- К-к-кто здесь? - голос предательски дрожал и срывался. - Кто тут?
Лёгкий холодный ветерок скользнул по щеке, раздув прядь волос. Ничего необычного, сквозняки в доме не такая уж и большая редкость, но тут ветерок ощутимо толкнул Ольгу Кирилловну в грудь. Госпожа Погодина пошатнулась и опять закричала, ощутив на своём плече ледяную руку. Холодные пальцы с плеча поползли вверх, на шею и весьма выразительно застыли у бешено пульсирующей жилки.
- Нет, - прохрипела Ольга Кирилловна, с трудом шевеля языком, - этого не может быть... Это всё кажется, так не бывает...
Женщина лепетала что-то невразумительное, медленно, шаг за шагом, спиной вперёд отступая от зеркала. Под ноги подвернулось что-то холодное и склизкое, обвилось вокруг щиколотки. Ольга Кирилловна заорала, срывая голос и опрометью бросилась к себе, сметая по пути стулья, канделябры, свернув столик и вдребезги расколотив напольную вазу.
В своей комнате госпожа Погодина немного успокоилась, переоделась, вздрагивая от любого подозрительного шума, и попыталась понять, что вообще произошло. Разумного объяснения не было, а значит, волей-неволей пришлось признать, что призраки, по крайней мере один дух, скорее всего, убитого Боброва, действительно существует. А значит, срочно нужна помощь специалиста в столь мифической области.
- Мне нужен медиум, - выдохнула Ольга Кирилловна и криво усмехнулась, - господи, до чего же я дошла, в призраков поверила! Ещё немного и отрекусь от всего земного, уйду в монастырь и стану грехи замаливать, проповедуя любовь ко всему живому.
Женщина помолчала, представляя, как сама, по доброй воле, отказывается от денег, украшений, красивых нарядом и горячих ночей с мужчинами. Особенно жаль было денег, ведь они, подобно ключу, открывали все двери, давали почёт, уважение, дружбу и любовь. Единственное, не могли вернуть красоту и молодость, но кто, скажите, кто, станет разглядывать лицо под золотой маской?!
- Да я скорее сдохну, - с ненавистью прошипела Ольга Кирилловна. - Слышишь, ты, пень трухлявый, тебе меня не запугать! Не для того я стелилась под тебя, чтобы лишиться всего!
Распалив себя, госпожа Погодина выскочила из комнаты, вихрем пронеслась по дому, стараясь не задерживаться и в попадающиеся по пути зеркала не заглядывать. У выхода Ольга Кирилловна остановилась, перевела дыхание, элегантным жестом поправила причёску и выплыла из дома степенным шагом отправляющейся на прогулку добропорядочной дамы. Правда, дверь захлопнулась слишком резко, прищемив и надорвав край подола, но это же ерунда, внимания не стоящая, верно?
Дело Љ 1. Сладострастникъ. Изящное жало мести
Вопросы мести и воздаяния за свершённое волнуют людей с незапамятных времён, а если быть точнее, то с момента совершения первого преступления. Августа Германовна, в девичестве фрейлейн Вайс, а в супружестве ставшая госпожой Штольман, дама практичная, философскими размышлениями голову трудить не любила. Какой, спрашивается, толк длинно и нудно что-то обсуждать, если и так понятно: коли обидели тебя либо же кого-то из твоей семьи, то сие оправданий не имеет и должно всенепременно быть наказано. Потом, воздав кару, можно обидчика и понять, и милосердно простить, но именно потом, дабы другие, зло замышляющие, могли остановиться и подумать, что с ними будет.
Искушение на Якова Платоновича, посягательство на его сердце, свободную волю и жизнь Августа Германовна восприняла как оскорбление личное. Она очень хорошо знала, что её супруг, Карл Платонович, именно к этому брату испытывал особое доверие и тёплую дружбу, они были близки своей привычкой скрывать мысли, а паче того, чувства под маской невозмутимости и холодности. Страшно представить, что будет, если Яков Платонович не выздоровеет!
Августа Германовна поспешно перекрестилась и коротко молитву шепнула, прося Деву Марию оградить её мужа от столь тяжкого душевного потрясения, а его брату подарить исцеление.
- О воздаянии не прошу, - шептала дама, молитвенно сложив ладони, - мы с дамами возьмём грех на душу, сами совладаем.
Успокоив себя молитвой, Августа Германовна глубоко вздохнула, привычным жестом поправила шляпку и решительно шагнула к блестящим дверям государственного банка, вольготно расположившегося на просторах Екатерининского канала в тридцатом доме. Бдительно подрёмывающий у входа швейцар, издалека заприметив даму в сдержанном тёмного кроя платье, безошибочно определил в неё особу состоятельную, а потому дверь распахнул незамедлительно и поклон отвесил самый что ни на есть почтительный.
Августа Германовна чуть приметно кивнула и вошла в холл, наполненный посетителями и рыскающими в разные стороны, словно мыши у нерадивой хозяйки, служащими. Решительно перегородив путь одному рябому малому с кошачьи-жёлтыми глазами, дама повелительно произнесла, пристально глянув в глаза:
- Любезный, сообщите Генриху Егоровичу о том, что с ним желает побеседовать Августа Германовна Штольман.
Служащий шустро поклонился, прошелестел: "слушаю-с" и поспешно убежал, от великого волнения даже не предложив посетительнице присесть. Августа Германовна бровь заломила, но смолчала, посетителей было много, а ронять честь банка в их присутствии было неприлично. Как-никак, не чужие люди во главе оного стоят, а репутация семьи свята, пусть речь и идёт о родне дальней, с коей лишь по праздникам, на похоронах да делах служебных и пересекаешься.
Дама успела лишь бегло осмотреться, как к ней подошёл седоволосый с солидным брюшком, коий уже не мог скрыть модный покрой сюртука, служащий и, с низким поклоном, провозгласил:
- Августа Германовна, Генрих Егорович Вас ждёт.
- Благодарю, - дама чуть приметно улыбнулась, оценила стоимость золотых часов, виднеющихся из кармана и любезно добавила, - приятно весьма, что банк Ваш процветает и пользуется популярностью у публики.
Мужчина поклонился почтительно и пустился в пространный рассказ о банке, особо выделяя заслуги его директора, господина Тауберга. Августа Германовна кивала, ахала, иногда, не очень часто, восторженно прижимала ладонь к груди, качала головой. За такой светской беседой до кабинета господина директора и добрались. Служащий, отрекомендовавшийся Игнатом Прокопьевичем, сменившим безвременно скончавшегося от сердечного приступа Илью Евграфовича, почтительно в дверь постучал, в кабинет заглянул и о прибытии дамы сообщил.
- Проси, - приказал Генрих Егорович, откладывая бумаги и гадая, какое дело могло привести Августу Германовну в его владения. Коли были бы дела служебные, так она с супругом бы пришла, а по родственной надобности они совсем недавно виделись. Впрочем, чего гадать, гостья уже на пороге, сейчас сама всё и расскажет.
- Чаю прикажи подать. И халвы всенепременно!
Августа Германовна пальчиком погрозила:
- Ай-яй-яй, дядюшка, не Вы ли не позднее, как три дни назад на боли в боку правом жаловались и говорили, что халва есть лакомство для Вас жирное, потребление коего ограничить следует?
Генрих Егорович лишь рукой махнул:
- Как люди говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Что привело тебя в мои владения, родственница?
Августа изящно голову на плетённые пальчики положила и выдохнула, прямо в глаза дядюшке глядя:
- По миру сударыню одну пустить хочу.
- Да ты что?! - даже задохнулся господин директор банка.
Госпожа Штольман серебристо рассмеялась:
- Ой, вот только не говорите, что никогда подобного не совершали, не поверю, дражайший дядюшка!
- Да тише ты, - прицыкнул на не в меру расшалившуюся родственницу Генрих Егорович, - кто в молодости не ошибался...
- Тому в старости вспомнить нечего, - закончила Августа Германовна и властно пришлёпнула ладошкой по столу. - Так я могу рассчитывать на Вашу помощь?
- Чем она тебе хоть не угодила-то так? - поморщился господин директор, меж тем уже прикидывая, что можно сделать, дабы и честь соблюсти и каприз родственный исполнить.
- Якова Платоновича приворожить пыталась, - дама оскорблённо поджала губы, гневно полыхнула глазами.
За долгую жизнь и годы службы в полном бесконечных соблазном море капиталов, стекающихся в банк, Генрих Егорович видел многое, узнал ещё больше, а уж количество тайн, коих он скрывал, и вовсе не поддавалось исчислению, но ТАКОГО ещё не было.
- На кой он ей, прости господи, сдался-то? - выдохнул господин директор и пытливо взглянул на племянницу, уж не шутит ли?
Августа Германовна чопорно выпрямилась, отчеканила звонко:
- Штольман Яков Платонович мужчина во всех смыслах человек положительный и благопристойный...
Генрих Егорович кашлянул, вспомнив гулявшую одно время по Петербургу историйку о том, как этот положительный и благопристойный карточному шулеру под честное слово крупную сумму проиграл. Сколько же тогда называли, десять тысяч? Двадцать? А потом, кажется, человека, коий деньги должен был забрать, убитым нашли... Или нет? Одно слово, историйка была пренеприятная, потом ещё дуэль эта с князем Разумовским, ссылка в богом забытый Затонск, в коем, если слухам верить, господин Штольман даже под арестом посидеть успел, бежал и от следствия скрывался... Да, что и говорить, Яков Платонович человек во всех смыслах благопристойный и положительный!
- А дурным слухам, особенно в Вашем, дядюшка, деле, верить не следует, - сурово продолжила Августа. - Вы же знаете, в нашем семействе всё всегда чинно и пристойно, мы друг за друга горой стоим...
Господин директор вскинул руки, понимая, что сейчас будет пространная речь на тему семьи и семейных ценностей, коя ему, убеждённому холостяку, ещё в отчем дому оскомину набила:
- Хорошо, хорошо, что ты хочешь, я понял. Осталось узнать самое главное: имя огневавшей тебя сударыни.
- Погодина Ольга Кирилловна, - буквально выплюнула Августа Германовна и тут же, поскольку в кабинет внесли истекающую сладостью халву, узорные пряники и пышущий жаром чайничек тонкого фарфора, сладко пропела. - Надеюсь, Генрих Егорович, Вы удовлетворите мою маленькую просьбу. Я же в свою очередь обещаю побеседовать с супругом по поводу акций господина Перова, с коими у Вас возникли некоторого рода затруднения. А от чая вынуждена отказаться, я ещё к портнихе должна зайти, платье буду шить к весне.
Дама с очаровательной улыбкой вышла из кабинета, подарив на прощание дядюшке воздушный поцелуй. Генрих Егорович вздохнул, сжевал ломтик халвы и приказал составить рапорт о финансовых делах некой госпожи Погодиной, Ольги Кирилловны.
- Сведения поступили, что неблагонадёжна весьма сия особа, - туманно бросил господин директор.
Уже через час все в банке, включая десятилетнего парнишку рассыльного знали, что Ольга Кирилловна Погодина революсьионерка, мошенница, а её полюбовник векселя и акции фальшивые печатал, за что и был в Шлиссельбурге повешен.
Когда же выше названная особа пришла в банк, ей не открыли, заявив, что происходит проверка и посетителей не пускают.
- Как же не пускают, когда я сама видела, как господин в бобровой шубе зашёл, - возмутилась Ольга Кирилловна.
- Приличным, - особенно выделяя это слово ответил швейцар, - господам и дамам мы завсегда рады. А Вы, сударыня, завтра приходите.
Госпожа Погодина вспыхнула, потом побелела словно свежевыпавший снег, потом опять побагровела, но пререкаться со слугой сочла ниже своего достоинства, а потому лишь ножкой топнула и приказала:
- Проводите меня к господину директору!
Швейцар насмешливо усмехнулся, покачал головой:
- А может, сразу к самому Государю Императору? Ступайте, сударыня, банк наш и завтра на этом же самом месте стоять будет, нынче вам тут делать нечего.
- Я городовых позову, - пригрозила Ольга Кирилловна.
Швейцар опять усмехнулся, наклонился, глянул даме в глаза:
- А не испужаетесь, городовых-то звать? Нешто у Вас за душой никакого греха нет, а?