У солдата отвалилась челюсть. Я издевательски поклонился.
— Не слишком умно, — сказал Святоша.
— Не смог удержаться. Я должен был это сделать.
Черные птицы над головой проклинали меня на своем крикливом языке. Я вызывающе посмотрел на них.
Мое мастерство стрельбы из лука было единственным моим искусством, единственным способом бросить вызов вселенной и ее порокам. Мне важно было показать, что Лучник жив и здоров и что его стрелы все так же смертоносны. Словно надпись на стенах времени, кричащая: «Я ЖИВ!»
Колгрейв поманил меня к себе.
Я натянул сапоги, думая, что сейчас мне влетит за невыполнение приказа…
Но капитан ничего не стал говорить про мой выстрел. Вместо этого он собрал Тока, Худого Тора и меня, после чего сказал:
— Пора принимать решение. Через два дня весь остров будет знать о нашем возвращении. В Портсмуте узнают через три дня, в Итаскии — через четыре. Они больше не могут нас терпеть, и наше возвращение напугает их настолько, что они пошлют против нас все корабли, что у них имеются. На этот раз они не станут доверять колдунам. Они уничтожат нас окончательно и бесповоротно, чего бы им это ни стоило.
Он посмотрел в сторону западного моря, разглядывая единственным глазом то, чего не мог увидеть никто из нас.
— Чего бы им это ни стоило, — повторил он.
Тор усмехнулся. Сражения были единственной его любовью и радостью. Его не волновало, победит он или проиграет, лишь бы оставалась возможность помахать мечом в еще одной битве. Это был все тот же самый старый Тор, в котором вряд ли что-либо было способно измениться.
— Значит, нет никакой надежды? — спросил Ток. — Придется покинуть этот мир, оставив после себя горы трупов и моря, усеянные горящими кораблями?
— Бежать некуда, Ток, — вздохнул я. — Ветры судьбы загнали нас в узкую теснину, и нам ничего не остается, кроме как плыть по течению.
Колгрейв удивленно посмотрел на меня.
— Странно слышать от тебя подобные речи, Лучник.
— Я вообще странно себя чувствую, капитан.
— Есть еще чародей, который призвал нас, — сказал он. — И боги нас не забыли. Не полностью, — он посмотрел на черных птиц, тянувших к нам шеи.
Я окинул взглядом корабль, ставший мне домом. Впереди, у основания полубака, виднелось крошечное, почти невидимое облачко темного тумана. Я не замечал его с тех пор, как к нам на борт поднялся колдун. Мне показалось, что оно всегда было там, оставаясь незамеченным лишь потому, что оставалось вне поля моего зрения.
— Приказы я отдам утром, — объявил Колгрейв. — А пока — празднуйте. Наш последний праздник, Тор. Подготовьте оружие. Ток, скажи Барли, пусть возьмет ключи.
Мой желудок мучительно сжался. Ром!..
— Выходим на рассвете, — сказал Старик. — Приготовьтесь. Утром скажу, куда мы отправимся.
Он окинул нас зловещим глазом, и мне показалось, что взгляд его полон боли и беспокойства. Оставив нас, он вернулся к себе в каюту. Мы ошеломленно смотрели ему вслед.
Чувства? У Колгрейва? Это было уже чересчур.
Вернувшись на полубак, я опустился на парусину между Малышом и Микой, и, откинувшись назад, уставился на облака, на зеленые холмы, среди которых бежали четверо перепуганных солдат, чтобы спустить на нас гончих псов судьбы.
— Проклятье! — пробормотал я. — Проклятье, проклятье, проклятье!
Малыш первым задал мучивший всех вопрос:
— Что скажешь, Лучник?
Я яростно уставился на холмы, словно мой взгляд мог убить фрейландцев на месте.
— Выходим в море с утренним отливом. Капитан пока не решил, куда и зачем.
Тролледингец выловил песчаную акулу. Как обычно, мы бросили ее за борт.
— Вам не кажется, что это та же самая? — спросил Святоша. — Выглядит точно так же.
— Зачем ей постоянно возвращаться? — поинтересовался Мика.
— Как думаешь, Лучник, что он решит? — спросил Малыш.
— Пролить кровь. Он — все тот же Колгрейв, мертвый капитан. Он знает лишь одно. Единственный вопрос — кто наша жертва.
— А…
— Дайте леску. — Я наживил крючок и бросил его за борт. — Святоша, Барли раздает грог.
Мне страшно хотелось выпить, но я не собирался сдаваться первым.
Точно такую же муку я видел и на лице Святоши. Не отводя от меня взгляда, он ответил:
— Вряд ли, Лучник. Слишком далеко тащиться. К тому же у меня клюет.
Клевало у него, но рыбу поймал я. Это оказалась все та же проклятая акула. Что с ней такое? Не может научиться?
«Дракон» мягко покачивался на легких волнах. В окружавших бухту деревьях шумел ветер. Мы продолжали вылавливать песчаную акулу и бросать ее обратно, почти не разговаривая, пока солнце не опустилось за горизонт позади нас.
X
Ток, Худой Тор и я вскарабкались на корму. Команда собралась на главной палубе, не сводя глаз с двери каюты Старика. Солнце еще не осветило холмы на востоке.
— Скоро отлив, — заметил Ток.
— Угу, — буркнул я.
Худой Тор нервно пошевелился. Похоже, этим утром кровожадности у него поубавилось. Неужели перемены добрались и до него?
Вышел Колгрейв.
Команда судорожно вздохнула.
Тор, Ток и я перегнулись через перила на корме, глядя на капитана.
На нем была старая, потрепанная, простая одежда, какую мог бы носить капитан торгового судна, от которого отвернулась удача. От прежней щеголеватости не осталось и следа.
Перед нами предстал новый Колгрейв. Не уверен, что мне это понравилось. Мне стало не по себе, словно именно в стиле его одежды коренились наши неудачи и победы.
Не обращая ни на кого внимания, он поднялся на корму и огляделся, затем сказал:
— Поднять паруса, первый помощник. Курс на север вдоль побережья, два румба в сторону моря. За нами наблюдают. Пусть думают, будто мы направляемся к Северному мысу.
Ток и Тор отправились поднимать якорь и ставить паруса. Я стоял рядом с Колгрейвом, высматривая наблюдателей на берегу.
— Будем идти этим курсом, пока не скроемся из виду со стороны суши, — сказал он. — Затем развернемся и пойдем на юг, оставаясь в открытом море.
Я вздрогнул. Мы никогда не выходили в открытое море. Хотя вряд ли кто-то из нас за много лет ступал на твердую землю, мы не хотели терять ее из виду. Мало кто из нас был моряком до того, как судьба забросила нас на этот дьявольский корабль.
А открытое море означало штормы и морскую болезнь. Мой желудок и так уже выворачивало наизнанку без рома.
— А дальше? — спросил я.
— Портсмут, Лучник.
— Чародей побеждает? «Дракон» подчиняется его воле? Мы проливаем чужую кровь для него?
— Не знаю, Лучник. Главный вопрос — в нем. И ответ тоже. Что бы ни случилось, все вращается вокруг него. Он в Портсмуте. Мы зададим ему наши вопросы.
В голосе Колгрейва слышалась неуверенность. Он, обладавший железной волей, вокруг которой вращалась моя вселенная, больше не знал, что ему делать. Он знал лишь, что делать что-то нужно.
— Но Портсмут? Ты уверен?
— Он где-то там, маскируется под кого-то другого. Мы его найдем.
У него больше не оставалось сомнений. Он избрал свой путь, и ничто не могло заставить его свернуть.
Я не мог представить себе хода мыслей Колгрейва. Он хотел завести «Дракон» в самое логово наших врагов? Лишь затем, чтобы снова встретиться лицом к лицу с тем колдуном? Чистейшее безумие.
Никто еще никогда не обвинял Колгрейва в здравомыслии. И лишь однажды он проиграл.
Мы пошли на север, затем развернулись и пошли на юг, как только Тор не мог больше различить землю с верхушки мачты. Нас подгонял ровный ветер. К ночи, по словам Тока, мы прошли самую южную оконечность Фрейланда. Но Колгрейв не менял курс до следующего утра. Через несколько часов после рассвета он приказал сменить курс на восток.
Он менял курс на румб то в одну сторону то в другую, заставляя Тока и Тора ставить или убирать паруса.
В его извращенном мозгу вырисовывался план.
Шло время. Солнце заходило и всходило. Напряжение росло до тех пор, пока все мы не были готовы сорваться. Начались ссоры, отчасти вернулась прежняя ненависть. Мы не слишком терпели друг друга.
Солнце зашло в очередной раз.
Мне уже доводилось видеть не имевшее себе равных искусство, с которым Колгрейв прокладывал курс, и меня нисколько не удивило, когда он привел «Дракон» в устье дельты Серебряной Ленты с той же точностью, с которой я посылал стрелу в цель.
Всех нас охватило отчаяние. Мы надеялись, что капитан передумает или что-то заставит его передумать.
За все время в море мы не видели ни одного корабля.
Наш ложный след приняли за настоящий. Флот вышел из Портсмута только тем утром, направляясь на север в надежде захватить нас в открытом море между Фрейландом и Кровавым мысом. Единственными судами, которые мы теперь видели, двигаясь вдоль ночного итаскийского побережья, были рыбацкие лодки, вытащенные на ночь на берег.
Вдоль северного побережья Дельты горели сторожевые костры. Они подмигивали нам, словно тайно благословляя наше путешествие.
В их мерцании содержались сообщения, постоянно передававшиеся с севера. Толстяк Поппо пытался их читать, но итаскийцы сменили код с тех пор, как он служил в их флоте.
Никто не заметил нашу маленькую каравеллу, медленно двигавшуюся в безлунной ночи.
Справа по борту появились огни Портсмута. Над водой впереди звенели маленькие колокольчики. Поппо тихо сообщил, что заметил первый буй, отмечавший портовый канал.
Колокольчик на нем весело позвякивал на легких волнах.
Колгрейв послал Тора на полубак следить за отметками.
Он намеревался совершить невозможное — провести «Дракон» по каналу при свете звезд.
Уверенность Колгрейва в своей судьбе была вполне оправданна. В эту ночь на «Дракон» определенно снизошло милосердие богов. Ветер был идеальным для того, чтобы незаметно передвигаться от одного буя к другому. Течение вовсе нас не беспокоило.
Мы вошли в гавань в два часа пополуночи. Самое подходящее время — город спал. Колгрейв подвел «Дракон» к причалу с точностью, которую мог оценить только настоящий моряк.
Весь корабль был охвачен страхом. Меня настолько била дрожь, что вряд ли я сумел бы попасть в слона с десяти шагов. Но я продолжал стоять на корме, готовый прикрыть группу высадки.
Святоша, Барли и тролледингец спрыгнули на причал, вглядываясь в темноту в поисках врагов. За ними последовали Мика и Малыш. Другие бросили им причальные канаты, которые закрепили в считаные минуты, и впервые на памяти любого из нас опустились сходни. Ток и Тор начали сводить людей на берег. Тор проверял, что каждый из них вооружен.
Некоторые не хотели идти.
В том числе и я. Я столь долго не был на суше, что не помнил, каково это… И это была моя родная страна. Место моих преступлений. Эта земля больше не любила меня и не хотела, чтобы ее священную почву оскверняла поступь убийцы…
Не хотелось мне и проливать кровь для какого бы то ни было чародея.
Колгрейв махнул мне рукой.
Нужно было идти. Слегка разжав сжимавшие лук пальцы, я спустился на главную палубу и подошел к сходням.
На корабле оставались только Старик и я. Ток и Тор старались навести порядок на причале. Некоторые пытались вернуться на корабль, избегая твердой почвы под ногами и всего того, что означала для них эта земля. Другие падали на колени, целуя камни мостовой. Некоторые, вроде Барли, просто стояли и тряслись от страха.
— Я тоже не хочу возвращаться, Лучник, — прошептал Колгрейв. — Все мое существо скулит от ужаса. Но я иду. Иди и ты.
В его глазах горел прежний огонь. Я пошел.
Он не сменил одежду, оставшись в рваных лохмотьях. Спустившись следом за мной по сходням, он замотал лицо куском ткани, как поступают жители пустынь Хаммад-аль-Накира.
Появление Колгрейва все изменило. Люди забыли о своих чувствах. Ток быстро выстроил их в колонну по четыре.
Из темноты, шатаясь, вышел припозднившийся пьяница.
— Эй… — пробормотал он. — Что… Кто…
Он едва не свалился на меня и Колгрейва. Судя по виду, это был нищий калека. У него была только одна рука, а одна нога едва действовала. От него несло дешевым кислым вином. Он снова споткнулся, и я подхватил его.
— Спасибо, друг, — пробормотал он, обдав меня зловонным дыханием.
Бог мой, подумал я. Я тоже мог бы стать таким, если бы продолжал злоупотреблять грогом… А если честно — я смотрел на то, каким я был, когда совершил свои преступления и большую часть времени после.
Я не видел ничего, кроме уродства.
Пьяница уставился на меня. Глаза его становились все шире и шире. Он обвел взглядом команду, посмотрел на Старика.
Из его горла вырвался пронзительный вопль ужаса, похожий на визг избиваемой собаки.
— Святоша! — бросил Старик.
Святоша возник перед нами.
— Этот человек нас знает. Эй ты, это Святоша — ты его тоже знаешь? Да? Хорошо. Я намерен задать тебе ряд вопросов. Ответь на них, или Святоша тобой займется.
Пьяница настолько перепугался, что мы несколько минут пытались вытянуть из него хоть что-то осмысленное.
Он действительно нас знал. Он был моряком на одном из военных кораблей, которые помогли привести нас к гибели, одним из немногих, кому удалось спастись. Он помнил сражение так, словно оно случилось вчера. Восемнадцать лет и море алкоголя не стерли его память.
Восемнадцать лет! Больше половины моей жизни… Жизни, которую я прожил до того, как оказался на «Драконе-мстителе». Целый мир изменился с тех пор.
Колгрейв продолжал задавать вопросы. Старый моряк охотно отвечал. Святоша нервно переминался с ноги на ногу.
Святоша когда-то был выдающимся убийцей и палачом, получая от этого несравнимое удовольствие. Но теперь эта роль больше ему не подходила.
Колгрейв узнал, что хотел. По крайней мере, все, что мог сказать ему пьяница.
Наступил решающий момент. Старый моряк понял это раньше меня.
На нашей памяти в такой момент человек всегда умирал.
Где-то среди мачт «Дракона» каркнула черная птица.
— Там, у причала, стоит корабль, — сказал Колгрейв. — Барли! Ключи.
Подошел Барли. Колгрейв отдал ключи пьянице. Тот уставился на них, словно они открывали замок к вратам преисподней.
— Ты поднимешься на этот корабль, — продолжал Колгрейв. Тон его голоса отрицал даже саму возможность того, что его воле можно воспротивиться. — Ты останешься там и будешь пить ром за дверью, к которой подходят эти ключи, пока я не разрешу тебе вернуться на берег.
Снова каркнула страж-птица, возбужденно рассекая крыльями ночной воздух.
Со стороны Дельты поплыл туман. Первые его щупальца коснулись нас.
Пьяница посмотрел на Колгрейва, ошеломленно тряхнул головой и помчался к «Дракону».
XI
— Лучник, веди, — сказал Колгрейв. — Ты уже бывал в Портсмуте раньше, так что покажешь мне дорогу к Торианскому холму.
Я не помнил, что когда-либо бывал в Портсмуте, о чем ему и сказал, предложив на роль проводника Мику. Мика постоянно рассказывал о Портсмуте, в основном о его знаменитых борделях, но иногда также о тамошних жителях и об их странных обычаях.
— Вспомнишь, — сказал Колгрейв тем же тоном, которым обращался к пьянице.
И я вспомнил. Немногое, но вполне достаточно, чтобы показать ему дорогу к Торианскому холму, где находились городские резиденции торговых магнатов и высокопоставленных особ.
На восточном горизонте забрезжил рассвет, хотя в тумане его было почти не видно. Нам начали встречаться ранние прохожие. Они избегали нас, словно повинуясь некоему инстинкту.
Мы вышли за пределы самого города, туда, где жили богатые и влиятельные люди. Портсмут не был окружен стеной, и нам не пришлось ни проходить через ворота, ни отвечать на вопросы стражников.
На полпути к вершине Торианского холма мы вышли из тумана под лучи рассветного солнца. Вокруг все выглядело иначе, чем я помнил. Выражение лица Мики подтвердило мои ощущения.
— Здесь прошла война, — сказал он. — Всего пару лет назад.
В том можно было не сомневаться — вокруг виднелись следы разрушений.
— Куда мы идем? — спросил я Колгрейва.