Вдох, шумный выдох. Насупленные густые брови раненого офицера – и он наконец, собравшись с мыслями, начал рассказывать.
Повествование не заняло и пяти минут. Пришел как обычно. Ровно в шесть утра. Спустился на нижний уровень, миновал комнату надзирателя, прошел по переходу и остановился перед решеткой, за которой была ниша для стражника и собственно коридор с дверями камер. Обнажил запястье с магической татуировкой, подтверждавшей принадлежность к карателям, и всунул руку в «Уста верности». Этот артефакт в виде каменного лика с открытым ртом мог запросто оттяпать, раздробить кости обманщику, решившему надеть личину карателя и проникнуть в тюрьму.
Принял смену, замкнул охранные чары на себя. И охранял камеры ровно до того момента, как сначала снаружи раздался взрыв, а потом из камеры номер двадцать шесть вынесло дверь. Брума волной силы раскатало по полу, его ребра треснули. Последнее, что он увидел, – это дымку высвободившегося элементаля.
– Кто-нибудь заходил в камеру двадцать шесть во время вашего дежурства?
– Никак нет. – Офицер даже косматой головой мотнул.
– Офицер Брум, - Ворон был серьезен и, кажется, готов ко всему: от мирного диалога до того, что сейчас в него швырнут смертельным проклятьем, - вы готовы поклясться на крови в правдивости сказанного?
Страж на миг прикрыл глаза, его скулы побелели, а потом он четко, на одном дыхании произнес:
– Я, Торос Брум, сын вервольфа Брума, маг земли, клянусь своим даром, жизнью и душой, что ни помыслами, ни деянием, ни бездействием не помогал пленнице, эйре Рунур, бежать из камеры.
его тело тут же окутали потоки черного песка, в которых проскакивали разряды. Длилось это всего пару секунд. А потом – исчезло без следа, будто и не было.
После слов зарока офицер покачнулся и упал на подушку. Увы, это была не мгновенная кара для клятвопреступника (эх, если бы так просто было вычислить пособника ренегатов!), а банальное магическое истощение.
«Не он», - только и успела я подумать, как Ар, круто развернувшись, произнес:
– Тай, пошли. Нужно допросить еще одного стражника.
Вот так, без сантиментов. Четко и по-деловому. Передо мной был вновь тот ворон, которого я впервые увидела на погосте. Вот только теперь я знала, что это – маска. Почти сросшаяся с лицом, но маска.
Третий же подозреваемый на первый взгляд никаких личин не носил, да и вообще был легкоранимым человеком. Ну как легко… Средней степени тяжести ранимым. ?н стоял с перебинтованной рукой напротив двери кабинета ворона. Причем как стоял: спина – точно натянутая струна. Меж нею и стеной – расстояние меньше пальца. И неизвестно, кто еще прямее – сведенные лопатки карателя или оштукатуренная каменная кладка.
Черномундирный был мне не то чтобы смутно знаком, но в его чертах сквозило что-то… словно мы встречались когда-то. Мимолетно. Наверное, в прошлой жизни. Сейчас он смотрел прямо перед собой. «Точно зомби или механическая кукла», - подумалось мне. Даже промелькнула надежда: вот он, пособник ренегатов. И искать больше не надо, и спрашивать. Ну не может невиновный ТАК… быть, существовать, находиться. ?т этого же офицера прямо фонило напряжением, таким, от которого либо сдают нервы и развязывается язык, либо все внутри замирает до могильного окоченения.
– Стефан Бозли? - вместо приветствия на ходу бросил ворон ожидавшему его карателю.
Тот козырнул – правда, с перебинтованной рукой жест вышел странным – и отчеканил:
– Так точно.
– Тогда пройдемте.
И Ар открыл дверь, пропустив первой, как ни странно, меня.
Вроде бы простой жест, но он давал мне ощущение того, что я жива, что я все еще девушка, а не умертвие. Ведь с поднятым незачем этикетничать и пропускать его вперед.
Войдя, я тут же уселась на уже облюбованный мною диван. В самый темный и неприметный угол. Подумала: не поставить ли еще и фикус перед собой для маскировки? Дабы не отвлекать ворона и офицера? Но потом решила, что, если потащу по полу кадку, вес которой навскидку больше моего собственного раза в два, это привлечет куда больше внимания, чем просто тихо сидящее на диванчике зомби. Посему просто замерла и обратилась в слух. И узнала кое-что интересное.
Именно у Стефана Бозли – лейтенанта, несшего караул на нижнем этаже отдела ночью, - вервольф-полукровка и принял дежурство в шесть утра. А спустя несколько часов случился побег преступницы. А за время его смены камеру посетили двое: Майнок и Эйроу. И если с белобрысой я успела познакомиться, и весьма… горячо, я бы даже сказала – в тесном контакте – пообщаться, то имя второго не значило для меня ровным счетом ничего.
– Значит, офицер Эйроу пришел в камеру в пять утра?
– Так точно, – отчеканил офицер, лицо которого было даже не белым – серым. И сдается мне, не только от потери крови.
– И сколько времени он там провел? - меж тем продолжал допрос ворон.
– Три с половиной минуты.
– Заметили что-то необычное в поведении офицера Эйроу?
– Никак нет. – Раненый вытянулся во фрунт. - В пять ноль два он подошел к дверной решетке, что отделяет переход от ниши стражника и коридора с камерами заключенных. После чего офицер Эйроу вложил руку в «уста верности». Как только чары подтвердили метку карателя, запирающее заклинание отомкнулось. Решетка открылась, и офицер Эйроу вошел в коридор. При моем сопровождении проследовал до камеры номер двадцать шесть. Я открыл ему дверь.
раненый говорил рублеными фразами. Выстреливал ими, будто очередью из многоствольного органа: равные, вымеренные промежутки.
– Бозли… – голос ворона стал вкрадчивым, словно он задавал вопрос ребенку или собаке, - а вы сами отлучались с поста?
– Никак нет. Это запрещено под страхом смертной казни.
– ? вы сами входили в камеру к заключенной Рунур?
– Никак нет, – раздалось в ответ.
У меня от таких его ответов уже звенело в ушах. Тем удивительнее была прозвучавшая следом фраза:
– разрешите обратиться, господин Верховый каратель? - И взгляд. Отчаянный, словно Бозли собрался сигануть с обрыва.
– Разрешаю, - отчеканил ворон.
– Я понимаю, что из всех подозреваемых я – главный.
– Поясните, – тоном «я все знаю, но хочу услышать это от вас» произнес ?р.
Я поняла: ворон не играл, он действительно был в курсе. Недаром внимательно читал отчеты, что лежали у него на столе. Верховный каратель, словно великий комбинатор, просчитал всю партию и, кажется, знал и все мотивы, и реплики наперед. Все, кроме ответа на один вопрос: кто из четырех подозреваемых помог заключенной бежать.
– Мой кузен… Его арестовали вчера ночью на пирсе. Он был среди напавших на вас заговорщиков. И Лим сейчас находится в одиночной камере в доме предварительного заключения.
При этих его словах мне вспомнился хлипкий пацан, что дрался с рыжим Патриком, так лихо вместе со мной гонявшим по ночному городу на кровати… Так вот кого мне напоминал этот Бозли! А я все гадала, где могла его увидеть.
– И? - всего один звук, но он был из тех, которые способны разрушить весь мир, проникнуть под кожу, разбить душу.
– Я должен был сразу же доложить об этом своему капитану.
– Но вы не сделали этого, - вместо Бозли закончил ворон.
Бозли вскинулся. Впервые за все время допроса его взгляд был живым. В нем плескалось отчаяние, готовность принять наказание и… надежда.
– Мой кузен – дурак. Мальчишка, который связался не с теми…
Для меня все стало ясно: как каратель, Бозли мог бы попытаться ему помочь, но если бы его отстранили…
«Разве вы бы поступили иначе?» – этого раненый офицер не сказал, но фраза отчетливо читалась в его взгляде, устремленном на верховного. ? еще я знала ответ ворона: нет, не так. И подтверждением тому был череп брата. Для Арнсгара долг перед родиной был превыше братской привязанности.
– Принесите кровную клятву, что вы не причастны к побегу заключенной Рунур, - отчеканил Ар. - А после этого – пройдите к штатному магу, чтобы запечатать метку карателя и ваш дар. На время расследования побега вы отстраняетесь от службы.
– Слушаюсь! – сказал, словно резанул ножом по живому, Бозли.
Прозвучали слова клятвы, окутавшие его тело сиянием.
А я поняла: не виновен. Оставался лишь этот офицер… как его? Густав Эйроу, кажется. Неужели он?
Меж тем раненый страж покинул кабинет.
– Что с ним будет? – задала я вопрос ворону в наступившей тягостной тишине.
За окном догорал вечерний закат, погружая комнату в тягучие чернильные сумерки, пропитанные призраками шорохов опадающей листвы.
– С ним случится выбор, - огорошил меня ворон и пояснил: – Бозли придется решить, что для него важнее: семейные узы или долг офицера. Если он выберет первое – то сам подаст рапорт об увольнении. Если второе – то из него выйдет настоящий каратель.
– Не знающий жалости?
– Скорее, не имеющий слабостей, - поправил меня ворон.
«Как ты сам», – едва не сорвалось с моего языка. Я едва, на самом кончике этого рабочего органа всех сплетниц, сумела удержать первый, уже зародившийся в горле звук. И в попытке скрыть заминку встала, поправив черную куртку, которая была явно широка мне в плечах.
– Остался всего один, - глядя вдаль, на демоново колесо, которое в парке медленно вращало свои кабинки над городской суетой Эйлы, произнесла я. - Как думаешь, это он?
На улицах столицы багровела, золотилась осень. Пора, в которую особенно остро чувствуешь, что значит быть «здесь и сейчас». Сожалеть и… любить. Вопреки всему, всем законам, в том числе и законам природы.
– Это мы скоро узнаем. За тремя я уже установил наблюдение. Осталось допросить Густава, – мне почудилось, что в голосе ворона просквозила печать.
Я повернула голову, и оказалось, что ворон стоит прямо за моей спиной. Он подошел ко мне неслышно. И близко. Непростительно близко. Настолько, что между нами расстояние было не более двух ладоней.
– Это офицер, которого я знаю больше, чем служу карателем. Образцовый. Безупречный. Мальчишкой я равнялся на него… – он говорил, так же как и я глядя вдаль. Только что он там видел? Парковое колесо? Мосты через Кейшу или… кривую усмешку судьбы?
– Ты любишь осень? - Вопрос вырвался сам собой. От нестерпимо жгучего желания сменить тему. На какую-нибудь. Любую. Только чтобы выдернуть ворона из тьмы, которая будто окружила его плотным коконом.
– Да, – признание, короткое и неожиданное, произнесенное чуть хриплым голосом, от которого по спине у меня отчего-то пробежали мурашки. В нем звучали и страсть, и отчаяние, и сожаление. - Теперь, как ни странно, да. Я хочу запомнить ее. Именно эту осень. Ее вкус, запах, дыхание. Эту мятежную, печальную, зардевшуюся и объятую пламенем. А вместе с ней – тебя.
– Не стоит произносить подобные признания. Я могу и влюбиться. - Я обернулась и теперь смотрела прямо на него. А он – на меня. Хотелось признаться ему в ответ, что уже, кажется, и влюбилась. Но я, как и он, понимала: если нам с Аром что-то и светит, то только погребальный костер. Мой. Посему произнесла другое: – А что может быть хуже, чем влюбленное умертвие? Вот развеюсь прахом, превращусь в привидение и испорчу тебе всю личную жизнь. Стану являться призраком в спальню в самый неподходящий момент, когда ты будешь с дамой, и начну-таки давать советы.
На это мое воинственное заявление Ар… запрокинул голову, засмеявшись.
– Тай! Ты невероятна!
– Да у меня вообще много положительных черт, – подхватила я с охотой. – Например, я приятно пахну и элегантно одета. А кто будет утверждать иное – получит в глаз.
– Вообще-то я думал, что под «элегантно» дамы имеют в виду маленькое черное платье, - подтрунивая, включился в игру Арнсгар.
– ? у меня большая черная униформа. Но черная же!
– Я не спорю. - Уголки губ ворона дрогнули в улыбке. – И она тебе очень даже идет. - А потом ехидно добавил: – Когда не съезжает. С плеч.
И он нарочито поправил свой бывший мундир, который я нагло отвоевала у его гардероба.
– Но раз уж нам предстоит проехаться по столице в гости к офицеру Эйроу, то думаю, что стоит выкроить четверть часа и заглянуть в магазин одежды – и подобрать тебе что-то более… по размеру.
– А чем тебя не устраивает иллюзия? – Я вскинула бровь.
– Знаешь, обычно этот вопрос задают эйры, когда их дамы намекают им, что пора бы обновить гардероб, оплатив оный из мужского бюджета.
?ЛАВА 7
– Но я не дама. Я умертвие! – возражение вырвалось само собой.
Ворон, уже отнявший руки от моих плеч, как раз подошел к столу. Выдвинув ящик, достал кошель.
– И от этого ты стала мальчиком? - столь нарочито серьезно произнес он, что захотелось его прибить.
А потом мой взгляд скользнул на его запястья. Ладонь, что держала кабзу, стянутую шнурком у горловины и позвякивающую изнутри монетами. Пальцы ?ра. Сильные, надежные, умелые, талантливые, способные и нежно прикоснуться, и создать смертоносный пульсар. Его руки, которые были самой надежной в мире страховкой. И я решила: а почему это ворону можно меня дразнить, а мне его – нет?
– Ар, у тебя очень красивые руки… – с придыханием, копируя Алекс – лучшую подругу кузины и записную кокетку, - начала я. Судя по реакции карателя, чувств вложила даже с избытком.
Такого явного, таранного комплимента в лоб он от меня, похоже, не ожидал. Даже вдохом поперхнулся. Наверняка тут же вспомнил слова про влюбленное умертвие.
Я же выдержала паузу, чтобы ?р мог в воображении прокрутить все этапы традиционного соблазнения в стиле зомби: от последующей атакующей фразы в духе «да ты и весь целиком симпатичный» до прицельного прыжка на шею с криком «поцелуй меня, развратник!»
И лишь когда заметила, как напряглось его тело, готовое отразить нападение похотливого умертвия, в точности скопировав серьезный тон Ара, завершила фразу:
– …они настолько красивые, что так и хочется сказать: положи кошель на место и задуши ими себя, не транжирь госбюджет!
– Уф… – с облегчением выдохнул Ар. – Я уже было испугался за тебя.
– Не за себя? – невинно уточнила я.
– За себя я бы порадовался: когда тебе на шею готова прыгнуть симпатичная девица – разве для эйра это повод для страха? - тут же нашелся этот невозможный… каратель, одним словом.
– Даже если эта девица не совсем живая?
– Тай, порою мне кажется, что ты хоть и мертвая, но живее всех живых.
Я подозрительно посмотрела на улыбнувшегося при этих словах ворона. У-у-у, оптимист. Позитива на него не хватает!
– Кстати, один-один, Тай. Ты растешь.
– Хорошо, что расту, а не прорастаю… – парировала я, вспомнив, как в ночь моей смерти, перед тем, как сесть в магомобиль, меня точно так же провоцировал ворон.
А ведь за эти пару дней, проведенных в компании карателя, я поднаторела в провокациях. Если так и дальше пойдет, то из меня получится ну очень язвительное привидение. А что? Поселюсь в каком-нибудь старинном замке или даже императорском дворце и буду по ночам доводить бродящих по коридорам полуночников: смелых – до комнаты, трусливых – до нервного тика. Причем не запугивая, а исключительно беседуя с ними и тем их беся.
– Тай, ты так загадочно улыбаешься, что я начинаю подозревать недоброе. Как минимум покушение или переворот. - Ворон прошелся по мне взглядом, словно почувствовав, о чем я думаю.
– Не переживай, я ещё не разу не осуществляла переворот, в этом деле у меня абсолютно нет опыта, - скромно ответила я, умолчав, что в покушениях на одного сына императора я уже практиковалась. Даже пару раз. - Моя улыбка – это просто улыбка.
– Женская улыбка порою подобна опасному оружию. - Ворон вскинул бровь.
– Ух ты, да значит, я тот еще охотник за головами! – сыронизировала в ответ.
– Из уст некромантки эта фраза звучит двояко…
Эти, казалось бы, невинные слова была произнесены тем особенным тоном, который не оставлял сомнений: со мной нагло флиртуют! Причем кто – гроза империи, верховный каратель.
– Зачем? - вырвалось невольное удивление.
?ру пояснений не требовалось.
– Мы не можем изменить прошлого, но в наших силах жить настоящим. Пусть мы и знаем, что радость эта мимолетна.