Отсюда я действительно мог его видеть — призрак, то появлявшийся, то исчезавший в невероятной дали.
Проблема заключалась в размере волн. Корабль устремлялся вниз, словно ныряющая чайка, исчезая во впадине, затем взмывал на очередной волне, словно бредущий в гору старик. Парус его был разорван в клочья. Команда не в состоянии была опустить мачту. Сейчас они сгорбились над веслами, пытаясь держать корабль носом к волне. Ничто не могло защитить их от стихии. Это были отважные, крепкие люди. Что они станут делать, если их поглотит океан?
От Святоши для меня никогда не было особой пользы. Но когда он забрался ко мне на полубак, вид у него был столь озадаченный и жалкий, что я не мог не обратить на него внимания.
— Что случилось?
— Вельбот и Умник. Они пропали.
— Пропали? Что значит — пропали?
Вельбот. Мой лучший друг. Он не мог меня бросить.
Куда, черт побери, он мог деться? Борта «Дракона» были границей нашего мира.
— Прыгнули за борт, надо полагать. Никто их не видел с тех пор, как они выловили Малыша. — Он помолчал, глядя на море с видом, обычно предшествовавшим очередной проповеди. Можно сказать, с благоговейным трепетом. — Старик хотел с ними поговорить насчет того, почему фрейландская каравелла не сгорела. Однорукий Недо говорит, будто они вылили большую часть масла в море, а не на палубу.
— Вельбот?
Умник — может быть. Он был странным и непредсказуемым, но не самым большим женоненавистником на «Драконе-мстителе». Для Вельбота же крики истязаемой женщины звучали словно музыка арфы.
— Да.
— Странно. Очень странно.
Человек, выловивший Малыша из моря у Данно Скуттари, тоже через несколько часов отправился за борт. Приносил ли Малыш несчастье? Вряд ли. Потеря кого-то — случай необычный, но не беспрецедентный. Собственно, Старик оставил Малыша на корабле по большей части потому, что за неделю до этого мы потеряли еще одного человека.
Но мятеж? Отказ поджечь захваченный корабль? Это было выше моего понимания.
— Вельбот? В самом деле?
Здесь было нечто большее, чем могло показаться на первый взгляд. Я это чувствовал — нечто из ряда вон выходящее, нечто почти сверхъестественное. То же, что привело Святошу в подобное состояние.
Я чувствовал, что еще немного, и на меня снизойдет некое крайне важное откровение, словно бабочка истины на тонких как паутина крыльях. Словно сами боги пытались коснуться меня, дать мне урок. Я представил себе мрачное лицо Умника, выглядывающее из-за постоянной книги. В глазах его мерцал веселый огонек, который всегда возникал, когда он намекал на свою тайну.
Возможно, он действительно знал путь домой. Но сейчас, в милях от берега, посреди шторма, место и время для начала подобного путешествия выглядело весьма странно. За пределами «Дракона» не было ничего, кроме морской пучины и рыбьих зубов.
Или они поплыли на фрейландскую каравеллу? Вряд ли они могли ожидать пощады от возможных спасителей.
На «Драконе-мстителе» никто не погиб — по крайней мере, на моей памяти, хотя о тех временах, когда я на нем появился, у меня остались лишь туманные воспоминания. Сражения могли быть жестокими, страшными и кровавыми. Палуба могла стать скользкой от крови. Ток, который также исполнял роль нашего судового врача (его бывшая профессия), мог целыми днями зашивать и прижигать раны, вправлять кости, но никто из нас не был передан в руки Святоши для похорон среди рыб. Молиться ему приходилось лишь за спасение душ наших врагов.
Мы, как и сам «Дракон», носили на себе тысячи экзотических шрамов, но, как говорил Колгрейв, нас хранили сами боги. Лишь беспокойный и предательский океан мог похитить душу с «Дракона-мстителя».
Неудивительно, что Старик мог подвергать судно и команду такому риску, который наверняка бы привел к мятежу на самом дисциплинированном итаскийском военном корабле. Мы считали себя бессмертными. За исключением Старого Барли, нас страшило лишь завершение нашей миссии и колдовская ловушка, которую нам наверняка кто-то когда-нибудь подстроит.
Что станет с нашей бандой головорезов, если мы найдем Тот Самый корабль или если боги лишат нас своей благосклонности?
Мы приблизились к тролледингцу, который теперь скрывала больше наступающая темнота, чем шторм. И тем не менее, когда мы оба оказались на вершине волны, я смог разглядеть бледные лица их главарей. На них виднелся страх, но вместе с тем и упрямая решимость умереть, свойственная всем северянам. Следовало ожидать, что скоро они нас атакуют.
Мое внимание привлек звук неуклюжих шагов. Старик вышел вперед, хотя я не мог понять, как ему это удалось. Он стоял, облокотившись о борт, пока мы поднимались и опускались на нескольких водяных горах. Казалось, будто его это нисколько не беспокоит.
Внутри у меня все настолько сжалось в комок, что я не мог даже опорожнить желудок.
— Сможешь? — наконец спросил он. — Рулевого?
Я пожал плечами.
— В такой шторм? Не знаю. Могу попробовать.
Все что угодно, лишь бы завершить погоню и вывести «Дракона» из этого серого морского ада. Я точно знал, что Старик не отступит, пока мы не прикончим добычу.
— Жди моего сигнала.
Он вернулся на корму, совершив столь же эпическое путешествие. По мере того как сгущалась темнота, он все ближе и ближе подводил «Дракон» к тролледингцу, намереваясь поравняться с ним.
Драккар поднялся на гребень волны. Старик подал сигнал. Я выпустил вторую свою лучшую стрелу.
Но ободка на ней не было. Дрожа на ветру, она не смогла попасть точно в сердце.
Рулевому предстояло утонуть вместе с остальными.
Лишившись управления, тролледингец развернулся боком к волне, проваливаясь в очередную впадину.
Он пережил одну волну, но следующая его поглотила.
Одна стрела. Всего лишь одна метко пущенная смертоносная стрела, и наше дело было сделано. Остальное сделает ужасное, ужасное море.
Теперь мы могли сосредоточиться на том, как выжить. А я мог рассчитывать на передышку от беспрестанного рева и качки.
VIII
Спокойного плавания пришлось ждать долго. Сперва мы вынуждены были дожидаться затишья, прежде чем сменить курс, поскольку нам совершенно не хотелось разделить судьбу корабля северян. Затем мы снова ушли в шторм, борясь с ветром, не менее жестоким, чем волны. Мы продвигались вперед очень медленно, и прошло три мучительных дня, прежде чем мы преодолели завесу дождя и снова увидели сушу и спокойное море.
Точность расчетов Старика оказалась поразительной. Он вывел нас назад всего в двух лигах к югу от Кровавого мыса.
Но каравелла, которую мы отчасти надеялись найти все еще на плаву, исчезла. У нас не было никаких шансов с ней покончить.
— Тор, наверх. Быстро, — прорычал Старик, подозрительно вглядываясь в море.
Кто-то за нами следовал — другого объяснения не было. Каравелла не села на мель, а те женщины, будучи придворными дамами, вряд ли сумели бы увести ее далеко. Итаскийцы, которых вызвала береговая охрана? Возможно.
Они вполне могли болтаться где-то рядом.
Началась работа. «Дракон» основательно потрепало — его обшивка протекала в сотне мест. Она была проломлена на носу после того, как мы таранили тролледингца, а несколько дней в бушующем море лишь добавили ей повреждений. Такелаж выглядел так, словно на нем устроили безумную войну армии пьяных пауков. Повсюду болтались оборванные канаты, разорванные паруса, сломанный рангоут. Нужно было снять бизань-мачту и поставить запасную. Запасных частей у нас на борту хватало, но новые уже пришлось бы захватывать с очередной жертвы.
И припасы. С фрейландской каравеллы мы взяли не так уж много. «Интересно, что стало с бочонком, который добыл Вельбот?» — подумал я. Вряд ли он забрал его с собой за борт.
Хороший знак. Когда у меня морская болезнь, я не беспокоюсь по поводу спиртного.
Мы сняли бизань-мачту и половину такелажа, повсюду были разбросаны паруса — работа для Мики.
Самый подходящий момент.
И враг пришел.
Как всегда, первым его увидел Тор. Корабль вышел из бушевавшего над мысом шторма.
— Вижу галеон, — сухо объявил он. — Двести пятьдесят тонн, знамя военного флота Итаскии.
— Готовься к бою, боцман, — столь же спокойно ответил Колгрейв. — Материалы для ремонта оставь на палубе. — Он начал подниматься на корму. — И посмотри, может, найдется еще.
Наступила моя очередь.
— На берегу кто-то подает сигналы. Похоже на зеркала.
По всему побережью вспыхивали яркие отблески.
— Береговая охрана. Они вызовут всех из Портсмута, — Колгрейв продолжил утомительный подъем.
Мы не стали тратить время, пытаясь сбежать. В нашем состоянии это было безнадежно. Приходилось сражаться, рассчитывая на нашу сказочную удачу.
— На одном из них может быть человек триста-четыреста, — пробормотал Барли, проходя мимо с ведром грога. Он был настолько напуган, что можно было ожидать, что он уничтожит их всех в одиночку.
— Парус! — крикнул кто-то.
Из замаскированной бухты вышло маленькое, похожее на шлюпку суденышко с треугольным парусом. Никакой угрозы оно не представляло.
— Курьерская шлюпка, — сказал Толстяк Поппо, который в свое время служил в итаскийском флоте. — Они будут наблюдать за происходящим, а потом доставят отчет в Адмиралтейство.
Мы, последователи мечты безумного капитана, не слишком любили друг друга, но мы были одной командой. И мы приготовились к бою, не тратя зря времени.
Итаскиец шел на нас, словно собираясь протаранить.
И это было действительно так! Он совершал самоубийственный маневр, а ждавшая рядом курьерская шлюпка, если потребуется, должна была подобрать выживших.
Старик навалился на главный топсель и штормовой шпринтов, обеспечивая пространство для маневра и в точно рассчитанное мгновение уклонившись от удара.
Галеон пронесся мимо столь близко, что мы могли бы прыгнуть на его палубу. На нем полно было моряков. Снайперы на мачтах осыпали меня дождем арбалетных стрел.
Откинувшись назад, я громко расхохотался. Все их усилия привели к тому, что они лишь оцарапали мой правый сапог.
Каждая из моих стрел прикончила одного из офицеров Короны. Наши матросы пустили им кровь градом дротиков.
Весь их план заключался в том, чтобы протаранить нас. Они ушли прочь, словно не зная, что делать дальше.
С шлюпки начали подавать сигналы флажками. Этого шифра Поппо не знал.
— Они еще вернутся, — предсказал Святоша. Впрочем, для этого не требовалось быть пророком.
Они уже убирали паруса, готовясь развернуться. На этот раз они уже не намеревались промчаться мимо, словно бешеный бык.
— Найдите мне какие-нибудь стрелы! — потребовал я. — Тор…
— Сейчас, — пообещал боцман, не отрывая взгляда от итаскийца.
Я коснулся рукоятки абордажной сабли. Прошло немало времени с тех пор, как я пользовался ею в последний раз, но ожидал, что на этот раз мне без нее не обойтись. Нужно было захватить галеон, чтобы я мог забрать свои стрелы — и добраться до их грога. Итаскийцы всегда возили его запас.
Пока что удача нас не покидала. Жертва оказалась лишь одна — Малыш, который снова свалился с реи. Его лишь оглушило, и его жизни наверняка ничто не угрожало.
Когда-нибудь этот сумасшедший сорванец переломает себе все кости.
Как только итаскиец устремился в нашу сторону, Тор задал всем работу.
Колгрейв оказался безумнее, чем я полагал. Он намеревался уворачиваться от них, пока мы не закончим ремонт.
Они в очередной раз позволили нам уйти. Впрочем, особого выбора у них не было — ветер давал нам преимущество. Я выпустил столько стрел, сколько мог, целясь в офицеров. Но на этот раз они были к этому готовы — те, кто принимал решения, оставались в укрытии.
Нам удалось починить обшивку, освободив большинство стоявших у помп матросов. Мы крайне в них нуждались.
Пройдя мимо в третий раз, итаскийцы засыпали нас дождем абордажных крючьев. Несмотря на топоры, мечи и мои стрелы, они подтянули нас к себе и быстро нас захватили.
Началась настоящая битва.
Сколько прошло времени с тех пор, как нам приходилось сражаться на собственной палубе? Я не мог вспомнить. Но итаскийские моряки хлынули через борт, перепрыгивая через собственных мертвецов. Господи, подумал я, сколько их тут? Казалось, будто галеон набит ими, словно бочка селедками.
Я ожидал, что они устремятся на нос и корму, чтобы убить Колгрейва и меня, но они меня разочаровали. Их целью была грот-мачта.
Вскоре я понял, почему. Над ней начал трудиться отряд моряков с топорами.
Старик рявкнул на Барли и Святошу, и они набросились на топорников. Но итаскийские моряки стеной встали на их пути.
С меня было достаточно. Не обращая внимания на непрекращающийся обстрел со стороны снайперов, я выпускал стрелу за стрелой. В конце концов это помогло, но они успели серьезно повредить грот-мачту.
Мимо моего носа просвистел абордажный крюк. Что еще?
Итаскийские моряки, остававшиеся на галеоне, бросали в нашу сторону канат за канатом.
Это было безумие. Самоубийственное безумие. Ни один корабль, знавший нас, не пытался помешать нам уйти. Ни один. Даже самые гордые и сильные из них делали все, чтобы уйти самим. По крайней мере две сотни трупов усеивали палубу «Дракона». Из наших шпигатов струилась кровь. И тем не менее королевские морские пехотинцы продолжали карабкаться через горы своих павших.
Что ими двигало?
Направление атаки переместилось с грот-мачты на носовую надстройку. Несмотря на отчаянное сопротивление, итаскийцы пробились к трапам. Прикончив столько снайперов, сколько мог, я осторожно убрал лук подальше и, вытащив абордажную саблю, начал рубить головы в шлемах.
Прошло немало времени, но моя рука до сих помнила ритм. Защита, выпад, защита, удар. Никакого дурацкого фехтования. Уколы — для рапиры, оружия благородных. На «Драконе-мстителе» не было благородных, одни лишь отлично знающие свое дело убийцы.
Следом за морскими пехотинцами итаскийский капитан послал остатки своих моряков. А по прошествии кошмарного часа он явился сам, вместе со всеми, кто еще оставался на борту.
IX
Как всегда, мы победили. Как всегда, мы не оставили никого в живых, хотя в конце нам пришлось охотиться за несколькими по трюму их корабля. Эту задачу взял на себя разъяренный Барли.
Долго длившееся чудо нас не покинуло. Как только те из нас, кто мог, отправили итаскийцев на корм рыбам, стало ясно, что никто не погиб. Но некоторые об этом сожалели.
Я прошел мимо Толстяка Поппо, который умолял, чтобы кто-нибудь его прикончил. На нем не осталось ни единого живого места, не изрезанного итаскийскими клинками. Его внутренности лежали на его коленях.
Вместо того чтобы его убить, я принес ему кружку бренди — мне удалось найти бочонок Вельбота. Затем, в сопровождении Маленького Мики, который выглядел немногим лучше, чем Поппо, я перебрался на галеон.
Мне хотелось выяснить, что стало причиной подобного безумия. И, возможно, первым добраться до их грога.
У Святоши возникла та же самая мысль. Когда мы прошли мимо него, он обшаривал камбуз.
Спереди донеслись крики. Барли нашел выжившего.
Мы же нашли корабельный карцер.
— Вот ведь проклятье, — сказал Мика. — Ну и крепок же он!
За решеткой сидел тролледингец, которого мы сбросили за борт. Видимо, он какая-то важная персона, подумал я, иначе он давно бы уже кормил рыб. Вероятно, какой-то вождь, ставший чересчур несносным.
На его коленях лежала моя стрела с ободком.
Я уставился на нее. Она и прежде находила способы вернуться назад, но не столь экзотическим образом.
На Мику это тоже произвело немалое впечатление — он хорошо знал, что значит для меня эта стрела.
— Это знак. Лучше отведем его к Старику.
Тролледингец, который настороженно разглядывал нас, со смехом вскочил.
— Да, пошли встретимся с безумным капитаном!
Выслушав мой рассказ, Колгрейв немного подумал и сказал: