— Но ты не умеешь ею владеть, — он цепляется за последнюю соломинку, как утопающий. — Тебя некому учить, ты причинишь вред любому своему наставнику.
Вместо ответа тот поднимает руки. Вокруг ладоней мощными чёрными потоками клубится Тьма. По безмолвному приказанию нового хранителя облака срываются с рук, окутывают юношу с девчонкой на руках. Последнее, что он успевает увидеть — высокая, малость сутуловатая фигура Рейна, исчезающая в проходе…
23. Свет и Тьма
— Так это значит… — Ивенн несколько раз вздохнула, точно после быстрого бега, — это значит, Свартрейн — ваш брат?
— Как бы странно ни звучало.
— Вы никогда ничего не рассказывали о себе.
— Не хотел пугать тебя, — правитель пожал плечами, словно его история была какой-то обыкновенной, не стоившей внимания. — Что бы ты ожидала услышать? Добрую сказку о короле-благодетеле или страшный кошмар о правителе-тиране?
Ивенн помолчала. Оба предложенных Эйнаром варианта были, в частности, одним и тем же. В человеке ничего не бывает заложено изначально, всё то, кем он становится, каким вырастает, как смотрит на окружающий мир, — всё приходит из детства и из юности, он становится отражением собственного окружения, но в то же время его будущее зависит только от него самого: есть люди, которые в самых страшных войнах, в вечном заключении, под давлением других людей и обстоятельств сохраняют себя, а есть те, которые ломаются, не выдерживают лежащей на плечах тяжести.
— Кто вы? — наконец спросила девушка. — Тот… поселянин сказал, что вы не человек.
Она постаралась незаметно взглянуть на Эйнара: тот задумчиво смотрел прямо перед собою, обыкновенно спокойное и бесстрастное лицо казалось чуть более хмурым и бледным, чем обычно.
— Он прав, — ответил лорд Мансфилд. — Я порождение союза Тьмы и Света, древней силы, которой нет названия. Все мы — я, Свартрейн и Регина — не люди. Мы могли принять любое обличье, скажем так, уместить свою Тьму в любое существо, но человеком быть всего удобнее: можно мыслить, разговаривать, жить так, как хочется, а не так, как велят дикие инстинкты. Как видишь, — он ненадолго отпустил поводья и развёл руками, — это не настоящее моё обличье.
— А какой вы настоящий?
Эйнар усмехнулся.
— Когда-нибудь увидишь.
— Сколько вам лет? — спросила Ивенн. Этот вопрос интересовал её с самого начала, но она всё никак не могла найти подходящий повод, чтобы задать его.
— Много, — правитель улыбнулся краем губ. — Двести тридцать восемь. И я проживу ещё столько же и даже больше, если никто или ничто не убьёт меня раньше срока.
— И зачем тогда вашему брату был необходим этот договор с Тьмой? Она даёт бессмертие? Но ведь вы и без того почти бессмертны…
— Не совсем так, — Эйнар нахмурился, не зная, как лучше объяснить непонятливой девчонке. — Если бы не этот договор, мы бы спокойно прожили положенное нам время, как обычные люди, чуть меньше века, и после смерти ушли во Тьму, то есть в Навь. Стали бы хранителями древней силы и стражами на границах между мирами. Но Свартрейну этого показалось мало, он захотел жить вечно. Из-за этого Тьма прокляла его: она всегда карает непокорных, — и завладела его кровью и всем его существом. Теперь он вынужден искать людей с похожими проявлениями силы и забирать её у них, чтобы выжить самому. В обмен на что-то, разумеется. Только он не понимает одного: Тьме без разницы, сколько ещё солнцеворотов он вырвет из её когтей, рано или поздно она получит своё, ворвётся во все три мира, заполнит погасший источник древней силы одной только собой. В Яви она уже наполовину обосновалась, из-за чего появились дети Тьмы и дети Света, такие, как твои родители.
— Получается, чтобы пробиться в Явь и Правь, Свартрейну нужна чужая сила?
— Верно, — правитель чуть наклонил голову. — И знаешь, почему у меня есть основания беспокоиться за твоего друга? Потому что в Светлой Империи самые мощные скопления энергии Тьмы. А жрецы не относятся ни к Тьме, ни к Свету, у них другая магия, поэтому они самые уязвимые. Сам император Август из рода Аллиев и его первый приближённый Витторио Дени в своё время были проводниками для Свартрейна. Августу была обещана власть, Витторио — не знаю уж, что… Из-за того, что они и так были детьми Тьмы, их силы после вмешательства магии только увеличились.
— Я тоже беспокоюсь, — вздохнула Ивенн. — И с Тьмой я сталкивалась сама, раз — в Яви, когда встречалась с вашим братом, и раз — здесь, у водопада, когда впервые вас увидела.
— Ты видела Свартрейна? — Эйнар оживился, вполоборота повернулся к своей спутнице. — И жива осталась?
— О, поверьте, он пытался разобраться со мной дважды, — отозвалась Ивенн. — Можно ещё вопрос?
— Пожалуйста, — Эйнар пожал плечами.
— Почему Регина всегда молчит?
Правитель нахмурился, серые глаза его помрачнели, девушка испугалась, что спросила что-нибудь не то, но, немного подумав, он ответил ей.
— Это неудавшееся заклятие забвения. Чтобы она никому не вздумала рассказать о договоре, Свартрейн пытался сотворить это с ней, но у него не получилось, он перепутал забвение и молчание. К сожалению, Регина молчит уже… — он прищурился и посмотрел вверх, подсчитывая, — двести девятнадцать солнцеворотов. Да, кажется, ей ещё не было шести.
— Вы расскажете о себе? О том, как пришли сюда, как стали правителем Земель Тумана?
— А ты не боишься? Путь к власти — это долгая история, и далеко не всегда простая и радужная. Возможно, ты станешь меня ненавидеть. Если, конечно, в тебе нет этого чувства уже сейчас.
Ивенн ничего не ответила. Вряд ли её можно было напугать обыкновенной историей, ведь всё, о чём он мог рассказать, осталось в прошлом. А времени почти не было: невдалеке уже чернели дома, частоколы, виднелись заснеженные крыши. А ненависть… Нет, этого чувства она в себе не находила. Чтобы ненавидеть, нужны основания, а она, наоборот, была благодарна Эйнару: он спас ей жизнь и оставил у себя на правах свободной. И поэтому девушка только пожала плечами в ответ.
— Хорошо, я расскажу, как вернёмся домой, — произнёс правитель наконец.
Вопреки ожиданиям и к счастью, Сула, расположенная чуть севернее Ситхи, не пострадала, Тьма даже не проникла туда: вероятно, дух Нави счёл достаточным прорваться через Ситху к Вендану, они находились друг к другу ближе всего. Выехав из деревни и добравшись до местности, немного окружённой редким лесом, воины устроили привал; лорд Мансфилд куда-то исчез, и Ивенн, сначала побродив немного по пустой, занесённой снегом округе, вернулась к временному стану.
Человек десять из отряда, расстелив плащи прямо на снегу, пили по очереди из серебряной чаши, заполняя её каким-то светло-золотистым пенящимся напитком. От него клубами валил пар, в воздухе отчётливо разносился аромат яблок. Ивенн потянула носом. Кто-то из сидящих в кругу это заметил и окликнул её.
— Идите к нам, миледи! — задорно крикнул Бьорн, неловко взмахивая рукой и расплёскивая горячее питьё себе под ноги. Ивенн улыбнулась и покачала головой, но он только засмеялся. — Да не бойтесь, не тронем!
Такое обращение — «миледи» — уже не смущало её, но всё равно казалось очень непривычным. Она привыкла к тому, что в Яви почти все даже с именем её звучным, красивым не считались и так и превратили из Славомиры в Славку. Матушка, бывало, полным именем звала, а потом, как ушла она в Загорье, так и вовсе Славкой осталась. Теперь эта жизнь казалась чужой, будто бы не своей: где она, а где та маленькая девчонка с длинной тёмной косой и в алой расшитой рубахе? Слишком большой и невероятной казалась образовавшаяся между ними пропасть, слишком разными они были — Ивенн и Славка, оставшаяся и забытая там, в Яви. Кто она теперь? Юная леди, ученица самого могущественного мага, самая молодая из воинов гарнизона. Совсем не та, кем была раньше — да и станет ли такой снова когда-нибудь?
Немного подумав, девушка всё-таки решила подойти и присоединиться к ним: всё ж одной совсем тоскливо, а сниматься с места они не собирались до тех пор, пока не вернётся Эйнар. Пока воины пили и смеялись над какими-то им одним известными случаями, Ивенн разглядела всех получше. Они производили совсем не то впечатление, что ратники из Халлы — грубые, наглые, дерзкие. Конечно, судить по троим было не очень хорошо, но Ивенн была уверена, что в большинстве своём они действительно такие. Здесь всё казалось по-другому: никто не напивался до головокружения, не хватался за оружие, даже не всерьёз, неприличные шутки почти не раздавались. Прошло немного времени, и Ивенн не без удивления поймала себя на том, что уже и сама тихонько смеётся над тем, как Лерт зашивал порванный стяг, как Бьорн испугался тени собственного напарника в дозоре, и что ей тоже протягивают серебряную чашу, украшенную маленькими самоцветами и до середины наполненную горячим яблочным напитком.
Она с благодарным кивком приняла тёплое питьё, отхлебнула и тут же сморщилась, едва не выронив чашу: хмель ударил в голову. До этого ей никогда не приходилось пробовать что-то подобное, и она скривилась от неожиданности, выплюнула обжигающий напиток на снег, а все захохотали — не зло, но немного обидно. И вдруг за спиной послышался весёлый голос с нотками смеха:
— Спаиваете мне тут девчонку? Она и так меч еле держит, а вы ей ещё и хмельного!
Смех превратился в хохот. Ивенн решила не обижаться на шутки и улыбнулась вместе со всеми. Уилфред обошёл её, стянул плащ, бросил его на снег и с усталым видом упал прямо в сугроб, что вызвало новый взрыв хохота. Ивенн даже показалось, что такое веселье здесь нечастое явление: когда к смеху привыкаешь, он становится не таким желанным, не таким живым. Люди из личной охраны Эйнара всегда оставались строгими и суровыми воинами, даже самые молодые вроде Ольфа, Бьорна и Альвиса, которого здесь не было, соответствовали своему окружению.
— Где правитель? — шёпотом спросила девушка у коменданта. — Что-то не видать его давно…
— Не беспокойся, отдыхает, — отозвался Уилфред. — Много сил потратил, пока допрашивал того типа, восстанавливается. Ребята, налейте-ка мне тоже!
С этими словами он потянулся к чаше, кто-то из воинов помоложе плеснул ему из почти опорожнённой фляги, и с его приходом взрывы смеха стали раздаваться даже чаще и громче. Ивенн тихонько улыбалась в ответ на шутки и хотела только одного: поскорее вернуться в замок, чтобы наконец услышать историю Эйнара.
За смехом и разговорами все отвлеклись, дозор выставить забыли: кажется, ненадолго остановились, даже никакого лагеря не разбивали, чего уж там выставлять… И поэтому никто не обратил внимания на маленькую чёрную точку, за несколько мгновений превратившуюся в дымчатый шар. А когда заметили, было поздно: она разрослась до размеров огромного пылающего пятна, раскрылась, из-за тёмной завесы выплыла высокая тень с накинутым на лицо капюшоном. Огненное кольцо вспыхнуло прямо в снегу и не исчезло, отрезав всем пути к отступлению. Уилфред вскочил, закрыл собой Ивенн. Все по его примеру выхватили мечи из ножен, но это было бессмысленно.
— Попробуйте! — глухо расхохоталась тень и, не касаясь земли, подплыла к застывшему на месте Бьорну. — Ну! Давай!
Но его словно сковало невидимыми цепями, он не мог пошевелиться. Тьма, вырвавшаяся из-под рукава Свартрейна, свилась в кольцо, оплела шею воина. Он упал на колени, задыхаясь, пытался сорвать с себя кольцо Тьмы, но оно сжималось всё сильнее, пока, наконец, Бьорн не завалился набок.
— И так будет с каждым, кто попытается поднять оружие против меня, — вкрадчиво произнёс дух Нави. — Отойди, комендант. Мне не нужен никто из вас. Отдайте мне девчонку, и я уйду.
Уилфред только крепче сжал рукоять меча. Ивенн судорожно пыталась призвать Тьму, но у неё не выходило: раньше срабатывал инстинкт самосохранения и Тьма проявлялась сама, а теперь, нарочно, никак не получалось…
— Мой братец даже не охраняет свою драгоценную ученицу, как следовало бы, ах, какая небрежность, — протянул Свартрейн, в мгновение ока очутившись с другой стороны и выстрелив Тьмой. Уилфред успел развернуться и оттолкнуть Ивенн. — Ну, комендант, отходи, ты же не хочешь, чтобы я и с тобой разобрался по-своему.
Девушка беспомощно огляделась. Все воины, кроме Уилфреда и скорчившегося на снегу Бьорна стояли неподвижно, будто окаменевшие. На лицах застыло неживое выражение, глаза смотрели в пустоту, помощи ждать было неоткуда, да им и самим нужна была помощь. А лорд Эйнар всё не возвращался, и это было страшнее всего: плохое предчувствие, ожившее в груди после приезда в Ситху, ещё не покинуло девушку.
— Отойди, — прошептала Ивенн одними губами, незаметно коснувшись руки Уилфреда. Тот не ответил, только сделал шаг в сторону, опустив взгляд и увидев, как из-под широких рукавов девушки тянутся тонкие, совсем незаметные нити Света. К их счастью, Свартрейн не видел происходящего: он был занят переходом, откуда одна за другой выползали твари — порождения Тьмы. Ивенн узнала гончих Смерти, красноглазых собак с драконьими хребтами. И, улучив момент, когда дух Нави развернётся, она резко подняла руки. Свет вспыхнул ярким сполохом, охватил всё вокруг. Твари с жутким рычанием и визгом рассыпались в прах, сам их повелитель резко развернулся, но и его встретил Свет.
Дальнейшее было похоже на противостояние двух самых мощных стихий. Свет и Тьма сплелись единым светящимся и искрящимся клубком, атаковали друг друга с молниеносной скоростью. Ивенн оставалось только держать руки напряжёнными и следить, чтобы серебристые нити не оборвались. Тьма бросалась на светящийся клубок, словно хотела разорвать его. А тот, набрав силу, начал принимать некую форму, и чуть позже стало понятно, что огромный серебристый ястреб раскинул искрящиеся крылья в вышине и не подпускает Тьму к хозяйке. Ивенн чувствовала, как силы постепенно покидают её: кто она против самого опытного хранителя Тьмы, духа Нави? Разве хватит её умения остановить Тьму и творящийся вокруг хаос, спасти людей, жизнь которых сейчас зависит только от неё?
Руки опускались, но девушка стояла, держала поток Света из последних сил. Серебристые нити рвались одна за другой, ястреб начинал терять очертания и таять в дрожащем морозном воздухе. Вдруг чьи-то ладони коснулись лопаток Ивенн, она почувствовала, как силы возвращаются, соединяются с чьими-то чужими, гораздо более мощными, удерживаемыми в умелых руках, словно кто-то поделился с нею своей силой. Где-то совсем рядом запахло морозом и вереском. Тьма с яростным шипением рвалась вперёд, но её не пускала невидимая стена.
— Как ты любишь вечно не вовремя строить из себя героя, — едко бросил Свартрейн, непринуждённым движением направляя Тьму ниже, к земле, туда, куда ещё не проник Свет. — Надо было раньше спасать свою ученицу. Против моей Тьмы её Свет не справится.
— Посмотрим, — холодно ответил Эйнар. — Ивенн, держись, слышишь? Ты молодец, ещё немного, и его магии не хватит.
Девушка понимала, что если бы не он, одной её силы не достало бы, чтобы закрыть переход и прогнать духа обратно в Навь. Утешало одно: она видела, как люди вокруг постепенно начали оживать, шевелиться, бросать встревоженные взгляды в их сторону. Наконец она уловила слабое движение вперёд: Свет пробился сквозь плотную тёмную завесу, на мгновение свился в пылающий клубок, пробил Тьму и тут же разорвался, рассыпавшись тысячей серебряных искр. Больше Ивенн ничего не увидела: ноги подломились, и она обессиленно скользнула вниз.
24. Каждому — своё
— Убирайся, — тихо сказал Эйнар. Свартрейн заметно терял силы, Свет, которым управлял брат, мешал ему удерживать Тьму, становился всё сильнее, ярче и, наконец, Тьма сдалась.
— Я сказал, убирайся, — повторил правитель. Свет коснулся чёрного плаща. Дух Нави зашипел, словно к нему приложили раскалённое железо. — Ты слишком слаб, чтобы нарушать границы.
— Я ещё вернусь, — пообещал Свартрейн и исчез в чёрной пылающей сфере.
Эйнар присел на одно колено перед Ивенн, осмотрел, проверил дыхание. Всё было в порядке, она будто спала: силы восстанавливались, но достаточно медленно. Уилфред стащил с себя плащ и протянул правителю.
— Она замёрзнет…
— Я сам позабочусь о ней, — Эйнар взял девочку на руки. — Надень обратно, тут холодно.
Все достаточно быстро пришли в себя: правитель торопил, спешил вернуться в Вендан и разбираться с произошедшим уже оттуда. Жаль было и того, что погибшего товарища пришлось хоронить кое-как, в мёрзлой земле, в снегу. Эйнар соткал из Света каменную плиту и так обозначил место могилы. У её основания навеки замерли в неистовом вихре сполохи Света и Тьмы. Альвис должен был нагнать отряд на тракте, и ждать его не стали: времени на сборы было немного, буквально несколько минут.
Обратная дорога казалась медленнее и тяжелее. Воины не скрывали того, что всем было жаль Бьорна, шутника и меткого лучника, погибшего не в бою, не во имя какой-то важной цели, а просто так. Все те, кто не осознавал до конца, насколько Тьма может быть опасна, с трудом могли принять произошедшее.