Ничего…
Но я старалась не думать о том, почему вместо того, чтобы взять себя в руки, найти нож и разделать тушку кабана, заготавливая мясо на будущие дни, которые скоро станут еще холоднее, я держала в голове его слова о том, что он придет и поможет, если я не умею.
Я ведь все прекрасно умела.
Но в этот раз повела себя глупо и самонадеянно, надеясь на того, кого совершенно не знала, словно оставляя ему под порогом дома приглашение на еще один визит.
Господи, что же я делала…
Конечно, все можно было списать на банальную усталость и нервотрепку последних дней, но только я прекрасно знала, что это все глупости — я на самом деле хотела, чтобы он пришел снова.
Я даже не знаю, в какой момент я все таки уснула совершенно обессиленная и выжитая, как долька лайма, прислонившись лбом к люльке малыша, сидя на полу, и вздрагивая всем телом, оттого, что вдруг почувствовала, что больше мы не одни в домике.
Мое состояние было просто ужасным, когда от этой усталости порог моей стрессоустойчивости и наблюдательности снизился до уровня «под плинтусом», и это в то время, когда я всегда должна быть в полной боевой готовности!
Я пыталась подскочить с затекших ног, покачнувшись и чуть не рухнула обратно, если бы не горячая волосатая ручища, которая легко подхватила и аккуратно поставила меня на ноги.
— Янтарь… — хрипло выдохнула я. впервые произнося его имя своими губами, и ощущая вкус каждой буковки, которая была такая же теплая и терпкая, как и обладатель этого имени.
Скованно обернувшись, я обомлела и растерялась, увидев этого варвара с вечно растрепанными волосами полулежащим на единственной целой кровати, которая ему была явно коротковатой с моим малышом, что сладко спал на его обнаженной груди, тоже совершенно голенький!
— Это что ещё?!
— Тесссссс! — мужчина прошептал, прикасаясь указательным пальцем к своим мягким губам, делая это так, что я на самом деле замолчала, выпучив глаза и подавившись словами, которые почему-то вылетели из моей головы.
Тааааак срочно надо просыпаться, иначе со мной творилось что-то странное!
Но в мыслях шальными сусликами в период спаривания бегало лишь осознание того, что он здесь. Рядом. В мой маленькой спальне. И на моей маленькой кровати.
— Ты зачем взял его?! — шикнула я хоть и яростно, но все таки шепотом, упираясь кулаками в бока и расставляя ноги в боевой стойке, даже если понимала и прекрасно видела, что карапуз доволен, как никогда за первый день своей жизни.
Распластавшись на обнаженной мужской груди весь, словно утренняя звезда, раскинув свои маленькие ручки и ножки, он спал так крепко и сладко, что даже сопел, приоткрыв свои пухлые губёшки, впервые за все то время, как был рожден.
Тишинааааа!
Стояла такая тишина, что в голове, наверное поэтому звенело.
— Решил, что пора сделать перерыв, и дать обитателем леса поспать хоть пару часов, — криво улыбнулся Янтарь, положив свою большую широкую ладонь на спину малыша и закрывая его почти полностью, за исключением головки, — Давай, малинка, ты тоже ложись и выспись, пока есть возможность.
Я уставилась на него, оторопев и медленно моргнув, видя, как великан похлопал свободной ладонью по месту рядом с собой, приглашая прилечь под его горячий золотистый бок, где будет тепло и уютно. А еще безопасно.
Мысленно, я пыталась придумать хоть какой-нибудь язвительный ответ с отказом, но мозг просто отказывался работать, потянув свои призрачные ручонки в сторону кровати, когда единственное, что я смогла выдохнуть, оказалось:
— …мы там не поместимся все вместе…
Янтарь улыбнулся тепло и обезоруживающе, спокойно и осторожно отодвигаясь на самый край скрипящей кровати, чтобы освободить мне место рядом с собой.
— Я знаю, что ты сильная и смелая, а еще очень независимая, — примирительно улыбнулся он, конечно же, ощущая все мои противоречивые эмоции, — Но спать нужно даже рыжим воительницам. Давай.
Слушайте, а можно сопротивляться тому, на чем сошелся белый свет?..
Например, можно кормить тигра месяц одними яблоками. а потом показать ему кусок сочного мяса и сказать: «Иди, гуляй куда подальше»?
Или сидеть на диете из одного кефира, а потом вдруг узреть целый тортик, который будет только твой?
Можно было бы конечно гордо вздернуть нос, и лихо шлепнуться прямо на пол, главное, что было тихо и была реальная возможность поспать, но…
Гори оно все синим пламенем!
— Руки не распускать! — шикнула я, все таки с демонстративным недовольством прошлепав до кровати и цветущего Янтаря, чтобы шлепнуться как блин со сковородки на кровать под его большой, теплый благоухающий бок, поворачиваясь спиной, и сонно потыкав пальчиком вниз, на его бедра, — …и дружка своего тоже держи при себе!
— Я ведь на спине лежу, не змея же он, чтобы до тебя в таком положении добраться! — хохотнул Янтарь, тут же ловко просунув свободную руку под меня, чтобы прижать к своему боку.
— Я же сказала!
— Считай это спинкой кровати и не больше. Я просто держу тебя, чтобы ты случайно не свалилась.
И мне бы дернуться, хотя бы укусить его для пущей убедительности, чтобы больше ничего подобного он себе не позволял, но рядом с ним было так хорошо, что я лишь сонно и протяжно выдохнула, тут же погружаясь в сон такой долгожданный и крепкий, что отдала бы за него всю еду!
Надеюсь, я не храпела, впервые за последние недели уснув так же крепко, как и мой карапуз, даже если лежала не на мощной груди самого теплого и терпеливого из Беров, а блаженно утыкаясь носом в сгиб его руки, что легко обнимала меня, не давая свалиться с кровати, даже если я не была уверена, что в принципе хотя бы раз пошевелилась за все то время, что спала.
А еще говорят, что Рая не существует!
Вот он!
Большой, теплый, волосатый, с необычными глазами и обворожительной улыбкой, которая может с легкостью согреть или оглушить своей варварской сексуальностью!
Рай, в который так отчаянно хотелось верить. что он не рассеется с приходом нового морозного утра и не испугается трудностей, которые преследовали меня со дня смерти папы…
Впрочем, мечтать об этом было бы слишком смело и безрассудно.
Но я никак не могла найти в себе силы, чтобы подняться, окутанная его теплом и ароматом, лишь плотно сжимая веки и пытаясь сделать вид, что я все еще сплю.
Как же сладко было рядом с ним!
Как же чудесно было ощущать его силу каждой клеточкой своего тела!
Как давно я не чувствовала себя хрупкой и защищенной…и как же хотелось чувствовать это так долго, как только было возможно в этой ситуации.
— Ты рано проснулась, облепишка. Поспи еще…
Его теплая большая ладонь легко и мягко погладила меня по плечу, когда я вздрогнула, окончательно выдавая себя, даже если в очередной раз поняла, что обвести его вокруг пальца не получится.
Он и, правда, чувствовал любую мою эмоцию так остро, что меня это начинало пугать.
Как бороться с тем, кто чувствует тебя гораздо лучше, чем ты сама?
-..а где твои клыки? — прошептала я, не открывая глаз и не пытаясь встать с постели, ощущая, как лежу на его мощном твердом плече, и думая о том, что пусть весь мир остановится и подождет, пока я в его руках, впервые такая податливая и смирная, что, кажется это понял даже Янтарь, не шевелясь и дыша глубоко, но урывками.
— Их нет.
— С рождения?
— Да.
Я чуть приоткрыла глаза, смотря на комнату в тонких лучах мягкого света. которые пробивались из-за занавешенных одеял и занавесок, ощущая себя так странно, но так уютно.
Этот дом не был моим, эта комната принадлежала другой девушке, но мне было так хорошо здесь, словно моя душа отдыхала и дышала спокойно и ровно впервые за очень долгое время.
С тех пор, как умер папа, мне не было покоя.
Ни одного дня, ни одной секунды.
— Как так вышло?…Ты ведь такой же большой, как чистокровные.
Янтарь усмехнулся, но даже тогда не пошевелился. продолжая одной рукой удерживать легко меня, а другой укрывать все еще спящего карапуза, который продолжал сладко сопеть почти по Беровски.
— В моем роду был один Берсерк. рожденный не от медведицы, а от женщины. Она дала нам эти глаза, цвет кожи и отняла клыки на все следующие поколения.
В этот раз Янтарь пожал плечом, на котором я лежала, отчего я слегка сползла головой, а он спустился вниз вслед за ней, чтобы снова подложить свое плечо вместо подушки, что было так…мило.
— Говоришь так, будто не злишься на нее, — пробормотала я почему-то смущенно. думая о том, как должно быть страшно для истинного Берсерка лишиться того, что все называли чистой кровью.
Из рассказов папы я знала, что осталось всего два рода. где по прежнему поддерживали чистоту своей крови, но поэтому были самыми опасными и непомерно сильными — род Полярных и род ненавистных Кадьяков о чей жестокости и кровожадности ходили такие истории, что кровь стыла в жилах!
Только если раньше я воспринимала это детскими страшилками, то теперь понимала, что каждое ужасающее слово в тех историях была правдой.
— Не злюсь, — проговорил Янтарь непривычно приглушенно, мягко и спокойно, когда в его голосе не было уже привычных моему слуху рычащих ноток и того лукавого веселья, которое всегда солнечными золотыми бликами отражались в его глазах, — Мой дед рассказывал, что та женщина была удивительной души и видела мир духов. Она была из индейцев, а они по особенному относятся к природе и миру вокруг себя. Поэтому когда увидела перед собой Берсерка, то не испугалась и не кинулась бежать от медведя, а стала гладить его и разговаривать, понимая, что внутри зверя есть и людская сущность. Думаю, что мой предок влюбился сразу же. как только она коснулась его…
Не знаю почему я улыбнулась мечтательно и наверное очень глупо. видя буквально перед собой прекрасную девушку с необычной внешностью — хрупкую и нежную, с прямыми иссеня-черными волосами, золотистой кожей и глазами цвета янтаря. которая приручила зверя одним лишь касанием, став его женой и возлюбленной.
-..И Что с ней стало потом? — прошептала я, не поворачиваясь, но продолжая лежать на согревающем плече, ощущая спиной его мощный большой бок, от которого шло такое тепло, что был не страшен никакой мороз за стенами этого дома.
— Умерла при родах, выносив сына.
— Твоего дедушку?
— Прадеда. И даже если с тех пор в нашем роду все Берсерки были рождены одними медведицами, у каждого рожденного Бера ее глаза.
— Красивые глаза, — улыбнулась я, ощутив, как от тела Янтаря пошел жар, который разносился по моей коже гусиной кожей, и заставлял выпасть от плена сонной неги в реальность, где я лежала рядом с ним на одной узкой кровати, искренне наслаждаясь не только его присутствием, но и ощущением мужского тела — огромного и прекрасного.
Главное сейчас было не зацикливаться на этом, зная уже наверняка, что Янтарь почувствует все до последней моей даже самой маленькой и скрытой эмоции!
— …. Только почему Янтарь? Разве это не имя рода Кадьяков? Тебя могли бы назвать Солнечным например…
Наверное, мне показалось, что мужчина придвинулся чуть ближе и его рука обхватила сильнее, осторожно, но настойчиво оттаскивая меня от края кровати, где до этого мне вполне спокойно и удобно спалось все это время, отчего я тяжело сглотнула, вдруг подумав, что его ароматная золотистая кожа стала буквально гореть под моей щекой, когда он проговорил хоть и приглушенно, но завораживающе хрипло, отчего рычащие и мурлыкающие нотки сплелись воедино:
— Боюсь, что во мне течет слишком горячая кровь для рода Бурых…
Я бы усмехнулась едко и недовольно, выказывая всю свою нелюбовь к роду Кадьяков в очередной раз, даже если Янтарь и без особых напоминаний знал это наверняка, если бы не растерялась, захлопав глазами и проснувшись теперь окончательно.
— Мы же договаривались! — зашипела я тихо, чтобы случайно не разбудить малыша, который впервые спал так сладко и так долго, чувствуя. как рука Янтаря, обнимающая меня до этого легко и непринужденно. сжалась и опалила своим жаром.
— Я наших договоренностей не нарушаю, — раздалось за моей напряженной спиной его урчание такое сладостное и низкое, что захотелось застонать самой ей-богу, — Удав тебя не трогает, и мучается в гордом одиночестве.
— Ну, я же чувствую! — снова шикнула я излишне нервно, потому что начинала понимать, что вся моя бравада держится сейчас на чистом адреналине и нечем больше, потому что меня к нему тянуло так, что стыдно было себе признаться!
Но самое страшное и обидное, что ведь и Янтарь это чувствовал очень отчетливо, так же как и я — его горячее терпкое возбуждение, которое витало вокруг меня кусающим жаром его большого тела.
— Что чувствуешь? — промурлыкал он, вдруг поворачиваясь на бок, и буквально придавливая меня одним своим большим горячим боком к скрипящей кровати, которая явно с трудом выдерживала наш общий вес, но стойко продолжала стоять.
— Чувствую, что спать ты не хочешь!
— Очень даже хочу — его низкий, бархатистый голос раздался так близко, что я ощутила горячее дыхание на собственном плече, попытавшись дернуться и выбраться из его рук при чем так, чтобы не разбудить кроху.
Если бы не малыш, я бы заехала этому варвару локтем в бок, а потом пнула бы еще, чтобы поспешно выползти из-под него, пока он не придавил меня своим весом окончательно, и не запутал мой мозг своим жаром, в который хотелось окунуться с головой и позабыть про все свои беды, трудности и страхи.
— Кажется, у нас с тобой очень разные представления о сне!
Он усмехнулся все так же сладко и томно, и будь я в плену его необыкновенных глаз, то, гореть мне в Аду, сдалась бы на его милость! Но видимо бог уберег от этих глаз, потому то я пыталась вылезти из-под его руки, начиная потеть от этого нелегкого дела, в конце-концов снова зашипев и кусая его за руку:
— На тебе! Хоть бы ребенка постеснялся! На тебе же лежит!
— И ты на меня ложись.
— БОЛЬНОЙ ЧТО ЛИ?!
Когда малыш зевнул, мы застыли оба в тех позах, в которых были, как в той детской игре, где море волновалось-волновалось, а потом все морские фигуры должны были застыть!
И море у нас было маленькое, но такоооосое волнительное, что я даже дышать перестала, чтобы только не потревожить малыша в надежде на то, что может он снова уснет.
Одно хорошо — и Янтарь застыл, потеряв на секунду свою бдительность и принявшись поглаживать своей большой рукой крохотного малыша на своей груди, когда я выскользнула из-под его руки, тут же плюхнувшись ничком на пол с характерным звуком летящего блина на скорости света, который пролетел мимо сковороды — ШЛЮП!
— Ты там, в порядке? — глухо, но весело усмехнулся Янтарь с кровати, все еще не шевелясь, пока я собиралась ползти до выхода. чтобы хотя бы на пару минут выпорхнуть на морозный воздух и привести свои расшатавшиеся нервы в порядок.
— Вот сейчас принесу сковородку, и сам узнаешь!
— Лучше бутылочку принеси, мелкий скоро проголодается, а если успеет выпить молоко во время сна, то есть шанс, что еще немного поспит…а мы погреемся.
— ….погрею! Еще как погрею, дай только сковородочку возьму! — шипела я, как можно тише выходя из комнаты и почему-то не сразу думая о том, что оставляю самую большую драгоценность в руках этого варвара.
Страха не было.
Может зря?
Но почему-то видя то, как сладко и мирно мой малыш спит на его огромной жаркой груди, в моей голове не было даже мысли о том, что он может сделать что-то плохое, пока меня нет в комнате.
Кажется, его тепло начинало плавить и мои мозги тоже, что было вовсе не хорошо, поэтому прежде чем кинуться на полуразрушенную кухню, где под самой крышей теперь была дыра, откуда летели кусающие и жалящие снежинки вместе с завыванием ледяного ветра, ссыпаясь в аккуратную кучку под покореженной стеной, где шаткие бревна торчали почти крест накрест стараниями Янтаря, для начала мне нужно было прийти в себя.
Охладить свой пыл и остудить тело от ароматного жара. который обволакивал меня, даже если я была не рядом с Янтарем.
Я вдыхала и выдыхала холодный воздух, чувствуя, как дрожь пронеслась по телу, оттого что стало холодно.