Ты должна мне верить.
Силана забыла уже, что нормальные люди считали доверие чем-то обыденным, повседневным. Даже не думали, что доверие это такая роскошь, и как легко ее потерять.
«Я всегда буду тебя защищать», — когда-то обещал Силане Калеб.
«После боя мы с тобой сядем у костра и напьемся», — сказал Лар, и это были его прощальные слова ей. Он не пережил даже первую чародейскую атаку.
«Я сделаю все, чтобы успеть к тебе, мам. Я обязательно помогу», — но ее мать умерла задолго до того, как Силана вернулась домой.
А здесь, в стылой серой громаде Силл Арне — Грозовой Девы — доверие можно было попросить так просто. Это казалось таким странным, как просыпаться в кровати, в настоящем доме, как лежать в постели и понимать, что никто не поднимет окриком, что — все.
Доверие.
Силана казалась себе очень старой и очень уродливой в тот момент, обожженной, перемазанной сажей пародией на нормального человека.
Рейз смотрел ей в глаза и ждал… ответа? Кивка?
Согласия.
Он был чистым и, наверное, очень сильным — и ему в его силе и его уверенности даже не приходило в голову, что калекам и уродам вроде нее самые простые вещи давались тяжело.
Доверие, прикосновения, надежда. Что на все это тоже требовались силы.
— Не веришь, — в конце концов прервал молчание он. — Думаешь, я подведу или предам. Или же я просто недостаточно хорош, чтобы меня слушать.
Его это обижало, и невозможно было объяснить ему так, чтобы он понял.
— Я не могу выпустить вас в обычной броне против зачарованного оружия, — и слова — бессильные, шелестящие — ничего для него не стоили. — Просто не могу.
— Да плевать мне на броню. Дело не в ней. Дело в том, что когда мы выйдем на Арену, ты… — он оборвал себя на полуслове, не договорив и выругался:
— Да и к Ирбису это все!
— Не ругайтесь, не нужно, — как могла мягко попросила его Силана. — Просто… я знаю на что способно оружие с глифами, и оно пугает меня. Я не со зла, мне просто страшно.
Он нахмурился, посмотрел на нее так внимательно, как будто пытался прочитать мысли. В его серых глазах отражалось холодное, звенящее небо.
Рейз больше не злился, а Силана больше оружия и больше поражения в тот момент боялась, что он спросит про войну.
Но он спросил только:
— У тебя кто-то умер?
И можно было ответить ему честно:
— Да.
Много-много людей.
***
Для посвящения Силана купила себе платье. Оно было белое, очень простое и абсолютно новое, из легкой, будто бы совсем невесомой ткани. Торговец, который его продавал, согласился на пять эйров, потому что платье было летним и кроме Силаны его все равно никто бы не купил.
По краю ворота шла вышивка — как узор инея на окне, и под грудью была лента — серебристо-серая, похожая на стальной обруч.
Платье было нежным, очень женственным, и Силана, только увидев его поняла, что не хочет никакое другое. Ткань казалась такой чистой, что страшно было дотрагиваться. Подол почти касался пола — торговец сказал, что в этом году так было модно.
Оно ей шло, и было очень странно и непривычно видеть себя в зеркале красивой. Раньше Силана обязательно показалась бы маме и Калебу, но теперь вокруг молчал пустой дом и тихо свистел за окном ветер.
Рейз сказал, что переедет после первого боя.
В этот раз Силана все же взяла экипаж до Арены — времени до посвящения оставалось не очень много и было страшно опоздать. Всю дорогу она смотрела в окно: на прохожих и торговцев, на дома, знакомые с детства и новые, появившиеся за время войны здания, и комкала в руках ошейник. Она выбрала совсем узкий, из черной кожи, с обычной железной застежкой. Почему-то казалось, что такой Рейзу будет проще всего принять.
Возле Львиных Врат — входа на Арену Парной Лиги — на отдельной небольшой площадке стояли чародейские экипажи, толпились люди и скользили по земле тени небесных скатов — наверху был воздушный причал. Нарядно одетые мужчины и женщины — должно быть из княжеского окружения — проходили внутрь мимо стражи без очереди.
Рейз ждал чуть поодаль, прислонившись спиной к колонне, и не обращал на окружающих особого внимания. Невозможно было отвести от него взгляда.
Он заметил Силану, как только она вышла из экипажа, поприветствовал кивком и подошел ближе, пока она расплачивалась с извозчиком.
— Идем, нам нужен другой вход. Я проведу.
— Здравствуйте, — неловко ответила ему Силана, кутаясь в плащ. На сей раз ей не было холодно. Было просто страшно показаться ему в новом платье и услышать, что оно не подходит.
Рейз повел ее к той же двери, что и утром, во время регистрации, и потом снова по лабиринту коридоров, некоторые из которых Силана уже понемногу начала узнавать. В зале с распорядителем было людно и шумно, и у его стола образовалась небольшая очередь.
— Вон там можно оставить вещи, — сказал Рейз, указывая в сторону простых деревянных полок в углу. — Я отнесу твой плащ, а ты пока сходи отметь нас.
— Давайте лучше вы.
Если бы распорядитель спросил Силану про первый бой, она все равно не смогла бы ему ответить. А Рейз лучше знал Арену.
Он фыркнул, будто она сказала что-то очень глупое, и потянулся к застежке своего плаща:
— Ты хоть понимаешь, что это полагается делать хозяевам?
— Я не ваша хозяйка.
— Конечно нет. Ты же еще не застегнула ошейник.
Он отдал ей плащ и пошел к столу распорядителя, не дожидаясь ответа, а Силана смотрела вслед и не знала, сможет ли ему объяснить. Она не владела Рейзом, просто предложила ему вместе участвовать в Парной Лиге — и ей не хотелось ни управлять его жизнью, ни брать за нее ответственность.
Но условия контракта давали ей такую возможность: изменить его режим тренировок, запретить ему пить или есть определенные продукты, заставить носить ту одежду, которую сочтет нужной.
«Чтобы увеличить шансы на победу» — именно так это было записано.
Контракт обязывал гладиатора носить ошейник и подчиняться.
Наверное, для Рейза — для любого сильного, уверенного в себе человека — невыносимо было принимать чужое право решать за него.
Силане нравились его сила и его уверенность. Рейз заставлял ее чувствовать себя слабой, неполноценной, и одновременно с тем само его присутствие было как магнит. Хотелось коснуться, прижаться губами и вдохнуть поглубже запах и тепло его тела.
Чистоты.
Наверное, если бы она сказала об этом самому Рейзу, что не хочет его запачкать, он бы рассмеялся ей в лицо. Он бы просто не понял, о чем она говорит, как не поняла бы та, прежняя Силана, которая еще не отправилась на войну. Для той Силаны чистота была чистотой ребенка. Невинностью того, кто еще никогда не делал выбор, ни разу не разочаровывался, никого не подводил.
Рейз не был таким.
И его чистота была чистотой взрослого человека, который ни о чем не сожалел и ничего не стыдился.
Его плащ пах им — едва уловимый теплый и очень мужской запах. Тяжелая ткань грела руки. Перед тем как положить плащ на полку Силана аккуратно его свернула. С вещами Рейза хотелось обращаться очень бережно.
Свой собственный плащ она положила рядом, привычно свернув на солдатский манер.
В летнем платье в зале было прохладно — Силана была единственная женщина в одежде без рукавов.
Казалось, в любой момент это заметят окружающие, но никто не обращал на нее внимания.
Когда она подошла к столу распорядителя, рядом с Рейзом стояли мужчина и женщина. Они стояли спиной, и было в них что-то неуловимо знакомое.
— Безродная собака пытается делать работу своей госпожи, — услышала Силана приятный женский голос, и слова резанули неправильностью. Она знала этот голос и эту женщину.
— Это не запрещено, — ответил Рейз с откровенной неприязнью.
— Крысам тоже не запрещено подписывать договоры. Просто никто не ждет, что они попытаются.
Рядом с женщиной стоял ее гладиатор — широкая полоса ошейника перехватывала его горло и казалась вульгарной. В их прошлую встречу вместо этого ошейника был простой кожаный шнурок с застежкой. И мастер Грей тогда казался совсем другим.
Сейчас его фигуру будто высекли из камня. Он не шевелился, смотрел прямо перед собой и не пытался вмешаться. И глаза у него были равнодушные и усталые.
А когда-то он часто улыбался, и Силана отчаянно хотела добиться его похвалы.
Почему вы молчите? Почему не вмешаетесь?
Рейз заметил Силану, кивнул ей и выдавил сквозь зубы:
— Моя госпожа теперь здесь. Можно больше не беспокоиться о крысах.
Женщина обернулась, и в первую секунду Силане показалось, что она обозналась. Что поняла что-то неправильно.
Госпожа Мелеза смотрела на нее холодно и пренебрежительно, кривила в усмешке яркие губы и казалась чужой.
И Силана искала в ее чертах ту женщину, которой восхищалась когда-то — женственную и улыбчивую, немного язвительную и легкую на подъем, щедрую на похвалу и на помощь. Женщину, которая называла ее своей лучшей ученицей.
Той женщины больше не было, будто бы Силана смотрела в лицо перевертыша. Оборотня из легенд.
— Безродный мальчик нашел себе безмозглую девочку? Из вас получится отличная команда.
Мелеза говорила расчетливо, и за ее словами стояло желание уколоть побольнее.
Не было только узнавания, и почему-то именно это было хуже всего.
Силана была для нее чужой.
Когда-то, незадолго до того, как Храм отправил своих жриц в армию, он нанял им учителей. Ничего особенного, просто самое базовое обучение — месяц тренировок в бессмысленной надежде подготовить своих дочерей к войне.
Полеты на скатах, базовые уроки обращения с мечом.
Эти уроки вели чародейка и ее гладиатор. Госпожа Мелеза и мастер Грей. Силана была капельку влюблена в них обоих. В ту естественность, которая была между ними, в их спокойную уверенность и готовность делиться всем, что они знали. В то, как во время перерывов между занятиями они сидели на ступенях возле тренировочной арены и пили из одного чародейского кувшина принесенный госпожой Мелезой чай, и та рассказывала про простейшие зачарованные знаки, и про время их с Греем службы на границе.
Силана слушала ее, и страх отступал, и казалось, что ничего страшного не случится на войне. Что все они непременно встретятся так снова.
Накануне отъезда Силана подарила госпоже Мелезе амулет Майенн. В благодарность и на память, и Мелеза обняла ее на прощание и сказала:
«Ты только возвращайся, милая. Что бы ни случилось там дальше, возвращайся живой».
А теперь вот они не узнавали друг друга.
Это даже было понятно, и Силана знала, что зрение чародеев устроено иначе, чем у обычных людей. Что они сначала чувствуют, и только потом видят.
И теперь Силана не могла пошевелиться, и думала — неужели я настолько изменилась?
Хотя она и так знала ответ.
Было холодно и как-то глухо, и все казалось абсолютно безнадежным и бессмысленным — то, что Силана вообще вернулась в Силл Арне, и попытки сохранить мамин дом, и Парная Лига.
И именно в тот момент Мелеза ее узнала, как будто натолкнулась на невидимую стену.
— Силана? — она сделала шаг ей навстречу. — Милая, это действительно ты?
Невозможно было заставить себя ответить.
Лицо у Мелезы стало вдруг по-настоящему беззащитным, беспомощным — всего на мгновение — искренним, как будто под шкурой оборотня-перевертыша промелькнула она настоящая:
— Это ты.
— Да, госпожа, — Силана жалела, что убрала плащ. Она чувствовала себя раздетой, выставленной на всеобщее обозрение и ей отчаянно хотелось прикрыться. И голос звучал жалко и еле слышно. — Наверное, я очень сильно изменилась.
— Или я совсем выжила из ума за эти несколько лет, — Мелеза ответила тихо, очень мягко, коснулась руки Силаны, и это прикосновение — абсолютно обычное, естественное, было как вернуться домой. — Прости меня. И за то, что я сказала прости. Меня подвело чутье.
— Это очень здорово, что вы знакомы, — угрюмо сказал Рейз, — но нам все еще нужно отметиться у распорядителя.
Мелеза оглянулась на него, на всех, кто был рядом и коротко приказала:
— Грей, разберись с этим.
Как слуге, как низшему. Силана никогда не слышала, чтобы Мелеза обращалась так к нему раньше.
— Давай отойдем, поговорим без посторонних, милая, — только когда она посмотрела на Силану ее взгляд смягчился. — Не волнуйся, Грей все сделает.
— У нас с господином Рейзом скоро посвящение.
— Это не займет много времени.
Они отошли к дальней стене зала, и Мелеза только тогда отпустила ее руку, отступила на шаг и оглядела Силану с ног до головы:
— Такая красивая стала.
— Вы тоже… — ответила Силана и не смогла договорить.
«Вы тоже очень красивая». И чужая.
Мелеза усмехнулась, криво и по-настоящему, ее ярко накрашенные губы изогнулись и в голосе появилась горечь:
— Я изменилась не в лучшую сторону. Последние полгода сделали меня настоящей сукой.
— Не говорите так о себе. Пожалуйста.
Мелеза будто встряхнулась, и кривая усмешка превратилась в привычную ее улыбку, добродушную и немного ехидную, ту, которую Силана помнила и по которой, оказывается, очень скучала:
— Я вообще не хочу говорить о себе. Силана, тебя не было в храмовых списках вернувшихся, мы считали тебя мертвой.
— Храм, — Силана вдохнула, выдохнула, прежде, чем продолжить, — меня не записал.
Они записывали только белых жриц. Алых для Храма не существовало.
— А теперь ты здесь.
— Мы с господином Рейзом будем участвовать в Парной Лиге. У нас скоро…
Так много хотелось ей рассказать, так сильно хотелось поделиться. Слова получались неловкими и совсем неправильными. И на самом деле хотелось рассказать совсем не о том. О войне и кошмарах, о ненависти Калеба, о налоге на дом.
— Посвящение, — закончила за нее Мелеза. — Это я поняла. Ты же никогда не любила гладиаторскую Арену.
Она смотрела пытливо, серьезно.
— Я стала алой жрицей, — было очень стыдно и очень страшно в этом признаваться. И рука сама непроизвольно потянулась к жреческому знаку. К двум цепям, на которых он теперь висел — тонкой серебряной и темной стальной, символизировавшей пепел, несмываемую черную гарь.
Когда Силана только уезжала на войну цепочка была всего одна.
— Мне жаль, — мягко сказала Мелеза.
— Я больше не могу работать в Храме. Мне нужно платить за дом, а военное пособие совсем маленькое, — Силана не могла заставить себя смотреть ей в глаза. — Поэтому я здесь.
Они долго молчали, и от этой новой Мелезы Силана почти ожидала окрика, слов — резких и способных сделать больно, но когда Мелеза заговорила, она заговорила непривычно мягко:
— Милая, это не выход. Тебе может повезти один раз или пять, десять или даже двадцать, но в конечном итоге Арена все расставляет на свои места. Здесь нет случайных людей, — ее голос звучал осторожно, с непривычной деликатностью, потому что она боялась задеть Силану и потому что искренне старалась ее предостеречь.
«Безродная собака пытается делать работу своей госпожи?»
«Крысам тоже не запрещено подписывать договоры».
Вы же не такая.
Настоящая вы со мной, сейчас. Зачем вы?..
Ответила бы ей госпожа Мелеза, если бы Силана рискнула спросить?
— У меня нет другого выбора. Храм не позволит мне заниматься целительством, — Силана заставила себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, выдохнула. — Может быть, вы правы и я не подхожу для Арены, но господин Рейз другой. Он на своем месте.
Мелеза вздохнула и устало потерла пальцами переносицу:
— Твой выбор гладиатора беспокоит меня отдельно.
Почему-то, как и в разговоре с Оакимом, хотелось оправдаться:
— Господин Рейз достойный боец.
— В первую очередь он вспыльчивый самоуверенный щенок. И ты не должна называть его «господином». Силана, пожалуйста, послушай меня внимательно, — Мелеза смотрела серьезно и строго, и само собой вспомнилось: точно так же она смотрела на Силану годы назад, перед занятием, когда та неправильно закрепила седло ската и едва не разбилась. — Многие здесь смотрят и оценивают. Не только то, как твой гладиатор сражается на Арене, но и как ты обращаешься с ним. Здесь свои условия и свои порядки. И если ты будешь их нарушать, остальные тебя уничтожат.