— Не хочу чай, — качнула головой Мария, стягивая дубленку. — У тебя есть что-нибудь успокоительное?
— О, это у меня всегда в запасе, тем более, праздник на носу. Так что, затарилась по полной программе! Вот тапки, шагай на кухню, а я сейчас.
Механически передвигая ноги, Маша вошла в уютную кухоньку, без сил опустилась на табуретку.
Осознание произошедшего накрыло с новой силой. Похоже, до этого она держалась на одном упрямстве, и как только добралась до надежного места и человека, перед которым ей не надо притворяться, из неё, как будто, выкачали весь воздух.
— Так, мать, чего раскисла? — Марина пошебуршила на полке, достала стопку, плеснула в неё жидкость и поставила перед сестрой. — Ну-ка, одним глотком!
— Марин, я же не пью! — попробовала отказаться Маша.
— А я пить и не предлагаю. Ты же просила успокоительное? Вот оно. И не морщись, знаю, горькое, но когда это лекарство сладким было? Давай, одним махом.
Наверное, в голове у неё, и правда, что-то повредилось, иначе как объяснить, что она, как под гипнозом, взяла стопку и опрокинула в себя, сразу закашлявшись и замахав руками.
— Вот и молодец! — резюмировала Марина, всовывая ей в руку стакан с соком. — Запей. Ну, как?
Когда прошел кашель, Маша почувствовала, что по телу разливается тепло, а сжатая пружина, засевшая в груди и не дававшая дышать, исчезла.
И её прорвало.
Она расплакалась, уткнувшись в свои ладони — беззвучно, и от этого еще более пронзительно.
Текущие потоком слёзы просачивались сквозь пальцы, мгновенно намочив кофту, стекали ниже, тяжелыми каплями обиды и горя, падали на гладкую поверхность стола. Казалось, этот поток не остановить, но постепенно всхлипы стали реже, и тогда Марина, до этого, молча, смотревшая на сестру, встала и обняла Машину голову, прижав к себе.
— Тише, родненькая! Всё прошло. Будет убиваться!
— Марина, Дима подал… на развод, — прорыдала Маша. — Он… фактически выгнал меня из дома… Я не понимаю… Почему…. За что…
— Тише, Машенька, тише! Не плачь, голова болеть будет, — уговаривала ее Марина. — Развод — и ладно. Переживём. Подумаешь, прынц нашелся. Баба замешена, да?
Маша кивнула.
— Ну, кто бы сомневался! Маш, да подними ты голову. Было бы из-за чего так убиваться?
— Марин, я же люблю его. Как же так, Марина? Почему? Где я ошиблась? Как он мог? — Маша обняла себя руками и начала раскачиваться, потихоньку скатываясь в обыкновенную истерику. — Я же думала, что у нас семья, что он — самый мой родной. Моя защита, мой тыл. Старалась, чтобы дома ему было уютно и удобно. Всё для него…
— Так, Мария, пей! — близнец первой стопки втиснулся в правую руку, в левую Марина всунула стакан с соком.
Не имея сил сопротивляться, где-то на краю сознания удивляясь сама себе, Маша опрокинула напиток и уже сама запила из стакана.
— Действительно, успокаивающее, — несколько заторможено проговорила она через пару минут.
— А то! Народное средство! — Марина пододвинула второй табурет и села. — Рассказывай.
— У Димы есть другая женщина, у них дочке полтора года. Он решил развестись со мной, потому что я… пустоцве-е-ет…
Высохшие было слёзы, снова горохом покатились из глаз.
Больно! Как же больно!!!
Ребёнок. Девочка. Маленькая принцесса с мягкими волосиками, нежной улыбкой.
Она так ждала малыша, так надеялась, молила и верила! Но бог почему-то обделил её, не дал счастье. А напоследок, отнял и то, что было — любимого мужчину.
Как она проглядела, как не заметила, что у него есть другая? Она же всегда сама стирала и гладила его вещи, но ни чужих волос, ни чужого запаха никогда не было. Да, Дима часто задерживался, а еще ездил в командировки, на совещания и всё такое, но ей в голову не приходило проверять его или сомневаться. Как только он пошел по карьерной лестнице, поездки и ненормированный рабочий день стали обычными. Но все выходные и праздники, если он не уехал в командировку, Дима проводил дома. С ней. Может быть, он уже не был так горяч и ненасытен, как в первые годы брака, но редко кто сохраняет юношеский пыл в течение всей жизни. Тем не менее, секс у них был регулярный и частый, и оба получали от него удовольствие. Как с таким графиком работы и активной половой жизнью с женой, он успевал встречаться и с другой женщиной?
— Какой же ты пустоцвет? Откуда ты взяла эту ерунду? Врачи же тебя всю проверили, как космонавта под микроскопом изучили — ты абсолютно здорова! Так что, выкинь из головы ерунду, чтобы я от тебя этого больше не слышала, — сестра пристукнула ладонью по столешнице. — Может, это твой Дмитрий виноват, он же не захотел проверяться?!
— У него есть полуторагодовалая дочь, — вяло напомнила Маша. — Поэтому он и отказался от проверки.
— Ну, я, конечно, свечку не держала, но насколько этот ребенок — его, не знаю. Это женщина уверена, что она носила и родила, а мужики сплошь и рядом чужих воспитывают, считая за своих.
— Это ты меня так утешаешь?
— Нет, взываю к твоему разуму. Ну, чего ты расклеилась? Понимаю, больно и обидно, но посмотри с другой стороны. Ты — молодая, красивая, здоровая женщина. Хорошо, что Дмитрий открыл свою суть сейчас, а не через двадцать лет, когда полжизни за плечами. Считай, что судьба даёт тебе второй шанс на счастье, семью и детей.
— Да кому я нужна? У меня ничего за душой нет, потом — вдруг, я, всё-таки, бесплодная? Дима сказал, что разводится из-за этого.
— У тебя душа есть, это важнее, чем деньги. Деньги можно нажить, заработать, украсть, наконец. А душа или есть, или нет, не найдешь, не купишь, не пересадишь. И хорошо, что у вас детей не случилось, раз Сомов такая скотина. Ребенок — только предлог. Это ты о малыше мечтала, а Диму твоего, по-моему, все и так устраивало. Раз он, по сути своей, предатель — смог же не один год путаться с другой? — значит, и ребенок ему помехой не стал бы. А насчет — «у меня ничего нет» — при разводе тебе полагается половина имущества, нажитого в браке.
— Дима сказал, чтобы ни на что не рассчитывала, потому что сидела на его шее, и всё, что у нас есть, заработал он один, — криво улыбнулась Маша. — Утром его шофер должен был увезти меня в жильё, которое он мне выделяет. Разрешил собрать свои вещи, пообещал одноразово выдать какую-то сумму — и на этом всё. Иными словами, я возвращаюсь, в то же состояние, в каком была на момент заключения брака.
— Хитрый какой! Допустим, ты последние года три — или больше? — не работала на чужого дядю. То есть, не приносила деньги домой, но ты вела дом! Я ж видела, как ты намывала и хлопотала, создавая Димочке привычный уют. Готовила любимые блюда, стирала, поддерживала, когда у мужа что-то на работе не ладилось. И давала ему по первому требованию! Чего краснеешь, я своя, мне можно такое говорить. Да если посчитать, сколько он за эти годы заплатил бы уборщице, прачке, повару, женщине по вызову и психотерапевту — он на тебе сэкономил внушительную сумму! И это не считая, что первые годы ты всё это совмещала с работой!
— Пустое, я не собираюсь у него ничего брать, — решительно ответила Маша. — Не хочу ничем быть ему обязанной, не хочу, чтобы у него был повод ещё что-то у меня отнять.
— Поэтому ты в облезлой дубленке и с тощими сумками?
— Да. Взяла, только самое необходимое и то, что покупала, когда ещё работала.
— Решать, конечно, тебе. Я бы ободрала твоего Сомова, как липку.
— Марин, как ты себе это представляешь? Денег у меня в обрез, на адвоката не хватит, учитывая, какие у них аппетиты и гонорары, а добровольно Сомов ничего не отдаст. Потом, видеть его я не хочу и не могу, а придется, если затевать судебный процесс. И даже представить боюсь, сколько он на меня дерьма выльет, отстаивая имущество. Не надо мне от него ничего, понимаешь? Ну и шансов что-то отсудить у меня кот наплакал. Как бы последнего не лишиться.
— А жить где будешь? К родителям вернешься?
— Нет, только не к ним. Мама начнет жалеть и опекать, папа воспитывать — не хочу. Сниму квартиру, найду работу. Не пропаду. Кстати, я им еще не рассказала, не проговорись, пожалуйста!
— Всё равно узнают, лучше уж от тебя, чем от Сомова.
— Конечно, узнают. Но я им путевки купила, в санаторий. Завтра уезжают, вернутся после Старого Нового Года. Тогда и расскажу.
— Тебе виднее, я бы сейчас рассказала.
— Испорчу им праздник.
— Ладно, как знаешь. Главное, чтобы Сомов до них вперед тебя не добрался. Он знает, к кому ты уехала?
— Нет. Он в кабинете заперся, а я вещи собрала, такси вызвала и… вот.
— Надеюсь, обнаружив утром, что ты исчезла, он не кинется тебя искать у родителей.
— Я думаю, он только порадуется, что я ушла сама, без претензий и истерик, — возразила Маша. — На развод он уже подал. Кстати, а твои где?
— Виталий на дачу уехал, прогреть дом, приготовить всё к заезду. Ты же знаешь, он в этом отношении у меня дотошный. А Веронику я ещё вчера к бабушке отвезла. На все каникулы, там же любимые подружки. Никак не привыкнет после переезда.
— Понятно, — кивнула Маша. — Я поживу у тебя, пока не найду квартиру? С праздником этим, две недели никто толком работать не будет, не уверена, что смогу сделать это быстро.
— Живи, конечно. Вероникина комната до девятого пустует, а вернется — в гостиной будешь спать. Давай, я, всё-таки, чайник поставлю. У меня лазанья есть, будешь?
— Я не голодна.
— Оно и видно — зеленая вся. Закусывать надо обязательно, водка на пустой желудок, конечно, лекарство, но могут быть побочные действия. Так что, шагай в ванную, умойся и назад, я как раз разогрею.
Через час Маше уже не казалось, что впереди только безысходность и отчаянье. Маринка права — руки-ноги-голова на месте, еще не старуха, она переживет.
Наверное.
Они просидели почти до часу, потом Марина спохватилась, что сестра клюёт носом, и увела Машу в комнату дочери.
— Утро вечера мудренее, сестрёнка! Спи! — и прикрыла дверь.
Измученная, слегка пьяная от водки и предательства мужа, Мария не сопротивлялась, отключившись, едва голова коснулась подушки.
Сама Марина еще долго не могла успокоиться.
Раньше они не особенно дружили, хотя их отцы частенько устраивали «слёт Лыткиных», привозя семейства в одно время к матери в посёлок.
Между ними восемь лет разницы, и пока Маша играла в казаки-разбойники, носясь по окрестностям с ватагой сверстников, Марина уже ловила заинтересованные взгляды парней.
Однако, с годами разница сгладилась, и уже не так бросалась в глаза. Постепенно двоюродные сёстры начали больше общаться. Особенно близки они стали после неудачных попыток Маши забеременеть, когда она обратилась в Центр матери и ребенка, где работала Марина.
И вот теперь младшая сестра приползла, как раненный зверёк приползает в единственное ему известное надежное место — зализывать раны.
Сомов Марине никогда не нравился, и она не могла объяснить — почему. Всегда вежливый, всегда безукоризненно выглядящий. Но веяло от него чем-то… Марина не знала, как охарактеризовать свои ощущения.
Вроде, ведёт себя безупречно, Машка с него любящих глаз не сводит, сестра явно счастлива, а не лежит душа, хоть тресни!
И вот, пожалуйста — сюрприз!
Это, как надо играть, чтобы родная жена не заподозрила наличие любовницы? Какой любовницы — считай, второй семьи?
Узнать бы, кто эта недалёкая женщина, она не Машка, она бы ей прическу проредила бы! Понятно, что Сомов — козёл обыкновенный, но не захотела бы та женщина связываться с женатым, измены не случилось бы.
Марина сжала кулаки, вспомнив безжизненное лицо сестры.
Ну, Сомов… Что б тебе по тому же месту, да с проворотом!
Утром обе встали невыспавшиеся и разбитые, но контрастный душ и кофе вернули в жизнь краски.
Марина, наскоро позавтракав, стала собираться на дачу.
— Маш, я что думаю — зачем тебе сидеть тут? Поехали с нами, на дачу, а? Там только свои — мы с Виталиком, Васильевы, Окуневы и Левитины. Баньку истопим по традиции «Иронии судьбы», шашлыков нажарим, девчонки салатов наготовят, напекут всего. Наедимся от пуза, песен наоремся, салют попускаем. Там сейчас хорошо — тихо, чисто, а снегу навалило! Ты же любила на лыжах в детстве? Вот, можно будет первого или второго, как протрезвеем, сходить. Или на речку — на коньках? Куда там городу! Поехали?
— Нет, Марина, что я там, среди семейных, одна делать буду? — покачала головой Мария. — Да и не до веселья мне, честное слово! Испорчу вам праздник. Потом, мне надо жильё искать, узнать, сколько у меня денег на счету, купить себе кое-что из самого необходимого. Нет, Марина, не поеду, не зови! Я тебе очень благодарна, но будет лучше, если я тут останусь.
— Жаль. Если передумаешь — мой номер у тебя есть, вызывай такси и к нам.
— Хорошо.
— Продуктов полно, хозяйничай. И, Машка — не вздумай себя жалеть! — Марина подняла палец и погрозила им. — Последнее дело — сидеть и нюни распускать! Выкинь из головы все вопросы — почему и за что? Тысячи людей расходятся, но новые семьи находят не все. Знаешь, почему? Потому что часть продолжает себя жалеть, разъедая душу слезами и воспоминаниями, не отпуская и не принимая, цепляясь за прошлое.
— Марин, ведь, кусок жизни. Большой и важный кусок, как сразу забыть?
— А ты постарайся! Прими, что прошлого не вернуть. Или, позови тебя Дима назад после всего, что он сделал и сказал — побежишь?
Маша вздрогнула и отрицательно мотнула головой.
— Правильно! Один раз предал — предаст и второй раз. Разбитую чашку можно склеить, только пить из неё уже не получится. Значит, перестаешь искать причины и жалеть себя. Смотри на это, как на урок. Больно, обидно? Да, но не смертельно. Погоревала вчера и хватит. А сегодня плечики расправила, головку выше и вперёд! Не склеивать старое, а строить новое.
— Я поняла.
— Маш, если что — я на связи. Ну, иди сюда, сестрёнка! — Марина обняла Машу. — Чуть не забыла — вот ключи. Запирай только на нижний замок, верхний у нас с прибабахами, иногда заедает. Всё, я уехала, а то Виталька там, на сухомятке, а у него же гастрит.
Оставшись одна, Маша машинально перемыла посуду, прибрала на кухне и перешла в зал. Действуя на автопилоте, протёрла пыль, поправила, где стул, где штору, разобрала свою сумку, пожалев, что собиралась, как не в себе.
Хотя, почему — как? Она и была не в себе, но, уехав из дома, поступила совершенно правильно. Нельзя было там оставаться, нельзя позволять Дмитрию единолично всё за неё решать.
Кстати, он же проснулся давно и обнаружил, что она уехала. Будет искать или махнет рукой?
Автобус у родителей вечером, бывший муж, вполне, может переполошить их, если приедет её искать.
Маша взяла в руки сотовый и задумалась — позвонить? А что она ему скажет?
При мысли, что придется говорить с Димой, горло опять перехватило, пришлось идти на кухню и вливать в него горячий чай. Помогло не очень, но глоток «народного успокоительного» выручил и на этот раз.
Выдохнув, Маша решила, что звонить бывшему не станет, а вот с мамой и отцом пообщается.
Телефон, как оказалось, разрядился. Когда Мария включила его, посыпались извещения о пропущенных звонках и смс.
Семь пропущенных звонков и два смс. Все — от Дмитрия, все сегодняшние — Мария посмотрела на время — с семи утра до девяти.
Дрожащими руками она открыла сообщения.
«Возьми трубку!»
«Мой адвокат вызовет тебя после праздников, но таким отношением право на выходное пособие ты уже потеряла».
Господи, где были её глаза? Почему она не замечала, с кем живёт?? Нет, родителям она позвонит попозже, когда немного успокоится, иначе, услышав, как она заикается, оба тут же бросятся выяснять, что случилось.
Вытерев предательские слёзы, Мария оделась и поспешила в банк — проверить счет и снять немного наличных денег.
Всё-таки, праздник!
Марина права — она не станет себя жалеть, она постарается встретить Новый Год достойно, а значит, ей нужно добрать ингредиентов для салатов, свиных ножек и мяса для холодца и горячего.
Да, как и положено, она наготовит, накроет на стол, в полночь откроет шампанское, проводит старый год и загадает желание.