочетании было что-то ценное!