— Ну прям? — не поверила Катька.
— Ах так? — сказал я упрямо. — Сейчас проверим.
Я снял эмоушер со своего запястья и нацепил на тонкое Катькино. На всякий случай перезагрузил софтину. Катькина эмоциональность располагалась на двух делениях, как у меня.
— Наблюдаем, — с намеком сказал я и стянул с себя джинсы.
Язычок пламени задрожал, но остался на прежней отметке. Впрочем, Катька смотрела не на мои семейные трусы, а в айфон.
— Повернись ко мне, — приказал я.
Катька с улыбкой повернулась. Язычок пламени не удлинился ни на одно деление.
— Ап-ле! — крикнул я, спуская трусы до колен и впиваясь взором в айфон.
Язычок пламени поднялся всего на одно деление, но не более.
Катька зашлась от смеха.
— Ну что, — спросила меня, отсмеявшись. — Убедился, насколько ты можешь управлять женщинами? Это мы можем вами управлять, а не вы.
Я схватил ее и, в отместку, повалил на диван.
— Сейчас проверим, на что ты реагируешь! — зарычал я.
Я, через полтора часа
Расслабленные, мы лежали на простыне.
— Тебе все-таки присуща эмоциональность, — заметил я опустошенно.
— Нужно знать, куда нажимать, — согласилась Катька, разглядывая эмоушер на своем запястье.
Браслет был немного великоват — впрочем, размер можно было отрегулировать.
Катька взяла мой айфон и принялась за дополнительное обследование. Пощупала себя за мочки ушей, за соски, дотронулась до клитора, затем ухватила меня за член. При этом все время глазела в айфон.
— Каковы результаты? — поинтересовался я.
— Все верно, — вздохнула подружка. — Только в самой себе сложно разобраться, а здесь наглядно, в числовом выражении.
— В графическом, — поправил я.
— Да, в графическом. Слушай, а ведь с помощью этой штуки можно определять, кто тебя больше возбуждает!
— Хм. А действительно.
Катька принялась развивать мысль о том, как с помощью эмоушера составлять супружеские пары. Ее мысли были направлены только в эту сторону: женщина, что сказать.
— Строим девочек и мальчиков в ряд, — говорила между тем Катька, — обнаженных разумеется. У каждого на руке эмоушер. Ряды начинают двигаться в противоположных направлениях. Показания эмоушеров фиксируются, по окончании тестирования сравниваются. Наиболее высокий суммарный показатель означает будущую идеальную супружескую пару.
— Не выйдет, — предположил я кисло.
— Почему?
— Во-первых, этот метод годиться только для деревни.
— Это почему же?
— Потому что в деревне число мальчиков и девочек, приблизительно подходящих по возрасту, ограничено. А представь, сколько их в городе. Какие встречные цепочки голых девочек и мальчиков должны выстроиться, чтобы сравнить каждого с каждым.
— Да, — призналась Катька. — Об этом я не подумала.
— Во-вторых, суммарный показатель не является идеальным. Представь, что мальчик до гроба любит девочку, за десятерых, а девочка мальчика не любит. А суммарный-то показатель наибольший! Каково будет этой девочке? Или мальчику, если ситуация обратная?
— Ты прав, — прошептала Катька, и ее правая рука скользнула на мое бедро.
«Сейчас брякнет что-нибудь про идеальную супружескую пару», — подумал я тоскливо.
«Жди», — согласился внутренний голос.
Но Катька спросила, показывая на айфон, который на держала в левой руке:
— Слушай, а что это за стрелка?
— Не работающая? — уточнил я. — Неизвестно. Консультант в салоне сказал, приблудная фича.
— Почему не работающая?
Я забрал у Катьки айфон и взглянул. Стрелка работала: перечеркивающий ее крестик исчез, и цвет стрелки изменился с тусклого на яркий. При этом стрелка указывала вбок и вниз: невозможное для обычного указателя изображение. Надо будет погуглить, что это за стрелка, все-таки.
Мы встали с дивана. Я принялся одеваться, а Катька убежала в ванную. Перед этим я отобрал у нее эмоушер, чтобы залила водой.
Глянув на экран айфона, я обнаружил, что язычки пламени отсутствуют. Ничего удивительного в этом не было, ведь эмоушер находился не на моем запястье, а в кармане. Удивительным мне показалось другое: стрелка стала указывать другое направление. Направление изменилось градусов на девяносто.
«Направление может меняться? — удивился я. — Может это полюс какой-нибудь, типа магнитного?»
Внутренний голос помалкивал. Он вечно отмалчивается в трудных ситуациях: например, когда у меня проблемы в личной жизни или вызывают на ковер к начальству.
Ладно. Может стрелка менять направление, так может. С айфоном в руке, я сделал несколько шагов за джинсами, висящими на стуле, и тут стрелка — буквально на моих глазах — снова изменила направление. Шагнул задом, и стрелка указала на прежнее направление, как будто магнитный полюс находился в метре от айфона — там, где стоял круглый обеденный стол. Не веря своим глазам, я обошел обеденный стол вокруг. Стрелка указывала строго на центр обеденного стола и немного ниже!
«Вот видишь, — сообщил проснувшийся внутренний голос. — Загадка разгадана. Магнитный полюс находится под твоим обеденным столом.»
«Сам вижу», — обрадовался я.
Так и не надев джинсы, присел на край разобранного дивана в размышлении.
Неожиданно стрелка на айфоне засветилась ярче. И в то же мгновение я увидел нечто, заставившее меня замереть от удивления и неожиданности. Под обеденным столом творилось нечто невообразимое. Пространство под столом затрепетало и исказилось, затем полезло клочьями. «Клочьями» — немного не то определение. Впечатление было такое, будто пространство — объемное, трехмерное, нормальное такое пространство — нарисовано на тонком полиэтилене. И вот теперь кто-то обдирает этот полиэтилен клочьями. Или, еще точнее, полиэтилен нагревается, и все нарисованное на нем пространство: сервант, расположенный за столом; свешивающаяся со стола скатерть; ножки стульев — все это искажается под воздействием жара. Затем полиэтилен расползается, вместе с ним расползается само пространство.
Все это продолжалось одно мгновение. Затем полиэтилен с нарисованным на нем пространством начал на глазах восстанавливаться, как будто пленку пустили в обратном направлении. Через секунду под столом не было ничего необычного.
Я взглянул на айфон: стрелка потускнела. При этом упорно показывала под обеденный стол, как будто в этом имелся хоть какой-то смысл.
Когда сияющая свежестью Катька вернулась из ванной, я сидел на диване в майке, но без штанов, и выпученными глазами смотрел под стол. Мой внутренний голос смотрел туда же и тоже не мог вымолвить ни слова.
— Что, пыльно? — спросила Катька, — В следующий раз под столом уберусь, если настроение будет. Сам мог протереть мокрой тряпкой. Это несложно.
Кргыы-Уун, вне времени и пространства
Кргыы-Уун вплыл в научную лабораторию. Что-то было не так — он это сразу ощутил и кинулся к приборам. Рабочие графики — со всей присущей математическим выкладкам убедительностью — показывали: в опытном образце происходят необратимые изменения.
Впав в панику, Кргыы-Уун промодулировал трагическим шепотом:
— Полный швахомбрий! За утерю опытного образца нет пощады.
После этого Кргыы-Уун перекрутил свои ложноножки до предела, желая таким образом облегчить будущие мучения. На его счастье, в лабораторию вплыл Бриик-Боо, коллега и научный руководитель.
— Что случилось, Кргыы-Уун? — промодулировал Бриик-Боо.
— Полный швахомбрий! Полный швахомбрий! — истерично промодулировал Кргыы-Уун. — Опытный образец практически утерян!
— Перестань паниковать, и скажи, что случилось.
— Самое страшное, что могло случиться: время протекает. Ты же знаешь, Бриик-Боо…
— Разумеется, знаю, — промодулировал в ответ научный руководитель. — Время в опытном образце течет последовательно, в заданном нами темпе. Если различные времена начинают соприкасаться между собой без учета заданного темпа, например вследствие протечки, опытный образец можно относить на чермаунт…
— Полный швахомбрий! — подтвердил Кргыы-Уун.
— Так в чем же дело? — продолжал Бриик-Боо. — Давай устраним протечку, тем самым решим возникшую проблему.
— Ты погляди на приборы! Протечка на микроуровне. Мы не сможем залатать время отсюда!
— Н-да, — вынужден был согласиться с ним Бриик-Боо. — Отсюда не сможем.
— Микромир! Протечка времени! Полный швахомбрий! — не унимался Кргыы-Уун. — Мы пострадаем! Нам обоим швахомбрий!
Иногда его модуляции достигали такой силы, что заставляли Бриик-Боо затыкать ложноножками звуковые рецепторы. И все-таки опытный инопланетный ученый нашел выход из трудного положения.
— Прекрати свои модуляции, они мне надоели, — сообщил он Кргыы-Ууну. — Ты прав в том, что, если мы потеряем опытный образец, нам обоим полный швахомбрий.
Услышав такое, Кргыы-Уун принялся откусывать себе очередную ложноножку, но был остановлен научным руководителем.
— Однако, — продолжил свою мысль Бриик-Боо, — имеется способ починить протечку времени в опытном образце. Действительно, мы не может залатать дырку по времени…
— Там много, много микродырок, — предупреждающе заверещал Кргыы-Уун.
— Действительно, — поправился Бриик-Боо, — мы не может залатать микродырки во времени своими силами, но можем воздействовать на микроуровень с тем, чтобы он сам устранил повреждения во времени. Тебе же известно, что на микроуровне действуют так называемые живые реагенты, иначе говоря разумные частицы…
— Известно, — перебил руководителя Кргыы-Уун. — Микромир состоит из разумных и неразумных частиц, это я еще в коконе изучал.
— Видишь, тебе это известно, — продолжал Бриик-Боо, — Очевидно, что починить опытный образец могут только разумные частицы — под нашим непосредственным наблюдением, разумеется. Это и есть наш с тобой шанс избежать полного швахомбрия.
— Каким способом наблюдать за разумными частицами, скажи мне? — отчаянными модуляциями вопросил своего научного руководителя Кргыы-Уун. — Это же микромир! Мы знаем о микромире слишком мало! Чтобы наблюдать за разумными частицами, придется самому первертироваться в разумную частицу. Но разумные частицы слишком нестабильны и слишком мало изучены.
— Ты предпочитаешь полный швахомбрий, я правильно тебя понимаю? — вопросил Бриик-Боо у своего подчиненного.
— О нет, только не это!
В ужасе, восемь из десяти ложноножек Кргыы-Ууна перекрутились у основания.
— Тогда поступим следующим образом. Во избежание полного швахомбрия, первертируемся в разумные частицы. Ненадолго, потому что достаточной стабильности нам не достичь. Первертировавшись, попытаемся подобрать подходящего реагента, то есть какую-нибудь разумную частицу, и отправить на поиск протечки времени. А сами первертируемся обратно в макромир. Дадим избранному нами реагенту малый первертор, чтобы реагент вызывал нас при необходимости. Тем самым сможем наблюдать за действиями реагента и по необходимости с ним корректировать.
— Великолепная мысль, руководитель, — замодулировал Кргыы-Уун, на этот раз даже не вспомнив о швахомбрии. — Мне остается непонятным только один вопрос. Каким образом мы подберем подходящего реагента? То есть каким образом мы его в микромире отыщем?
— Возьмем живого реагента из микродырки во времени, — объявил Бриик-Боо.
— Гениально! — взмодулировал Кргыы-Уун, возвращая свои ложноножки из перекрученного состояния в обычное.
— В таком случае пора действовать, — заметил Бриик-Боо. — Первым делом попробуй скачать с микромира все информационные волны, до которых только дотянешься. Обработай информацию и запиши. Общаться с реагентом, после первертирования, нам придется на основании этих данных. Затем подготовь для работы оба первертора, большой и малый. И самое главное, постарайся, чтобы в институте никто не пронюхал о том, что в опытном образце времена начали смешиваться. Если узнают о происходящих в опытном образце изменениях, нам с тобой действительно наступит полный швахомбрий. Ты понял меня, Кргыы-Уун?
Кргыы-Уун не ответил: шестью ложноножками он уже скачивал с микромира информационные волны, а оставшимися четырьмя настраивал перверторы.
Глава 2
Я, через два дня
Виденное под обеденным столом не изгладилось из моей памяти. Что это было, в самом деле? Галлюцинация? Но какая-то до жути реальная, хотя фантасмагорическое. Пространство как будто линяло. Старая шерсть слезала клочьями, а сквозь нее проступала новая, молодая. Потом случилось нечто противоположное, и время двинулось вспять: молодая шерсть ушла под кожу, которая в мгновение ока заросла выцветшей старой шерстью.
«Как думаешь, что это было?» — спросил я у внутреннего голоса.
Тот молчал.
«Не стесняйся, выходи, — подбодрил я. — Ты видел это вместе со мной. Или нет?»
«Ну видел», — с неохотой признался внутренний голос.
«Что скажешь?»
«Обеденный стол нужно обходить стороной. Гиблое место.»
Вообще-то, внутренний голос прав. В течение двух прошедших дней я так и поступал: старался к обеденному столу не приближаться. Обедал на кухне, а с ноутбуком валялся на диване.
«Но что это такое?»
«Полтергейст.»
Кстати, да: вполне рациональное объяснение случившемуся. Самый банальный и заурядный полтергейст.
Получив логичное объяснение, я почувствовал облегчение.
«Однако, с полтергейстом бороться надо, — тут же подумалось мне. — Выводить как-то. Святой водой, кажется. Может, в церковь сходить и закупиться святой водой? Не знаешь, почем святая вода, внутренний голос? И сколько нужно святой воды для борьбы с квартирным полтергейстом?»
«Черт ее знает, почем и сколько, — признался внутренний голос. — Мы с тобой никогда не брали святой воды.»
«И то правда», — сообразил я.
«Можно нанять специалиста.»
«О фирмах таких не слыхал. А с частными мастерами связываться… Ну не знаю.»
«Приспичит — свяжешься.»
«Может, перекрестить достаточно?» — осведомился я с робкой надеждой.
«Попробуй».
Я перекрестил пространство под столом. Достал айфон и запустил софтину, не надевая эмоушера. Тусклая стрелка настойчиво указывала под стол.
«Не помогает?» — съехидничал внутренний голос.
«А сам не видишь?»
Собственно, ничего и не случится, возможно. Пространство под обеденным столом кочевряжилось только однажды. С того дня — а двое суток прошло — никаких особенных изменений я не заметил. С другой стороны, большую часть времени я пребывал на работе, поэтому облезание подстольного пространства могло происходить в мое отсутствие, хоть каждые десять минут. Но к полночи, когда я возвращался домой после тренировок, ничего необычного не происходило.
«Не боись, произойдет еще!» — подбодрил меня внутренний голос.
«Дурак! Я ведь не с тобой разговаривал, а просто думал.»
«Ты прямо как не родной, — заметил внутренний голос с обидой. — Я объясняю, что-то случится. У меня предчувствие.»
«Не каркай тут!» — крикнул я, хотя мысленно, но достаточно громко.
«Не каркай, не каркай! — насупился внутренний голос. — Я не каркаю, а предвижу, причем безошибочно. Вон, гляди, начинается…»
Я бросил взгляд под стол и увидел, что действительно начинается. Как в прошлый раз, пространство трепетало и искажалось — мне показалось, что гораздо сильнее. Я отскочил к стенке, подальше от сумасшедшего стола, и принялся наблюдать, на пару с внутренним голосом.
Айфон пипикнул. Стрелка на его экране, по-прежнему направленная под стол, выглядела теперь зловеще. Цвет стрелки вместо тусклого сделался ярко-зеленым.
А под столом происходило… Собственно, то же, что два дня назад. На этот раз запущенные процессы оказались гораздо более мощными и вспять не пошли. После того, как полиэтилен пространства был окончательно ободран, и сквозь него проросло нечто новое, невиданное, из-под стола протянулся световой луч. Это был точно световой луч — во всяком случае, я видел сквозь него обстановку своей квартиры. При этом световой луч был гибким и толстым. Он выбрался из-под стола, обогнул стулья, причем в одном случае раздвоился, затем заново слился. После этого световой луч выглянул из окна моей квартиры. Видимо, ему там понравилось, потому что на этом положение стабилизировалось. Осталось проломленное, обвисшее клочьями пространство под обеденным столом, откуда в окно — прямо сквозь стекло — бил гибкий желтый луч умеренной яркости.