— Меня могли построить, чтобы внедрить в человеческое общество в качестве одного из ваших кораблей, — предположил он. — А вдруг все креллы — мятежные ИИ, изначально созданные людьми? Это бы объяснило, почему на мне ваши надписи. А может, я…
— Ты не крелл. Я это чую.
— Возможно, в вас говорит какая-то иррациональная человеческая предвзятость, — заметил он. — Но моя подпрограмма, которая может имитировать признательность… признательна.
Я кивнула.
— Она для того и нужна, — добавил он. — Оценивать, выражать признательность.
— Никогда бы не подумала.
— Я могу оценивать миллион раз в секунду. Можно сказать, что из всех ваших замечаний это, вероятно, единственное наиболее оцененное.
— Я была бы признательна, если бы ты хоть изредка помалкивал о том, какой ты великий, — сказала я, но при этом улыбнулась и убрала рацию в рюкзак.
— А за это замечание я не признателен, — негромко произнес он. — Просто чтобы вы знали.
Выключив рацию, я встала и потянулась. На меня пялились ближайшие бюсты Первых граждан, среди них и молодой Кобб. Странно смотреть на изображение человека, когда теперь я его так хорошо знаю. Как-то не к месту эта молодость, разве он не родился сразу суровым пятидесятилетним мужчиной?
Я закинула рюкзак на плечи и зашагала обратно к зданию летной школы.
У главного входа стоял полицейский.
Я замерла на месте. Затем, обеспокоенная, подошла.
— Курсант Найтшейд? — спросил полицейский. — Позывной Штопор?
У меня упало сердце.
— Адмирал Железнобокая хочет с вами поговорить.
Я кивнула.
Полицейский повел меня в корпус, где я однажды встретила Йоргена с адмиралом. С каждым шагом нарастало ощущение, что меня отчислят. Я это предчувствовала. Ночные посиделки у девчонок были плохой идеей, но… дело не в одном маленьком нарушении.
Я вошла в здание. Похоже, столкновение неизбежно. Я сама его заслужила за то, как дважды поступила с Йоргеном. Кроме того, адмирал — самая могущественная фигура в АОН, а я дочь труса. Удивительно, что она до сих пор не нашла повода меня выгнать.
Пора с этим покончить. Да, я боец, но хороший боец знает, когда в битве не победить.
Полицейский привел меня в страшно захламленный кабинет. Железнобокая пила кофе за столом, сидя спиной ко мне и просматривая доклады.
— Закрой дверь, — сказала она.
Я подчинилась.
— Это заметка службы безопасности у ворот. Вчера вечером ты не уходила. Устроила себе убежище в хозяйственном чулане или что-то вроде того?
— Да, — ответила я с облегчением. По крайней мере, она не знает, что мне помогли.
— Ты ела еду из столовой? Украденную лично либо принесенную кем-то из товарищей?
Я заколебалась.
— Да.
Адмирал отпила кофе, по-прежнему не глядя на меня. Я уставилась ей в спину, на седые волосы, готовясь услышать: «Ты исключена».
— Может, хватит ломать комедию? — Она перевернула страницу. — Уходи из школы. Я не буду отбирать у тебя курсантский значок.
Я сдвинула брови. Зачем просить?.. Почему бы не сказать прямо? Она в своем праве, ведь я нарушила ее требования.
Железнобокая развернула кресло и вперила в меня холодный взгляд.
— Нечего сказать, курсант?
— Почему это вас так волнует? Я просто девчонка. Я не представляю для вас угрозы.
Адмирал поставила чашку и поднялась. Расправила тщательно подогнанный белый мундир и шагнула ко мне. Как и большинство остальных, она была гораздо выше меня.
— Думаешь, дело в моей гордости, девочка? Если я позволю тебе остаться в АОН, ты непременно подведешь к гибели хороших людей, когда сбежишь. Поэтому я предлагаю еще раз. Уходи со значком. В нижнем городе его хватит, чтобы обеспечить тебя перспективной работой.
Она сурово смотрела на меня. Внезапно все обрело смысл.
Она не может меня выгнать. Не потому, что не хватает полномочий, а потому, что ей нужно доказать свою правоту. Ей нужно, чтобы я ушла, сдалась, потому что именно так поступают трусы.
Она диктовала требования не для того, чтобы вынудить меня их нарушить, а чтобы сделать мою жизнь невыносимой и чтобы я уступила. Если она меня выгонит, то рот все равно не заткнет. Я буду утверждать, что мою семью опорочили. Буду кричать о том, что отец невиновен. То, как со мной обращались, только укрепит меня в роли жертвы. Запрещено ночевать в курсантском общежитии? Не кормят во время тренировок? Все это покажется ужасным.
Но если я уйду сама, она победит. Для нее это единственный способ победить.
В тот миг я была могущественнее самого главного адмирала Армии Обороны Непокорных.
Поэтому я отсалютовала.
— Могу я вернуться к занятиям, сэр?
Она побагровела.
— Ты трусиха. И семья твоя трусы.
Я не отнимала руки от виска.
— Я могу тебя уничтожить. Довести до нищеты. Не наживай себе врага. Если откажешься от моего щедрого предложения, другого шанса не будет.
Я не отнимала руки от виска.
— Ишь ты!
Адмирал отвернулась, тяжело опустилась на стул и продолжила пить кофе, словно меня здесь не было.
Решив, что меня отпустили, я вышла из кабинета. По-прежнему стоявший у двери полицейский не стал меня задерживать.
Пока я шла в класс, никто меня не догнал. Я сразу уселась в учебную кабину и здоровалась с остальными по мере того, как они подходили. Когда приковылял Кобб, я поняла, что жду не дождусь начала тренировки. Такое впечатление, что я наконец выбралась из тени, нависшей надо мной после гибели Бима и Зари.
Отчасти это случилось благодаря девчонкам и их доброте, но главным образом из-за разговора с Железнобокой. От нее я получила то, что нужно для продолжения борьбы. Она меня взбодрила и, как ни странно, вернула к жизни.
Я буду бороться. Я выясню, что на самом деле произошло с отцом. И Железнобокая пожалеет о том, что вынудила меня и к тому, и к другому.
Часть 4
Интерлюдия
Адмирал Джуди Айванс по прозвищу Железнобокая всегда просматривала записи битв. Обычно она делала это в главном командном пункте, где в центре круглого помещения располагался большой голографический проектор. Ей нравилось стоять посередине, чтобы вокруг светили огни, а остальная часть комнаты тонула во мраке.
Она смотрела, как они сражаются. Cмотрела, как умирают. Заставляла себя слушать переговоры пилотов, все до последнего слова.
Она пыталась вычислить цели врагов по траекториям красных и синих кораблей. Красные — АОН, синие — креллы. Уже много лет она не летала, но когда стояла вот так, в шлемофоне, а вокруг носились корабли, забытые ощущения возвращались. Гул ускорителей, рывок уходящего в крен корабля, треск деструкторов. Пульс битвы.
Иногда она воображала, как забирается в корабль и снова бросается в гущу сражения. И сразу гнала эти глупые мечты прочь. У АОН не так много кораблей, чтобы тратить их на пожилую женщину с замедленной реакцией. Обрывки устных преданий и некоторые старые исторические книги повествовали о великих полководцах, которые с оружием в руках наступали в первых рядах вместе с солдатами. Однако Джуди знала, что она не Юлий Цезарь, — в лучшем случае Нерон.
Тем не менее Джуди Айванс была опасна по-своему.
Она наблюдала за боем в тени медленно падающей верфи. Креллы привели почти шестьдесят кораблей — две трети от максимума, большую силу. Они явно знали: если эта развалина попадет нетронутой в руки АОН, подарок будет роскошный. На огромном корабле-станции оставались сотни подъемных колец.
Теперь же, согласно докладам, можно извлечь не больше десятка, а Джуди потеряла в этой стычке четырнадцать кораблей. В их гибели она винила себя. Она не желала выпускать все силы. Если бы она подняла все резервные корабли и всех пилотов и бросила их в бой, то могла бы заполучить сотни подъемных колец. А она колебалась, беспокоилась, что это ловушка, пока не стало слишком поздно.
Вот чего ей не хватало по сравнению с людьми вроде Цезаря из давних времен. Она должна быть готова на все.
Рикольфр, ее адъютант, подошел с планшетом, полным заметок. Джуди перемотала голограмму, выделив конкретного курсанта. Девушки, которая доставила ей столько неприятностей.
Корабли взрывались, пилоты гибли. Джуди старалась не сопереживать — не могла себе этого позволить. Пока пилотов больше, чем подъемных колец, — а их пока чуть больше — расходным материалом из этих двух ресурсов будет личный состав.
Наконец Джуди сняла шлемофон.
— Она хорошо летает, — сказал Рикольфр.
— Не слишком ли? — спросила Джуди.
Рикольфр пролистал бумаги.
— Последние данные с сенсоров ее шлема. Во время тренировки ничего интересного — почти без аномалий. Но в бою, который вы просматриваете, в сражении у падающей верфи…
Развернув к ней планшет, он показал серию значений, которые буквально зашкаливали.
— В гуще креллов отдел Райтллума в ее мозге небывало активизировался, — пояснил Рикольфр. — Доктор Хэлбет убежден, что это доказательство дефекта, хотя Иглом не столь уверена. Она ссылается на отсутствие доказательств, за исключением одного этого боя.
Джуди хмыкнула, глядя, как корабль трусихи описал петлю и углубился в недра падающей верфи.
— Хэлбет рекомендует немедленно отстранить ее от службы, — отметил Рикольфр. — Но доктор Тиор… ну, с ней, как понимаете, возникнут трудности.
Тиор, которая, к сожалению, возглавляла медчасть «Альты», не верила в дефект. Даже история этого феномена была туманной. Сообщения о дефекте восходили к самому «Непокорному» и бунту на борту флагмана, который привел к крушению флота на Детрите.
Мало кто знал о бунте и еще меньше о том, что его причиной был некий дефект у нескольких членов экипажа. Даже Джуди было не все ясно. Но многие из самых важных и самых заслуженных семей в нижних пещерах вели родословную от мятежников. Эти семьи боролись против признания дефекта и хотели сохранить слухи о нем в тайне. Однако они не видели, что дефект может сотворить с человеком.
А Джуди видела. Собственными глазами.
— Кто на этот раз поддерживает Тиор? — спросила она.
Рикольфр перевернул пару страниц и показал последние письма от именитых членов общества. Первым лежало письмо от главы Национального Собрания Элджернона Уэйта, чей сын Йорген летает в одном звене с трусихой. Йорген не раз высоко отзывался о девушке, поэтому теперь возникли вопросы. Не лучше ли оставить ее в знак истинного искупления Непокорных? Как символ того, что любой, вне зависимости от наследия, может вернуться в общество и служить государству?
«Проклятье, — подумала Джуди, ставя голограмму на паузу, когда трусиха врубила форсаж в отчаянной попытке сбежать. — Какие еще доказательства нужны Элджернону?»
— Приказы, сэр? — спросил Рикольфр.
— Передайте доктору Хэлбету, чтобы он составил опровержение доводам Тиор, а потом посмотрим, нельзя ли убедить доктора Иглом решительно поддержать существование дефекта, особенно у этой девушки. Скажи ей, что, если она сможет укрепить свою позицию, я сочту это личным одолжением.
— Как пожелаете, сэр.
Рикольфр ушел, и Джуди стала досматривать сражение, вспоминая похожий бой много лет назад.
Тиор и прочие могут называть дефект суеверием. Могут говорить, что произошедшее с Охотником просто совпадение. Их там не было.
И Джуди сделает все возможное, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Любой ценой.
30
— Итак, я почти уверена, что она меня не выгонит, — сказала я Ригу, помогая наносить новый герметик на крыло М-Бота.
— Никто лучше тебя не умеет делать выводы по одному только взгляду, — заметил Риг. — В этот раз она тебя не выгнала, но это не значит, что не выгонит в следующий.
— Не выгонит, — повторила я.
— Не выгонит, — флейтой пропела с ближайшего камня Погибель, имитируя модуляции моего голоса.
Риг проделал потрясающую работу со сломанным крылом М-Бота. Мы сообща оторвали погнутый металл и вернули на место годные части. Каким-то образом Риг убедил свое новое начальство позволить ему практиковаться на заводе.
С новыми запчастями мы смогли полностью починить крыло и следующую неделю отдирали старый герметик. Сегодня мы планировали покрыть весь корпус новым слоем. Теперь, когда пошел третий месяц занятий, нам иногда давали увольнительные — сегодня мы тренировались всего полдня.
Я вернулась рано и застала трудившегося над кораблем Рига. Он наносил герметик из небольшого распылителя, а я шла следом с похожим на большой фонарь прибором с двумя ручками. Под льющимся из него голубым светом герметик затвердевал.
В результате этого медленного и выматывающего процесса заполнялись все царапины и выбоины на фюзеляже М-Бота. Кроме того, гладкий, воздухонепроницаемый герметик заполнял и сглаживал швы. Поверхность корабля становилась ровной и блестящей. Мы выбрали черный цвет, в который М-Бот был окрашен и прежде.
— До сих пор не верится, что тебе одолжили все эти штуки, — сказала я, медленно перемещая фонарь за распылителем Рига.
— После того, в какой восторг все пришли от моего чертежа атмосферного рассекателя? Меня едва не повысили до начальника отдела прямо на месте. Никто и глазом не моргнул, когда я попросил взять все это домой, чтобы «разобрать и посмотреть, как оно работает». Все считают меня этаким сверходаренным парнем с самобытным подходом.
— Ты что, все еще смущаешься? Риг, одна эта технология может спасти всю АОН.
— Я знаю. Просто… ну, я бы хотел быть одаренным по-настоящему.
Я поставила фонарь на землю, чтобы отдохнули руки.
— Серьезно, Риг? — Я махнула на крыло М-Бота, блестевшее новым черным герметиком. — Ты и впрямь считаешь, что практически самостоятельно починить крыло технологически продвинутого звездолета посреди необитаемой пещеры с минимальным оборудованием под силу не одаренному человеку?
Отступив, Риг снял защитные очки и осмотрел крыло. И ухмыльнулся.
— А неплохо смотрится. И будет еще лучше, когда покроем последний кусок. А?
Он взвесил в руке распылитель.
Я со вздохом потянулась и подняла световой прибор. Риг начал распылять герметик на последнюю часть фюзеляжа, около носа.
— Так что, ты теперь будешь чаще ночевать в общежитии?
— Нет. Я не могу подвергать остальных риску. Это касается только меня и Железнобокой.
— Я по-прежнему считаю, что ты сделала слишком много выводов из ее слов.
Я прищурилась.
— Железнобокая — воин. Она знает: чтобы победить в этом бою, недостаточно просто одержать надо мной верх, меня нужно деморализовать. Ей нужно иметь полное право называть меня трусихой, как и распространять ложь о моем отце.
Несколько минут Риг продолжал работать в тишине, и я подумала, что он решил не спорить. Он аккуратно распылял полоску герметика под той частью фюзеляжа, что прилегала к кабине. Однако потом добавил более сдержанным тоном:
— Это все, конечно, здорово, Спенса. Но… ты когда-нибудь задумывалась, что будешь делать, если ошибаешься?
Я пожала плечами.
— Если я ошибаюсь, она меня выгонит. Ничего не поделаешь.
— Я не об адмирале. Спенса, я имею в виду твоего отца. Что, если… он и правда отступил?
— Мой отец не трус.
— Но…
— Мой отец не трус.
Риг оторвался от работы и встретился со мной взглядом. Моего прищура хватало, чтобы заставить замолчать большинство людей, но он его выдержал.
— А что насчет меня? — спросил он. — Я трус, Спенса?
Моя ярость вспыхнула и погасла.
Он снова посмотрел на распылитель.
— Ты говоришь, если бросишь учебу, то проявишь себя трусихой. Ну, я бросил учебу. Получается, я трус. В общем-то, самое ужасное, что можно себе представить.
— Риг, это другое.
— Кобб — трус? Он ведь катапультировался. Его сбили, и он катапультировался. Назовешь его трусом в лицо?
— Я…
Риг закончил покрывать черным герметиком последнюю металлическую секцию и отступил на шаг. Покачал головой и посмотрел на меня.