— Нет, это невозможно, — пробормотала Пижма и поднялась во весь рост в полной уверенности, что совершает не меньшую глупость, чем сегодня утром, соглашаясь работать подставной девственницей для дракона. А потом его же телохранителем. Нда, кажется, глупости начинают входить в привычку. Что ж, одной больше, одной меньше. — Эй! — завопила она, приманивая хищника. — Эй, пучеглазый! Я тут! Сюда, маленький, давай, ползи, хорошенький!
Ни маленькой, ни, тем более, хорошенькой тварь уже никак не могла считаться: отяжелев на перекусах перед основным блюдом, она раздулась до размера полноценного быка и, сверкая, алыми точками… нет, определённо приятнее считать это глазами, грузно трещала в кустах, выискивая лягушат или птичьи гнёзда. Крикливую девицу она, разумеется, посчитала более питательным блюдом и с готовностью сменила направление.
— Кажется, она ненормальная, — дошло, наконец, до Леонарда, и имел в виду он явно не перебегунчика. Дракон приподнялся на локтях, наблюдая за ловко перепрыгивающей с кочки на кочку девушкой. По-рыцарски развевающийся плащ открывал ни с чем не сравнимый обзор на верхнюю, как правило, куда менее привлекательную, чем нижнюю, часть женских бёдер. Но конкретно эти бёдра, надо признать, выглядели крайне заманчиво, куда более, чем идеально прорисованные изгибы многочисленных холёных ведьмочек из сборников, наличие которых у себя дома Лео всячески отрицал. Таким бёдрам ни один нормальный мужчина не имел морального права дать сгинуть в четырёх желудках прожорливой твари. Ненормальный мужчина также посчитал себя обязанным помочь, поднялся и стал рядом.
— А как же глубокая депрессия и творческий кризис? — едко уточнила Пижма.
— Отложим.
— Тогда загоняй его туда, — «туда» едва заметно сладко пованивало тухлятинкой. Не то околевший от старости, не то покончивший с собой из-за несправедливости мира полуразложившийся лис укоризненно взирал из ямы провалом левого глаза.
— Перебегунчики не падальщики — они охотники, — возразил Леонард. — Если бы труп его привлекал, от него уже не осталось бы следа.
— Зато он замирает на двадцать секунд каждый раз, когда натыкается на что-то съедобное и только потом решает, есть его или ползти мимо.
Леонард сделал попытку выудить из плаща клочок бумаги, чтобы зафиксировать интересные наблюдения без отхода от производства, но Пижма сердито отняла приглянувшуюся ей накидку вместе с содержимым карманов.
Не дожидаясь второго приглашения, тварь зачастила ножками в сторону позднего ужина. Ужин, вопреки серьёзным намерениям, не удержался от вопля, разделился надвое и, обежав пованивающую яму с двух сторон, вновь соединился на противоположном её краю. Перебегунчик раздваиваться не стал, посчитав, что напрямиг быстрее.
Труп лиса в последний раз чавкнул и скрылся под белёсым пузом, любопытно облепленный алыми точками.
Двадцать секунд маловато, чтобы сбежать, но, если столкнуть в яму человека, времени, чтобы скрыться, вполне хватит. И что-то подсказывало Пижме, что в Лимбе нет ни полиции, ни доброхотов, расследующих драконьи убийства на досуге. Её рука дрогнула лишь на мгновение — вдруг не получится? Леонарда пришлось хватать за шиворот: любопытно разглядывая пробующего новое блюдо перебегунчика, он так склонился над ямой, что едва не свалился в неё без посторонней помощи. Придерживая одной рукой рубашку дракона, вторую Пижма запустила в самое надёжное место для хранения ценностей — в бюстгальтер — и жестом фокусника извлекла перцовый баллончик. Спецподготовка спецподготовкой, а с этой простой, но нужной штукой, одинокой девушке отправляться на позднюю прогулку куда безопаснее.
Мощная струя ударила по ничего не понимающей твари сверху. Перебегунчик зашипел, сбивая в кучу все свои хаотично плавающие по телу глазки-тычинки, попытался тонким слоем распластаться по дну ямы, спасаясь от неведомой напасти, и принялся усыхать в попытке прошмыгнуть мимо явно куда более страшного и хитрого хищника. Но хищник оказался не просто страшен, а чудовищен! Продолжая отрезать перебегунчику пути к отступлению ядовитыми парами, он снова разделился надвое и тыкнул острым в незащищённый бок.
— Не дыши, сказала! С наветренной, с наветренной стороны заходи! — подбадривал себя хищник боевым кличем.
— Сама заходи! Я его знаешь, как боюсь!
— Как же ты собирался его в одиночку расковыривать, дурень?!
— Я не собирался! Я его только выслеживал и ждал, пока подохнет от старости!
— Ты бы скорее сам подох, причём от глупости!
— Ничего бы и не подох!
— Да если бы я следом не шла!..
— Так ты же шла!
В какой-то момент один из самых опасных хищников Лимба — красный перебегунчик — подумал, что умереть от старости и позволить жутким царям природы, именующим себя учёными, поизмываться над трупом, было бы проще. По крайней мере, быстрее.
Довольный Лео пересыпал добытые светящиеся алым кругляшки жёлтым порошком и с видом победителя, истекая тиной и грязью, потопал домой, не забывая объяснять спутнице, что, кабы не его великие познания, добыча и ловцы наверняка поменялись бы местами. Пижма задумчиво молчала, сжимая в кулаке баллончик и прикидывая, что ещё на один пшик его хватит. В её голове назойливо крутилась мысль, что во сне не могут так сочно чавкать туфли, реалистично саднить царапины и щипать в носу.
— Ты не представляешь, какой это прогресс! Не представляешь ведь, да? — с надеждой заглянул Лео в глаза телохранителю, торопливо расшнуровывая отсыревшую обувь.
— Не представляю, — покорно согласилась она, не заботясь мгновенно краснеющим свидетелем, скидывая всё ещё находящиеся на ногах, но не поддающиеся восстановлению туфли, плащ, и прилипшую к телу рубашку. Одеяло бесследно пропало на поле боя, поэтому пришлось натянуть на себя какую-то невероятно аляповатую тяжеленную тунику, смахивающую на платье девицы специфической профессии. Лео попялился, разинув рот, чуть дольше, чем следовало бы приличному дракону и, махнув рукой, последовал примеру: заболеть никому не хотелось. Он хозяйственно развёл очаг, сунул в таз и залил водой грязную одежду и, едва не подпрыгивая, бросился в тайную комнату, оставив дверь на распашку. Пижма посчитала это приглашением и двинулась следом.
Он носился от одного бутылька к другому, смешивал, взбалтывал, удерживал на горелках, сверялся с кривыми записями на полях разваливающихся от старости книг и, кажется, совершенно не замечал замершую посреди комнаты девушку.
Если кабинеты алхимиков-неудачников выглядят так, то Пижма ничегошеньки не понимала в этой жизни. Нет, комнату не украшала лепнина или золотые завитки, но в ней теснились груды фолиантов, пучков трав, порошков и камешков неизвестного, но определённо драгоценного происхождения. В углу валялась россыпь алых осколков неровной формы, от которых лужей растекалось застывшее золото.
— А-а-а, — слабо протянула девушка.
Лео проследил за её взглядом и равнодушно мотнул головой:
— А, это философские камни. Их в Лимбе как грязи. Бери на память, если хочешь. Только осторожно, не хватай голыми руками, вон тряпкой подцепи, а то потом замучаешься пальцы отскребать.
Цветные жидкости шипели, вязкими каплями перекатываясь по тонким трубкам, петляющим по стенам и потолку, стекали на пронумерованные блюдца, издавая едкий запах.
— Что? — Леонард заметил, что Пижма не торопится ни бросаться за осколком невиданной для её мира драгоценности, ни приходить в себя.
— Да у тебя же здесь… как в сказке! — благоговейно прошептала она.
Дракон зарделся. Какой мужчина не любит, когда хвалят его любимое дело. Но сознался:
— Нету тут никакой сказки. Даже близко нет. Когда-то была, но не стало. Много-много лет назад мужчины в моём роду умели превращаться в драконов, но…
— Измельчали? — нервно пошутила агент.
— Ты не представляешь, насколько права, — Леонард осторожно раскрыл мешочек с сегодняшней работой, бережно щипчиками вытащил одного светлячка и с вытянутой руки добавил в заполненную по капле колбу. Жидкость сразу вспенилась и выбросила клуб едкого дыма. — Измельчали, именно так. Теоретически, в нашей… в моей крови всё ещё содержится доля той магии. Но как её активировать, не знает никто из совета магов, ни один философ, монах или учёный. Поэтому ответ я решил найти сам, раз уж больше ни на что не годен.
Мужчина подозрительно осмотрел продолжающую бурлить жидкость, взболтал, тяжело вздохнул и, поплевав через плечо, рискнул:
— Правда не всегда опыты удачные. Ну, твоё здоровье!
Закашлявшись, Пижма бросилась к стене. Кажется, Лео растаял, расплавился, то ли изнутри, то ли снаружи. Вот уж не так она планировала выполнить задание нанимателей. И вроде не виновата ни в чём, а всё равно как-то мерзко…
Вот только Леонард не собирался покидать бренный мир так легко. Раздался рык, который не мог принадлежать собаке, волку или тигру. Горелки отбросили на стену крылатую тень. Впервые Пижма поняла, что, кажется, дракон — это не шутка. Она подняла голову и… захохотала.
— Ну давай, смейся, — обиделся дракон, выгибая длинную изящную, почти лебяжью шею.
— Прости-и-и-и! — стонала она, не в силах замолчать. — Экология, да? Стрессы?
Дракон сердито зашипел, приподнимая чешуйки за щеками:
— Не вижу ничего забавного! Я получился правильной формы, а это уже прогресс!
— Прогресс, конечно, прогресс! И вообще, у мужчин такое случается, не расстраивайся!
— Ты просто не видела, с чего я начинал. Результат нужно сравнивать с собственными вчерашними достижениями, — с достоинством облизался раздвоенным языком дракон.
— А то! — с готовностью согласилась Пижма. — Сейчас мы передохнём, перекусим и обязательно попробуем ещё раз!
— Почему мне кажется, что ты надо мной издеваешься? Ты уверена, что стоит злить Дракона? — ящер склонил голову, выдыхая копоть, и двинулся к девушке. Огромная тень на стене уменьшалась обратно пропорционально разделяющему их расстоянию.
Пижма облизала пересохшие губы, улыбнулась, показав щербинку между зубами, щепотью, как кошку, подхватила дракона за загривок и усадила на сгиб локтя. Крохотный дракоша, хоть и оказался тяжеловатым, поместился идеально:
— А тебе не кажется, — она почесала чешуйки под подбородком самого опасного монстра Лимба. Монстр обиженно пыхнул дымом, но почесушки оценил, поэтому выворачиваться не стал, да так и уснул.
Глава 4. Про тяжёлый кулак и лёгкую руку
До утра дракончик пробыл дракончиком. А потом действие зелья кончилось, чешуйки втянулись, тело удлинилось, и проснулась Пижма уже в объятиях Леонарда, а не его звериной ипостаси. Признаться, хвостатая версия девушке нравилась больше: после ночной прогулки и купания в холодной болотной грязи живая грелка пришлась как нельзя кстати, но не ругаться же теперь за то, что человек посмел вернуться в своё естественное состояние.
Мужчина потянулся, едва не свалив телохранителя с узкой софы, сладко причмокнул губами и с довольными видом прижался щекой к её груди. Пижма слегка опешила: подобную беспардонность следовало бы наказать, но… но он дрыгает ножкой во сне и сопит! Разве у неё поднимется рука на такое милашество? Доказывая самой себе, что поднимется, да ещё как, она щёлкнула наглеца по носу. Легонько, но ощутимо. Дракон хрюкнул и проснулся.
— Доброе утро! — невозмутимо поприветствовал он. Пижма промолчала, выразительным движением бровей показывая, что, раз уж она проснулась в объятиях голого полузнакомого мужчины, то он хотя бы должен накормить её завтраком. Леонард, кажется, подумал о том же: — Есть хочешь?
Девушка укоризненно развела руками и поджала губы: а сам не видишь?
— Даже если это будет хорошо промаринованная девственница? — уточнил дракон, прыгая на одной ножке, чтобы второй попасть в штанину.
— Промаринованная, прожаренная, пропаренная… Не заставляй меня истекать слюной, приятель!
Лео замаскировал хихикание звоном посуды, правда, с каждой минутой звон становился всё более растерянным.
— Пижма, мне слегка неловко…
— Если ты скажешь, что оставишь меня без еды, я начну всерьёз задумываться об экзотической кухне и драконятине, — пригрозила жертва вынужденной диеты.
Леонард безропотно замер:
— Тогда не скажу.
— Но сути дела это не меняет?
Лео замотал головой так радостно и так насмешливо сверкая глазами, словно выкинул лучшую шутку недели.
— Чего лыбишься? Как будто сам не голодный.
— Голодный, ещё какой! — подтвердил он. — Но это значит, что нам придётся спуститься в село.
— И что же тут такого хорошего? Эти ребята вчера тебя на фарш собирались перекрутить. Думаешь, сегодня они подобрели?
Дракон, уже наполовину скрывшийся в сундуке со всякими ненужными мелочами, беззаботно отозвался:
— Они не знают, что я человек, так что закупаться на ярмарках учёному аскету никто не мешает, — в доказательство собственной аскетичности Лео достал новенькие начищенные сапоги и туго набитый кошелёк. Пижма из интереса сунула нос в лимбовскую валюту: что в ходу в стране, считающей золото грязью? Однако шарики, похожие на угольки, восторга не вызвали.
— Это считается много? — указала она на тоненько звенящий мешочек.
Лео отсыпал в поясную суму горсть, остальное убрал на место и сдержанно кивнул:
— Достаточно, чтобы перекусить, закупить продукты и заглянуть в ещё одно местечко.
— Не люблю тайны, — Пижма с трудом натянула предложенные кожаные штаны и с куда большим удовольствием нырнула в широкую горчичного цвета рубашку, также обитавшие в ларе.
— Никаких тайн. Просто я не могу позволить прекрасной леди щеголять в старой мужской одежде. Купим тебе новое платье. И туфли, — добавил он, виновато подавая пережившую все невзгоды обувь.
— А шоппинг люблю ещё меньше! — признаваться, что, не получив утреннюю порцию кофеина, она ненавидит вообще всё, девушка постыдилась, поэтому, чтобы не показаться ханжой, в долину спускалась безропотно и, если и ругаясь, то сквозь зубы и безадресно.
Вчера её доставили сюда с противоположной стороны холма, видимо, чтобы хитрый дракон не заподозрил неладное, так что Пижма, всегда далёкая от красот природы и считающая неотъемлемыми составляющими отличного отдыха интернет и пиво, невольно залюбовалась.
Деревенька выделялась яичным желтком в ямке подготовленной для теста муки: маленькие домики, норовящие перещеголять друг друга цветастыми боками, теснились в серёдке утопленной в верхушку горы поляны; во все стороны разбегались ленты разноразмерных тропинок и казалось, что одна или две вот-вот прорежут каменную стену, и тогда не сдерживаемые холодным камнем краски, перемешавшись, хлынут наружу, затапливая и расписывая серый мир.
— До чего же тоскливо тут, наверное, живётся, — фыркнула Пижма, загоняя кольнувшую в сердце зависть поглубже. — Делать нечего, пойти некуда. Тоже мне, идиллия!
— А мне нравится. Так у них спокойно, так светло. Вдали от городов люди умеют оставаться счастливыми, ещё помнят, каково это, — честно ответил Леонард. Нет, он вопиюще неправильно себя ведёт! Разве имеет права мужчина, да вообще кто-либо, делиться чувствами? Хвалить что-то, вставать на защиту вместо того, чтобы бросить едкое замечание?
— Угу, только они тебя прибить хотели. Развлечения ради.
— Они не со зла, честное слово! Это всё пропаганда. Магических существ всегда побаивались, вот и записали дракона в злодеи, не разбираясь, что к чему.
— И ты их ещё защищаешь?! — вот сейчас он начнёт отпираться и доказывать, что люди, конечно, идиоты, но он выше их глупости.
— Да, защищаю.
— Почему?!
— Потому что они мне нравятся. И потому что мне есть, с чем сравнивать. Поверь, эти люди — хорошие. Ну, практически все, — Лео злобненько потёр ладошки друг об друга и агент удовлетворённо хмыкнула: нельзя совершенно бескорыстно любить людей. Люди — сволочи. Это всем известно. А Лео просто притворяется, чтобы не показаться циником новой знакомой. Но Пижма-то знает, с какой лёгкостью торгуют человеческими жизнями те, у кого появляется такая возможность.
Назвать ярмаркой ежеутреннее скопление торговок у главных ворот деревеньки (крест-накрест сбитые у самой широкой тропки доски при полном отсутствии забора) не повернулся бы язык даже у подхалимов, обладающих, как известно, поистине поэтической фантазией. Тётки просто собирались на рассвете почесать языки, но, дабы не прослыть бездельницами, прихватывали с собой на обмен огородные дары да всякую ненужную мелочь: керамику, вышивку, резные ложки, неугомонных детей, которые дома до возвращения матери успеют всё разнести. Последние, зевая, со страдальческим видом держались за материнские юбки или сидели на земле, опираясь о чьи-нибудь ноги. Безобразничать в такую рань не хотелось ни одному хулигану.