— Тогда скорее в коридор и разыграйте им стенающую леди из рода Тюдоров.
С помощью очаровательной леди Миры Морли и доблестных офицеров, ночная программа была выполнена блестяще. Деррик только посмеивался, вспоминая грозное заявление забастовщиков: «Кладбища не проснутся нынче ночью!».
Гюи Гюисборн выдержал семь дней и, наконец, капитулировал. Однажды ночью он явился к Деррику с просьбой снова принять на службу его и его товарищей на прежних условиях.
— Я принимаю обратно всех, кроме вас! — заявил Деррик, и Гюи с воплем исчез в трубу камина.
Железный американец смягчился только благодаря просьбам леди Миры, которая уговорила его простить беднягу Гюи и не лишать его честного заработка.
А в день не замедлившей последовать свадьбы Джона Деррика с леди Мирой Морли, в числе многочисленных подарков, им был поднесен сияющий фосфорным блеском адрес от Всемирного Союза всех Домовых и Привидений.
Фредерик Буте
ПРИВИДЕНИЕ
Господин и госпожа де Фоллиж приехали на месяц в сопровождении целой оравы гостей в свое поместье Морван.
Мосье де Фоллиж, мещанин во дворянстве, с первой же минуты приезда, по обыкновению, принимал облик и повадки заправского землевладельца: бархатная куртка, гетры, трубка, охота с гончими, обильная еда и возлияния, крепкий сон…
Мадам де Фоллиж, по привычке, в первые три дня шныряла по всему парку и замку, чтобы оживить в своей памяти и сердце трогательные воспоминания детства, ибо поместье перешло к ней по наследству от дедушки, и здесь она воспитывалась.
Ивонна де Фоллиж надеялась провести время весело и разнообразно. Ожидали приезда Станислава де Бризе, который с конца июня был любовником Ивонны и которого, благодаря ее дипломатическим уловкам, муж сам настоятельно пригласил.
Впрочем, за все это время, они успели встретиться в интимной обстановке всего только три раза, и причиной тому были неизбежные переезды с места на место. Зато Ивонна рассчитывала вознаградить себя с лихвой за время пребывания в замке, где были налицо исключительно благоприятный условия, известные только ей.
Мосье де Бризе прибыл ранним утром. Разбитый после бессонной ночи, проведенной в поезде, поеживаясь от холода, но, как всегда, безукоризненно элегантный, он выскочил из автомобиля, когда мосье де Фоллиж тут же накинулся на него со своими охотничьими подвигами и, вопреки слабым попыткам увильнуть, потащил его на охоту на серну. У мосье де Бризе едва хватило времени переменить костюм и повидаться с Ивонной.
Упорство преследуемой серны и ее из ряда вон выходящая ловкость были причиной тому, что удовольствие длилось почти до сумерек, и де Бризе едва держался на ногах, когда, наконец, удалось вернуться в замок и сесть обедать. Боясь, как бы не уснуть от усталости, он пил много и часто, ел же еще больше после целого дня, проведенного на воздухе.
Ивонна, которой, несмотря на все ее усилия, не удалось еще перекинуться с ним и парой слов с глазу на глаз, находила, что он ест слишком много и пьет не в меру… К сожалению, высказать вслух свои соображения было невозможно.
В курительной комнате Фоллиж, по обыкновению, подробно посвятил нового гостя в историю поместья, со всеми ужасами средневековья, убийствами, казематами, подземельями и орудиями пытки. С гордостью он сообщил, что про замок идут слухи, будто там бродят по ночам страшные призраки жертв, и что как раз в комнате, отведенной де Бризе, показывается привидение молодой графини, замурованной заживо в 1310 году ее мужем, свирепым феодалом, несправедливо обвинившим ее в благосклонности к своему пажу.
Де Бризе, слегка подвыпивший и весьма суеверный, но не желавший показать это, скептически улыбался и заявил, что с удовольствием познакомится поближе с интересным привидением. Но в глубине души ему было не по себе, и он думал, что хозяева могли бы отвести для него какую-либо другую комнату.
После краткой попытки сыграть в бридж, хозяева и гости, часов около одиннадцати, разошлись по своим комнатам.
Де Бризе, преследуемый тревогой, которую заронили в его душу рассказы де Фоллижа, слегка вздрогнул, когда увидел себя совершенно изолированным в огромной комнате, непомерно высокой и оклеенной мрачными обоями. Ему казалось, что в углах мелькают странные тени; он напряженно прислушивался к жалобному вою ветра и заглядывал под кровать. Но голова кружилась от усталости. Не будучи больше в состоянии держаться на ногах, он лег и уснул.
Между тем, Ивонна, одна в своей туалетной комнате, медленно раздевалась. Осторожно она закрыла задвижку двери, отделявшей ее от половины мужа. Полураздетая, с распущенными волосами, она несколько минут прислушивалась к тому, что происходит в комнате мужа, и вскоре оттуда донесся его богатырский храп. Ивонна отлично знала, что теперь можно не тревожиться до утра, и тихо прошла в свою спальню. Здесь она накинула на себя очаровательный кружевной пеньюар, открыла огромный стенной шкаф, вошла в него и стала ощупывать заднюю стенку. Узкая дверца, повинуясь нажатой пружине, тихо открылась в маленький коридор. Ивонна осторожно двинулась вперед. Это был потайной ход, о существовании которого она знала с детства, но почему-то скрыла эту особенность от своего мужа.
С лампой в руках, легкая, как привидение, Ивонна быстро скользнула в глубь хода; ее забавляло удивление и радость де Бризе, когда он неожиданно увидит свою возлюбленную выходящей точно из стены; дело в том, что потайной ход вел к замаскированной дверце, открывавшейся в комнату, отведенную новому гостю.
Между тем, мосье де Бризе, не подозревавший о близком счастье, храпел во всю мочь. Оставив лампу в проходе и полуоткрыв дверцу, она вошла в комнату, слабо освещенную дорожным ночником. Герой лежал на спине, зарывшись головой в подушку, с открытым ртом. Наусники, прикрепленные резинками к ушам, приплюснули верхнюю губу; на щеках залегли от резинок глубокие борозды. Реденькие волосы убогими прядками спадали на шею, обнажая местами лысинку. Фланелевая сорочка, в розовых и зеленых полосках, слегка распахнулась на груди, откуда с шипением и свистом вырывался оглушительный храп.
Ивонна, как прикованная, остановилась, не зная, убежать ли ей или разбудить его. И вдруг под ее ногами скрипнули половицы…
Храп сразу прекратился. Спящий заерзал, зачмокал и полуоткрыл глаза. Прежде всего он заметил, разумеется, выделявшуюся в полумраке белую фигуру молодой женщины. Растерянный спросонок взгляд моментально принял выражение ужаса, безумия. Со вздыбившимися волосами, с выступившими из орбит глазами, де Бризе, словно подброшенный пружиной, сел. Невыразимый страх свел его лицо в отвратительную гримасу. С диким ревом он ринулся к двери, закрываясь от ужасного видения всем, что попалось под руку, — подушками, одеялом, простыней.
Привлеченные дикими криками и шумом, со всех сторон сбежались в коридор остальные гости, пытавшиеся успокоить несчастного. Сначала он яростно отбивался от них, окончательно потеряв голову, и только когда его облили холодной водой, он пришел в себя. Через четверть часа он отдышался и рассказал, что его посетило страшное видение, но большинство гостей только улыбались, намекая на слишком плотный обед и неизбежный в таких случаях кошмар. Что же касается де Фоллижа, то он во все поверил, был вне себя от радости и готов был расцеловать де Бризе за столь убедительное доказательство присутствия в замке всякой чертовщины. Это окружало замок новым ореолом. Ивонна, в дивном зеленом пеньюаре, с распущенными волосами, была тут же. Она успела улизнуть в потайной ход и захлопнуть дверцу. Затем, быстро переодевшись, она постучалась к мужу и вместе с ним прибежала на шум, как бы ничего не подозревая.
С той ночи де Бризе, по совершенно неизвестной для него причине, перестал существовать для Ивонны де Фоллиж. Ему отвели другую комнату, не имевшую дурной славы. Его же комната через два дня досталась новому гостю, молодому офицеру, кузену Ивонны, который был смелее и знал, как обращаться с прекрасными привидениями…
Элинор Глин
ТАЙНА ПРИВИДЕНИЯ
I
Мистрис Чартерс уютно расположилась в купе и отпустила лакея, внесшего ее вещи. Она была высокая, тоненькая женщина лет двадцати восьми, не красавица, но лучше, чем красавица — удивительно изящная и грациозная. Супруг ее, довольно скучный господин, отправился к праотцам года три назад, оставив молодой вдове своей весьма изрядное наследство, которое, впрочем, теперь оспаривали родственники Чартерсов по младшей линии. За неделю до своего отъезда Эстелла получила довольно неприятное письмо от своего поверенного, сообщавшего ей, что если не найдется одно затерянное брачное свидетельство, она рискует лишиться большей части своего состояния.
Дело в том, что прапрадед ее мужа тайно обвенчался с дочерью разорившегося аристократа, которая потом бросила его, оставив ему сына, о рождении которого известно было лишь немногим, и уехала с отцом в Италию, где вышла замуж за какого-то итальянского графа и вскоре умерла. Покинутый муж утешился довольно быстро и перенес всю свою любовь на сына, которому и завещал большую часть своего состояния несмотря на то, что у него были и другие дети, от второго брака. И вот, ссылаясь на то, что в завещании прапрадеда было только сказано: «Моему законному старшему сыну и его наследникам», без упоминания имени, наследники этих других детей теперь оспаривали завещание прапрадеда, доказывая, что получивший наследство был незаконный сын, ибо никаких доказательств его законности не имеется. Необходимо было разыскать свидетельство о бракосочетании прапрадеда с покинувшей его первой женой.
Эстелла так задумалась обо всем этом, что и не заметила, что она не одна в купе. Единственный спутник ее сел на одной с ней станции, но она тогда не обратила на него внимания. Но теперь, почувствовав на себе пристальный взор, она невольно подняла глаза. Перед ней был невысокий, худощавый брюнет южного типа с красивыми черными глазами. Но взгляд этих глаз почему-то был ей неприятен и под ним ей становилось жутко. Если б она знала, что перед отходом поезда он ходил по платформе и разглядывал ее вещи, проверяя, куда она едет, она удивилась бы еще больше.
— Если не ошибаюсь, вы м-рс Чартерс? — обратился к ней сосед. — Мы едем в одно и то же место. Позвольте представиться: Амброз Дюваль. Я встречался с Гардрессами за границей, по приезде в Англию возобновил знакомство; и вот, они меня пригласили провести у них в имении Рождество.
Эстелла ехала гостить на Рождество к своей подруге, Аде Гардресс, недавно приобретшей запущенное старинное поместье Иртонвуд, где были, по уверениям Ады, и дубовые панели, и полы со скрипом, и подземные ходы, и комната, где появляется призрак Белой Дамы — словом, все, что может соблазнить романтическую женщину. И это действительно соблазнило Эстеллу. Все это она рассказала своему спутнику, который очень допытывался, бывала ли она когда-нибудь раньше в Иртонвуде. И, по-видимому, не очень верил ее отрицаниям.
В Иртонвуде их встретили с распростертыми объятиями. Тут были и остролистник, и омела, и огромные поленья во всех каминах, и множество восковых свечей, заменявших недостающее электричество — словом, настоящее английское Рождество. Комната, отведенная Эстелле, понравилась ей чрезвычайно. Это была большая спальня с панелями из кедрового дерева, оранжевыми шелковыми занавесями на трех высоких окнах и огромной двуспальной кроватью на четырех столбах под балдахином. Перед тем, как привести ее сюда, Ада ухитрилась оставить Эстеллу минут на пять вдвоем с сэром Джорджем Сифильдом, который давно был влюблен в нее и тотчас начал ее корить — зачем она его обманула, не поехала с тем поездом, как обещала, и ему пришлось ехать одному. Неужели она не боится одна? Неужели думает, что она, при всяких обстоятельствах, может справиться одна и без помощи и защиты?
— Ну конечно, — смеясь, возразила Эстелла. — А если не справлюсь, тогда скажу вам.
— Молю судьбу, чтоб это было поскорее! — горячо воскликнул влюбленный.
Ада покровительствовала сэру Джорджу и негодовала на подругу, зачем она мучает его; Эстелла смеялась и говорила, что англичанам полезно ждать. Когда Ада предложила ей отдохнуть с дороги перед обедом, она охотно прилегла на довольно жесткий диванчик и тотчас задремала. И ей привиделся странный сон.
Во сне она испытывала какое-то странное волнение, напряженное ожидание… Вокруг нее была темнота; но вдруг, среди этой тьмы, ярко осветилось одно местечко, и она увидала старинную шифоньерку. Ничего другого она не видела: ни комнаты, ни прочей мебели — одну только старинную шифоньерку, на которой лежал развернутый, старый, пожелтевший пергамент, и на нем — капли свежей крови.
Она проснулась в испуге. Что за нелепый сон?.. Действительно, это комната привидений. В конце концов, она не уверена, что ей это так уж нравится… Одеваясь к обеду, она все время видела перед глазами старинное бюро, пергамент и на нем капли крови.
— Какая вы бледная и взволнованная, — говорил ей с нежной заботливостью сэр Джордж, ведя ее к столу. — Что случилось? Я хочу знать.
Он внимательно выслушал ее рассказ о странном сне, но еще внимательнее слушал другой сосед Эстеллы, красивый полуиностранец, приехавший в одном с ней поезде. И, когда она выразила предположение, что это — вещий сон, который указывает ей, где она должка искать пропавший документ, оба разом воскликнули: «Документ? какой документ?» Но в то время, как глаза сэра Джорджа выражали только изумление, г. Дюваль насторожился так, словно дело касалось его лично. «Почему это его так интересует?» — удивлялся сэр Джордж. Но м-рс Чартерс не имела привычки распространяться о своих личных делах и поспешила, смеясь, переменить разговор.
Сэр Джордж Сифильд был чрезвычайно недоволен: «При чем тут этот иностранец, который уже успел вскружить головы всем здешним дамам? Откуда его выкопала Ада Гардресс? И что она находит в нем интересного и таинственного?.. По-моему, у него препротивная физиономия…» Еще более рассердился он, когда, немного погодя, устроились танцы и Эстелла закружилась в объятиях иностранца. Он даже щелкнул зубами от злобы. «Ну, уж это дудки!» — сказал он себе и тотчас же, улучив удобный момент, пригласил м-рс Чартерс на вальс.
— Какой вы сегодня сердитый, сэр Джордж, — смеясь, говорила Эстелла. — Мой предыдущий кавалер был гораздо приятнее.
— Я готов свернуть ему шею. У него такая рожа, что на месте хозяев я бы припрятал подальше свое серебро.
— Удивительно, как мужчины способны злиться друг на друга. И за что? За то только, что он иностранец, что у него хорошие манеры и нет настроений…
— Вам он нравится? Впрочем, это и так сразу видно.
— Если вы будете говорить неприятные вещи, я брошу вас и пойду опять танцевать с ним. Он вальсирует божественно.
Сэр Джордж сверкнул глазами.
— Если вы это сделаете, я наверное сверну ему шею.
— Что за нелепость? Англичане так грубы…
— Как вы мучаете меня, Эстелла!.. — сэр Джордж вдруг оборвал на полуслове.
— Кто вам дал право называть меня так? Что за дерзость! — но в эту минуту Эстелла заметила, что ее кавалер не слушает ее, а смотрит с необычайным интересом на портрет, висящий на стене напротив — портрет женщины в костюме конца XVIII века, но с вьющимися, ненапудренными волосами. Нельзя сказать, чтобы этот портрет был написан особенно художественно; но он был необычайно похож на саму Эстеллу. Оба изумлялись этому сходству, допытывались, кто изображен на портрете, и не могли узнать. Хозяин, смеясь, уверял, что это портрет Белой Дамы — той самой, которая появляется призраком в библиотеке и в кедровой комнате.
— Это где меня положили спать? — с комическим ужасом вскричала Эстелла. — Ну, знаете, я начинаю бояться.
— Я буду сторожить у вашей двери, — обещал сэр Джордж. — Если вы испугаетесь, кликните меня, я заколю для вас любое привидение.
— Интересно знать, кто спит рядом со мной, — осведомилась Эстелла. И ей стало немного неприятно, когда ей сказали, что рядом с ее спальней нет другой жилой комнаты.