А вот сейчас он стоит, и собирается — и повиниться, и покаяться, и попросить.
Да только едва решился слово молвить, перебила я его:
— Савран, мне купец нужен.
Вскинул голову, посмотрел недоверчиво взором смятенным. И хорошо ему, у него взор только смятенный, а у меня помутившийся. Пришлось сесть на ступени, подозвать клюку и едва та прискакала, я продолжила:
— Вот золото. Вот список.
Золото то ему клюка подала, а вот список я, и когда руку протягивала, на ней заметно иллюзия смазалась, пришлось вертать взад. Савран тактично сделал вид, что не заметил, как с тонкой девичьей руки сползла зеленая узловатая кожа, а потом назад возвернулась, с желтыми изогнутыми когтями в придачу. Ну… я тоже решила промолчать.
Список взял, вчитался, с трудом но вчитался — а я между прочим очень разборчиво написала, старалась я. Опосля на меня посмотрел взглядом вопрошающим.
— Как соберешься, позови меня — леший придет, тропу заповедную откроет, до границы леса проведет, нынче как раз в Выборге ярмарка. Купи телегу, лошадей, а дальше все по списку. Выборг город большой, внимания ты не привлечешь. А как возвернешься — тебя пропустят.
Купец снова в список поглядел, да и заметил профессионально:
— Здесь не на одну ходку, а караван торговый нам не нужон, так?
— Твоя правда, привлекать внимание нам не следует, — согласилась я.
Постоял купец, подумал, затем сказал:
— Уж прости, хозяйка лесная, да только… боюсь, узнают меня недруги.
Я усмехнулась и ответила:
— Нет, не узнают. Ведьмы что тебя в дело это втравили, обе на Ведьминой горе, без сил заточены. Маги — от короля нового скрываются. Но охоронничков своих можешь взять, не помешает.
Купец недоверчиво на меня глянул, да все ж от вопроса не удержался:
— Знамо обо всем вам, да?
— Да, Савран, — кивнула я. — Так что, за работу берешься?
Странно поглядел на меня мужик, да и ответил голосом сиплым, сдавленным:
— Я за вас жизнь отдам, госпожа, а тут лишь дело торговое. Сделаю все, у кого товар брать знаю, у кого еще заказать тоже ведомо. Сделаю все. Только… погреб то у вас есть?
Вот чего нет, того нет… а продукты то как-то хранить придется.
— Сделаем! — заявила уверенно, а вот поднялась уж очень неуверенно.
Тяжело поднялась. С трудом. Постояла, пока перед глазами точки черные прыгать перестали, поглядела вдаль. Савран вид сделал, что и это не увидел. Тактичный он, и мужик хороший, надо же было так попасть.
— Госпожа лесная ведунья, — вдруг нарушил молчание купец, — уж не серчайте за вопрос, да только сын мой того раба с вами видел. И не на ладан тот дышал уж, и как воин держался. Я… узнать хотел, да дело не мое, понимаю, и лезть бы не следовало, но старшой мой к рабу привязался…
Укоризненно покачав головой, с насмешкой посмотрела на мгновенно умолкшего мужика.
— Ох, Савран-Савран, думаешь, неведомо мне, что ты сыну подсказал раба подкармливать?
Опустил голову купец, а я лишь усмехнулась.
— Тебе ведь запретили, так, Савран? Да клятву с тебя взяли о рабе не заботиться, об одном лишь не подумали — ты купец, ты в любом договоре лазейку найдешь, вот ты и нашел. А сын у тебя хороший, и человек из него хороший вырастет, правильный.
Поклонился Савран, да только не удержался от вопроса:
— Как вам то ведомо стало, госпожа лесная хозяйка?
Объяснять — не объяснять?
Посмотрела на лес, улыбнулась грустно и тихо сказала:
— Он им не нужен был ни живым, ни здоровым. Все рассчитано было по часам, чтобы не прожил он и часу сверху рассчитанного. На закате убить его собирались, это мне уже ведомо, а коли так, значит вез бы ты его бессознательным, пребывающим в полубреду. Но на такое тебе пойти совесть не позволила, кормил ты его. Не своими руками, руками сына, но кормил.
Голову опустил Савран, помолчал, да и:
— Не мог я иначе.
— Знаю, — усмехнулась я. — Я тебя знаю. Они не знали, в том их просчет.
Шумно выдохнул Савран, постоял, на меня глянул осторожно, и спросил:
— И что стало с ним?
Пожав плечами, равнодушно ответила:
— Это Заповедный лес, Савранушка, здесь помогут, вылечат, а держать не будут. Ушел твой раб, магом он оказался, и не простым, а сильным, да с обидчиками уж разобраться успел. Шустрый.
Взгляд купца сделался напряженным.
Укоризненно на него глянула я, и успокоила нервного:
— А на тебя, Савран, зла он не держал и не держит. В путь собирайся, да поскорее, пока ярмарка в разгаре.
Купец отвесил поклон поясный, но я не доглядела — клюкой ударила, тропу заповедную открывая, и в сосновый бор вступила.
Плохо было мне.
***
От того и иллюзию мигом сняла, и на ногах не удержалась — села, привалившись спиной к сосне, посидела, отдышалась, да и призвала чащу свою… сначала не голозадую.
Ярина явилась так быстро, словно ведала и зова ждала.
Восстала передо мной кустом растрепанным, после изменила форму и стала девой лесной… более-менее приличного вида. И хоть тяжело было ей, ночька у нас у всех та еще выдалась, а спрос все равно был суров.
— Откуда бутылочка, Ярина? — прямо спросила я.
Чаща руку протянула, от нее побег быстрый ко мне скользнул, к щеке прикоснулся… И я увидела! Архимага Агнехрана я увидела! От него была бутылочка, на сохранение молока зачарованная! И если бы только она — книги принес маг. Книги и амулеты. И вызвал он именно Ярину, пентаграммой призывающей вызвал. Не ждал лишь, что для меня эта опытная чаща ничего не возьмет, для дитятки Саврана то одно дело, а для меня… Заповедная чаща, что однажды уже потеряла хозяйку, она опытная. Опытная и осторожная.
А я…
Прижала ладонью листок с побега на миг к своей щеке, и сказала благодарственно:
— Ты все правильно сделала, Ярина.
Чаща вдруг сгорбилась, а затем передала мне образами:
«Нет. Не знаю. Не уверена. Тебе плохо, хозяйка, ты битвы не вынесешь, и за мой лес костьми ляжешь. Нельзя так!»
Почерк у Ярины был хороший, понятный, не то, что мой.
— Справимся, — сказала, опуская побег, — силы я наберусь, я ведьма, я справлюсь. И лес мы спасем, уж поверь мне, хорошо все будет. Ступай, оборону держи.
Чаща поклонилась и исчезла — она у нас теперь пограничная, ей надолго отлучаться с поста нельзя.
А вот второй я позвала Лесю.
Моя родная зловредина поганчатая, заявилась в образе… лани. Лань у нее вышла интересная — так то тело было передано неплохо, но я еще никогда не видела лань с таким ехидным выражением на морде.
— Последний раз говорю, — прошипела раздраженно, — прекрати свои голозадые явления!
У ехидной зеленой лани существенно округлились глазищи.
— Прекрати, говорю, — приказала, укладываясь на траву, — мне за тебя перед Савраном стыдно, и перед сыном его. Совесть бы имела, не позорила ни меня, ни лес.
И на этом я мигрировала из состояния бодрствования телом, в состояние бодрствования сознанием. Все же есть плюсы в том, чтобы быть лесной ведуньей.
***
Пока спала, лес не спал вовсе, растревожили мы его.
Сражением ночным, мигрированием дневным. Леший гнал подальше, к самым северным частям леса оленей, косуль, зайцев. К работе привлек всех лесовиков, так что действовали быстро — где уговорами, где наговорами, а где и хворостиной по спинам самых несговорчивых. Увы, выбора не было.
Тем временем у меня перед избушкой работа шла вовсю — оно как полагается, друзей держи близко, врагов еще ближе, а вот нечисть следует держать не просто близко — близехонько. Оттого и лагерь мы разбивали близ избушки моей, Леся на черновой работе была — деревья пересаживала, да мужиков таскала. Мужики рады не были, но, коли в свое время сами деревья мои пересаживали, да в подчинение заповедных территорий переходили, то и служите хозяйке лесной верою и правдою, в смысле погреб копайте.
Копали трудом ударным, товарищеским.
Мужики копали, кроты подсобляли, русалки несли запыхавшимся трудягам красоту и воду с едой, восторгом пользовалось и то, и другое, а особливо то, что русалки, во-первых, хорошо готовили, а во-вторых, загадочно молчали. Ой, чую теперь у водяного проблем не оберешься — не на рыбалку мужики пойдут, а на охоту за невестами. И ведь приукрасят еще, как пить дать приукрасят, так что все окресные деревни «по невесты» рыбачить решат.
Между тем Савран не просто оправдал ожидания — он их превзойти умудрился. За день, до первой звезды вечерней обернулся три раза. Не сам, всех своих охоронников в дело взял, только вот платил из своего кошелька, думал, что не замечу? Честным был Савран, этого у него не отнять, да только для него это то золото было, что он для семьи приберег, а мне то оно на что? Передам ему потом еще кошель за труды.
Проверять по списку все поручила домовому. Тот работать не любил, но коли надо, то надо. К охранникам и Саврану в помощь пришли трудяги, так что разгружали все быстро, все кроме последней телеги. К закату как раз водяной камни для погреба прислал. Несли их… кто мог, все и несли. И русалки, и русалы, и кикиморы, и лешаки, и прочая болотная нечисть. Трудовой люд поначалу оробел, от вида такого, но ничего, сработались. Труд он завсегда сближает.
К тому времени, как я из лесу пошатываясь вышла, погреб был завершен, русалки столы, наспех сколоченные, накрывали снедью, мужики решали — остаться на пир с нечистью или рисковать не стоит.
— Домой ступайте, — величественно сказала я, слава амулету моделирующему голос, — к семьям и женам с детьми.
Сделала жест домовому — мой ответственный ответственно прошел и под роспись каждому трудяге выдал по три золотые монеты. Для деревенских это полтора годовых заработков, от того многие шапки пороняли от изумления. Изумлялись и дальше — когда леший по домам спровадил. Я же об ином позаботилась.
— Савран, — позвала, как только купец собрался уходить, — еду возьми.
Купец хотел было отказаться, пришлось напомнить:
— Тебе не о гордости, о семье заботиться нужно. Лошадей и телегу тоже забирай, понадобятся еще. А как ночь наступит, из избушки не выходи, ни ты, ни Ульяна, ни дети.
Поклонился напряженно, окинул взором столы со снедью, на русалок поглядел, на кикимор, да и не решился спрашивать. Но видела я, по глазам, по взгляду видела — не по душе ему происходящее, не за себя — за людей испугался, понял, что нечисть пировать будет. И все же поклонился поясно, лошадей под уздцы взял да и пошел к лесу, нервно кулак сжимая.
— Савран, — окликнула я.
Остановился. Лошадей с трудом остановил.
Повернулся медленно, настороженно.
Я лишь головой покачала укоризненно и сказала негромко:
— С нежитью Гиблого яра сражаться будем, Савран, людям мы не враги, как и они нам.
И вздохнул купец полной грудью, головой мотнул, дурные мысли отгоняя, поклонился снова, сказал с почтением:
— Прости, госпожа лесная хозяйка, напрасно о недобром подумал, прощения прошу.
— Ступай, Савран, утром свидимся. Война у нас будет долгая, армию мою кормить придется, так что до зимы будет у тебя и работа прибыльная и дело ответственное.
А еду купец не взял. Вот же упертый. Пришлось Лесю к нему посылать, сначала со снедью, опосля с зерном для лошадей. И еще вроде ничего не началось, а голова от забот уже кругом шла.
Ну да не до страданий — следовало собой заняться, как следует.
Жаль, как следует не получилось — едва в избушку вошла, дошаталась до кровати, да и рухнула… сна хотелось хоть немного, хоть капельку, хоть единую минуточку… Вот пара минуточек только у меня и была.
***
Первыми явились черти!
Их никто не звал, да и «нечистью» они были лишь условно, по большей же частью подземный народ относился к огнепоклонникам и подчинялся, если этот народец вообще был способен подчиняться, дьяволам. Последним было откровенно говоря вообще плевать, на то куда и зачем заявляются их подопечные, но тут такая маленькая деталь — между дьяволами и ведьмами имелся мирный договор.
Так что как только басурмане налетели, я молча вышла из избушки.
Черти застыли в тех позах, в которых были застигнуты. Парочка лапала русалок, большинство уже потянулось к бочкам с вином, кое-кто и на кикимор позарился, а тут я.
— Ой, — вымолвил ближайший хвостатый, и дернув пятачком, втянул воздух, да и взвыл дурниной: — Ведьма!
Унеслись черти быстрее, чем появились. Вот они были — вот пыль осталась там, где только что были. Одна проблема — кикиморам, неожиданно, все понравилось. Русалы, просто, не в их вкусах, водяной на кикимор не падкий, мужика в болото и силком не затянешь, а вот черти…
— Госпожа лесная ведунья… — протянула, глядя в сторону, куда только что умотали черти, одна из кикимор.
А я подумала, почему бы и нет.
— Вот как битву закончим, устроим пир… чертей позову.
Кикиморы воодушевились мгновенно!
Забегали быстрее русалок, а те от них шарахались, в принципе не понимая, как можно было польститься на мужиков с пятачком вместо носа? Ну да у всех вкусы разные, чего уж тут.
И пошла я наряжаться.
***
Долго думала что надеть. С одной стороны ведьма я, ведьма как есть, и основная часть нечисти это сразу почувствует. А с другой — я ведунья лесная, всему лесу хозяйка, от того и к наряду следовало подойти ответственно.
Открыв сундук, покопалась в закромах. И показалось мне, что до чего ж у меня жизнь была привольная да спокойная, до охранябушки. В сундуке много чего скопилось — рубашки льняные вышивкой украшенные, сарафаны цветастые, яркие, в которых я по ярмаркам ходила. Ленты для волос, бусы деревенские, простецкие, лапти удобные. Жила себе ведунья Весяна легко да привольно, ни бед ни горестей не зная. И недолго ведь так жила, а теперь, кажется, целая жизнь привольная прошла, а впереди страх один, да неведомое.
Но то все пустое, о другом думать надо — что надеть? Не готова я оказалась к роли хозяйки лесной, ох и не готова.
И тут в дверь постучали.
— Входи, Водя, — ответила не оборачиваясь.
Кто пришел я чувствовала.
Водяной вошел неслышно, остановился посреди избушки, огляделся.
— Готовишься? — спросил очевидное.
— Угу, — подтвердила, достав со дна сундука одно из своих старых платьев — черное, непроницаемо черное.
— А я с гостинцем, — несколько смущенно объявил Водя.
Обернулась, удивленно. Да так и замерла.
Водяной держал ларец плоский, а в нем, на черном бархате сияли, переливаясь, изумруды яркие, в полумраке светящиеся, магические.
Поднялась как сама не заметила, подошла, прикоснулась к камням. Колье, серьги, пояс, браслеты, кольца, все невесомым казалось — на черном бархате терялось черненое серебро, от того тяжелые камни казались легкими.
— Откуда? — спросила, скользя пальцами по украшениям.
— Давно хранил, — водяной едва заметно улыбнулся. — Выменял на жемчуг речной у водяного морского, еще когда ты тут… ну появилась только. Долго ждал, хотел на день весеннего равноденствия подарить тебе, как только уйдет печаль из глаз твоих… да вот не дождался.
Подняла взгляд, растерянно посмотрела на водяного, и слов… не было. Не смогла вымолвить ни единого.
— Не отказывайся, — вдруг попросил водяной. Вздохнул и пояснил: — Вампиры же явятся, а ты их сама знаешь, снобы еще те, они по одежке встречают, да по каменьям драгоценным. Я и платья захватил. Нужно?
Кивнула.
Водя положил ларец на стол, ушел к дверям, и вскоре втащил сундук мореный размером чуть не в половину кровати моей.
Открывал долго, с трудом, рассказав в процессе:
— Не надеваны ни разу. Чародейки к выпускному готовились, наряды шили себе в городе по заказу особому, а как приехал купец с заказом… ну ты помнишь, не было уже чародеек.
— Помню, — тихо сказала я.
Водяной кивнул, и все же справился с замком, откинул крышку. Все платья были тонкой бумагой переложены, к каждому обувь шла… да не каждое мне по размеру было. А те, что по размеру… не по статусу. Уж думала свое темное надеть, да тут на дне сундука откопала черное, бархатное, телу приятное. И ткань такая — отпускать не хотелось. Что ж, его и выбрала.
Когда вторую серьгу вдевала, ощутила вторжение — вампиры, как и всегда, были пунктуальны.
«Пропускай» — приказала Ярине.
«Придержи» — попросила Лесю.
И окинула себя взглядом в зеркале.
Бледная, да. Но наносить зеленую пудру не стала — я ведьма, перед своими я скрывать этого не буду. Вороново-черными казались темные волосы… не скоро еще я свой цвет верну, ох не скоро, ну да не печаль это, а ныне и вовсе преимущество. Прямые черные пряди, уж куда как более подходят властной лесной хозяйке, чем непослушные цвета свежей палой листвы волосы. Черное платье обтянуло до колен как вторая кожа, рукава длинные, вырез не скромный, но и не чрезмерный. И изумруды сверкающие на шее, руках, поясе. Знатный подарок сделал мне водяной, знатный и эффектный… И Водя прав, это самое то, чтобы вампиров встречать.