Корабль оказался прочным. Мне потребовалось двадцать минут, чтобы прорубить приличных размеров дыру в его тонкой обшивке. К тому времени когда я закончил, я знал, что он не потонет до тех пор, пока чужаки не вернутся на его борт.
Я усмехнулся. Шутка становилась еще веселее.
Я поспешил наверх — мы и так уже слишком задержались.
— Мика! — тихо позвал я. — Идем. У нас нет времени.
Он высунул голову из дверей надстройки.
— Держи. Я тут кое-что нашел.
Естественно, он взял золото — но немного. Остальное составляли книги, бумаги и всякие штуки, необходимые колдунам для их мерзких деяний.
VII
Я перебрался через борт «Дракона», ожидая, что все взгляды будут устремлены на меня.
Но никто на меня не смотрел. Чужаки толпились у основания кормовой надстройки. Колгрейв стоял над ними с насмешливой ухмылкой на половине лица. Все уставились на него, словно на некое демоническое божество.
Иногда мне казалось, будто он — это я сам.
Чужаки чувствовали нарастающее раздражение команды «Дракона», и страх их был готов перейти в панику. Лишь воля существа в красном удерживала их от бегства.
Мика протянул мне нашу добычу, и я спрятал ее под лежавшим на носовой палубе парусом. Мика перебрался через борт.
Колгрейв бросил взгляд в нашу сторону, и улыбка его стала шире. Небрежно пожав плечами, он повернулся спиной к собравшимся.
Существо в красном двинулось обратно к своему кораблю. Его приспешники толпились вокруг, торопясь побыстрее убраться.
Я в третий раз наполовину натянул тетиву.
Существо в красном улыбнулось мне.
Его улыбка привела меня в ярость, и я выпустил бы стрелу, если бы Колгрейв не покачал головой.
Никто не смел насмехаться над Лучником…
Потом они ушли, их корабль развернулся и направился обратно туда, откуда прибыл. Они стояли на палубе, глядя на нас, словно желая убедиться, что мы не передумаем насчет того, чтобы отпустить их с миром.
Их корабль уже осел на фут в воде. Скоро они поймут, что он не слушается их как следует, и найдут дыру…
Я сделал ее достаточно большой для того, чтобы на плаву невозможно было удержаться, откачивая воду. И я сомневался, что они сумеют поставить на нее надежную заплату.
— Давай отдадим добро Старику, — сказал я, хлопнув Мику по спине.
Подобная задача меня отнюдь не радовала — хотя от нее никуда было не деться, я предпочитал держаться подальше от Колгрейва. Но теперь, когда с нами больше не было Умника, он остался единственным на борту, кто умел читать.
В любом случае, ему следовало знать, что мы нашли. Если, конечно, это имело какое-то значение.
Он покопался в награбленном, отложив в сторону личную добычу Мики, которую тот отнес в трюм. Остальное Колгрейв разложил на три кучки. Несколько предметов он просто бросил через плечо за борт, затем снова начал внимательно разглядывать оставшиеся вещи, отправив в море еще несколько из них.
Ток, Тор и я молча наблюдали за ним. Колгрейв продолжал рыться в добыче. Вряд ли он понимал, что именно мы нашли, но Колгрейв был не из тех, кто готов был признаться в собственном невежестве.
Наконец, я не выдержал.
— Что им было нужно? — спросил я.
— Как обычно, — ответил Колгрейв, не поднимая взгляда. — Немного смертей, немного ужаса. Естественно, для его врагов, а не для наших.
— Его?
— Думаю, это был он. Ты проделал большую дыру, Лучник?
— Достаточно большую, чтобы их остановить.
После того что с нами произошло, он выглядел полностью утратившим вкус к жизни. Верил ли он до сих пор в божественное покровительство? Если так, то он глупец.
В подобном Колгрейва никто никогда не мог упрекнуть.
— Тор, поднимись на мачту. Дай нам знать, когда они встанут посреди воды. Ток, курс на Фрейланд. Думаю, сейчас корабль вполне управляем.
Я наблюдал за Колгрейвом, который сидел на палубе, скрестив ноги, и просматривал книги. Вид у него был совершенно недостойный.
— Капитан, что мы собираемся делать? — в конце концов спросил я.
Он посмотрел на меня с такой злобой в единственном глазу, что мне показалось, будто он сейчас бросит меня акулам. Никто никогда сам не обращался к Колгрейву. Колгрейв звал к себе других.
Наконец он ответил:
— С этим набегом не сравнится ничто из того, что мы делали прежде. Наша цель — сам Портсмут. Сжечь пристань. Сжечь город. Убить всех, кого удастся.
— Зачем?
— Я не спрашивал, Лучник. — Голос его звучал холодно и жестко. Он устал от моих вопросов, но я не уходил. Он действительно изменился, став более откровенным, чем когда-либо. — Таков его приказ. Мы пока что не испытывали границ его власти. Возможно, мы просто не сумеем поступить иначе.
— И у нас есть свои собственные обиды.
— Да. У нас имеются счеты к Портсмуту.
«Дракон» сменил курс на северо-восток, направляясь в сторону островных королевств.
— Коротышка-парусинщик явно что-то проглядел, — сказал Колгрейв. — Здесь нет ничего полезного для нас. Все, что мы можем, — забрать у него это барахло.
— Они спускают паруса, капитан, — крикнул с мачты Тор. Голос его был полон нескрываемого веселья.
Мика уже успел рассказать о нашей проделке всей команде. Послышался хохот.
Я посмотрел на север. Другой корабль был едва виден.
Проклятье, ну и зрение у Тора.
И оно действительно оказалось отменным.
— Вижу парус! — крикнул он мгновение спустя. — Большой корабль, судя по виду, военный галеон.
Он показал в сторону кормы. Колгрейв и я обернулись.
Различить можно было лишь верхушки мачт. Я посмотрел на Колгрейва.
Я видел на его лице муку, неутоленную жажду… Он жаждал кровопролития точно так же, как я жаждал рома, жаждал воспользоваться своим луком…
— Итаскийский корабль, — крикнул Тор несколько минут спустя. В голосе его звучали кровожадные нотки. Он тоже жаждал убийства.
По главной палубе прокатилась волна нервозности и растерянности. Никто больше не испытывал той непоколебимой уверенности в себе, которая двигала ими до того, как нас захватили колдовские силы.
«Дракон» в самом деле изменился. И продолжал меняться.
— Курс прежний, первый помощник, — наконец прохрипел Колгрейв.
Чувствовалось, что эти слова доставляют ему страшные мучения. Но он все же их произнес.
Поднялся ветер. Он дул нам в левый борт, направляя нас к берегу. Чем больше мы поворачивали в сторону моря, тем больше усиливался ветер.
В нем ощущался запах колдовства.
Собрав добычу Мики, Колгрейв отнес ее к себе в каюту и вернулся на корму. Больше он ничего не сказал. Став прежним упрямым Колгрейвом, он держал неизменный курс в сторону Фрейланда.
Мы прошли в трехстах ярдах от корабля чародея. Команда его была слишком занята попытками остаться на плаву, чтобы обращать на нас внимание. Некоторые звали на помощь. Мы прошли мимо.
Колгрейв смеялся над ними. Уверен, его голос донесся до их корабля.
Вскоре другой корабль начал погружаться, и ветер утих. Вероятно, колдун вынужден был полностью сосредоточиться на собственном выживании.
Один раунд в нашу пользу.
Мы не получали приказов ни от кого. Даже от тех, кто прикидывался нашими спасителями.
Именно так, по словам Тора, заявило существо в красном в разговоре с Колгрейвом. Оно хотело поторговаться.
«Поторговаться?» — подумал я. В таком случае его влияние на нас не могло быть столь сильным, каким казалось.
Я улыбнулся, стоя на носу и предвкушая появление на горизонте побережья Фрейланда. Прошло немало времени с тех пор, как мы побывали там в последний раз.
Черные птицы кружили над головой. Вскоре одна за другой они уселись на мачты. Казалось, они уже не столь возмущены, как раньше.
VIII
Весна лишь недавно пришла на западное побережье Фрейланда. Бухту, где мы бросили якорь, окружали невысокие, поросшие лесом зеленые холмы. Дни были теплыми и располагающими к лени.
Делать действительно было нечего — впервые с тех пор, как я появился на борту «Дракона». Корабль был в превосходном состоянии. Половину работы сочиняли Ток и Худой Тор — просто потому, что им тоже нечем было заняться. Несколько дней мы просто бездельничали.
Но беспокоившие нас вопросы и сомнения никуда не девались. Что решит Колгрейв? И будет ли это решение правильным?
— Правильным? — с нескрываемым удивлением спросил Мика. — Черт возьми, что это за вопрос, Лучник?
Вместе с ним и Святошей мы соорудили подстилку из сложенного паруса и лежали, глядя на облачные замки. За бортом покачивались рыболовные лески. Рыбной ловлей я не занимался с детства.
Столь далекое свое прошлое я не помнил. Я просто знал, что когда-то любил ловить рыбу.
— Вполне разумный вопрос, — настаивал Святоша. — Мы оказались на перекрестке добродетелей, Парусинщик. Мы стоим на распутье…
— Да брось, Святоша, — проворчал я. — Надоело уже.
— Кажется, клюет, — ответил он.
— Спокойно, Лучник, — сказал Мика. — Он меняется к лучшему.
Я был вынужден согласиться. В свое время я ненавидел Святошу за то, что он считал себя нашей совестью, оставаясь при этом одним из худших грешников.
Святоша вытащил из-за борта небольшую рыбу.
— Будь я проклят.
— Вне всякого сомнения. Мы все прокляты. Уже целую вечность.
— Спорный вопрос. Но я имел в виду рыбу.
Это оказалась маленькая пятнистая песчаная акула около шестнадцати дюймов в длину. Не совсем то, что нам было нужно. Я собрался раздавить ей голову пяткой.
— Почему бы тебе просто не бросить ее за борт? — спросил Мика. — Она никому не причинила вреда.
Проблема заключалась в том, что акула не желала освобождаться, даже с нашей помощью. Ее маленькие челюсти продолжали щелкать, шкура обдирала мне пальцы, пока я пытался удержать ее, чтобы Святоша мог вытащить крючок.
Она умерла до того, как мы успели ее спасти.
— Ты говорил о правильных поступках, — сказал мне Мика. — Почему вдруг? Никогда раньше не слышал такого от Лучника.
Я хмуро посмотрел на него. Святоша встал на мою сторону.
— Он прав. Колгрейв — единственный из нас, кто более неприятная личность, чем Лучник.
Я с ним не согласился. По крайней мере, я никогда так не считал. Куда более неприятными личностями мне казались Святоша и Барли.
К нам подошел Малыш. В последнее время он был необычно молчалив, словно замкнувшись внутри себя, несмотря на его славу болтуна и задаваки.
Он присел рядом со мной на подстилку из паруса.
Удивительно.
Малыш мне в чем-то нравился. Он напоминал мне меня самого в юности. Но мне от него не было никакой пользы. Я никогда его не понимал — разве что я и в самом деле походил на кого-то из тех, кого он ненавидел прежде, чем оказаться на борту «Дракона».
— Эй, Лучник, — что думаешь? — спросил он.
— Гм? О чем, Малыш? — Почему он вообще меня о чем-то спрашивает?
— Обо всем этом. О нашем возвращении.
Он начал сооружать свою собственную удочку. Судя по тому, как он с ней возился, он никогда в жизни не рыбачил. Я помог ему сделать все как надо.
И я спросил его, почему он меня спрашивает.
— Потому что теперь, когда не стало Умника, ты самый умный. Ток, Худой Тор — они как зомби. А Старик и разговаривать со мной не станет.
— Малыш, Малыш. Я… — Я недоговорил.
— Что?
Я заставил себя закончить фразу.
— Я никогда ни о ком особо не заботился. Но мне больно видеть здесь тебя, почти мальчика.
Он странно посмотрел на меня и улыбнулся. Его улыбка стоила целой тонны золота.
— Я это заслужил, Лучник.
— Разве не все мы этого заслужили? — задумчиво сказал Мика.
— Воистину так, — провозгласил Святоша. — Грехи душ наших… — Он не договорил, затем продолжил: — Вопрос в том, правильно ли мы станем поступать?
У Мики клюнуло. Он вытащил еще одну проклятую акулу. Эта оказалась более сговорчивой. Или мы лучше научились с ними управляться.
— Малыш, не знаю, что и думать. Вот в чем дело. Порой сам чуть ли не схожу из-за этого с ума.
По другую сторону от Малыша опустилась чья-то тяжелая туша. Повернувшись, я увидел тролледингца, последнее пополнение нашей безумной команды. Мы подобрали его с итаскийского военного корабля, который захватили в нашем предпоследнем бою — где он сидел в корабельном карцере.
У него было имя, Торфин-что-то-там, но никто никогда его так не называл. Он постоянно молчал — вряд ли за все время, проведенное на борту «Дракона», он произнес больше двадцати слов. И сейчас он тоже ничего не говорил, просто смотрел на меня и Мику.
Когда-то мы пытались его убить — до того, как он стал членом нашей команды, когда мы еще были морскими разбойниками. Мы атаковали его корабль. Он пытался взять нас на абордаж. Мы с Микой сбросили его за борт.
А потом он оказался на том итаскийском корабле, и Колгрейв решил, что он должен заменить Умника или Вельбота.
Мы заключили договор о взаимопрощении — без единого слова.
— На моей родине есть легенды об оскореях, — сказал тролледингец. — О Дикой Охоте. О проклятых душах, которые верхом на адских конях охотятся в горах на живых.
Малыш протянул ему крючок и кусок лески, и он начал с ними возиться.
— К чему ты клонишь? — спросил я.
— Мы — оскореи моря, — он наживил крючок и бросил его за борт. Мы ждали. Наконец он продолжил: — Про Диких Охотников говорят, что они никого так больше не ненавидят, как друг друга.
Мы снова подождали. Но больше он ничего не сказал.
Этого было достаточно, чтобы заставить меня задуматься.
В словах его содержались и истина, и вопрос — в обычной уклончивой манере тролледингцев.
Ненависть всегда оставалась чувством, объединявшим всех на «Драконе». И мы ненавидели друг друга больше, чем кого-либо еще.
Но теперь мы начинали более или менее ладить.
Остальные тоже это заметили. Даже Малыш.
— Что это значит, Лучник? — спросил парнишка.
— Не знаю.
Перемены происходили все быстрее. Я больше не узнавал самого себя. Впрочем, знал ли я себя когда-либо по-настоящему?
На носовую палубу неуклюже вскарабкался Толстяк Поппо, еще раз подтвердив изменившееся отношение команды ко мне.
— Добро пожаловать на философскую беседу, Поппо, — сказал я. — Что заставило тебя поднять сюда свою задницу?
Он был настолько толст и ленив, что редко двигался с места, если на то не возникало крайней необходимости.
Поппо опустился позади меня на колени и прошептал:
— Там, среди деревьев на том берегу бухты. Под большим мертвым стволом, который вы называете виселицей.
Я посмотрел в ту сторону и понял, что он имел в виду.
Их было четверо, одетых в мундиры. Солдаты.
Медовый месяц подошел к концу.
— Мика, спустись вниз и вытащи на палубу Старика. Скажи ему, пусть взглянет, что там под «виселицей». Постарайся, чтобы все было как бы между делом.
Колгрейв заперся в своей каюте и оставался там с тех пор, как мы бросили якорь, изучая колдовские предметы. Вряд ли ему понравилось бы, если бы его побеспокоили зря.
Но дело не терпело отлагательства.
Возможно, я ошибся. Остальных из нас могли не узнать. Мы пользовались немалой известностью, но в нашей внешности не было ничего выдающегося. В отличие от Колгрейва.
Подняв лук, я тихо натянул тетиву под прикрытием фальшборта.
IX
Колгрейв вышел из своей каюты, одетый как ко двору. Мика семенил следом за ним. Капитан поднялся на корму и устремил мрачный взгляд единственного глаза на солдат на берегу.
— Мертвый капитан!
Над водой разнесся истошный вопль. Затрещали кусты. Вскочив на ноги, я натянул тетиву.
— Это они! Это Стрелок!
— Пусть бегут, Лучник.
Я расслабился. Колгрейв был прав. Не было никакого смысла тратить зря стрелы. Все равно в них всех было не попасть сквозь деревья.
И все же проучить их следовало.
Один из них повернулся, глядя сквозь небольшой просвет в листве. В руках он держал щит с гербом в виде стоящего на задних лапах грифона. Я выпустил стрелу, которую мне не было жаль, и она вонзилась в глаз грифона.
Умение мое никуда не делось. Сколь бы ни прошло времени, мои стрелы продолжали лететь точно в цель.