— Я не хотел их смерти. Просто… я уже не хотел думать. В жизни… я слишком много обо всем думал.
— Это не такая уж и плохая черта, — заметил незнакомец.
— Но мне она мешала жить. Я бы хотел не размышлять, не разбивать каждый раз любое действие на тысячу теоретических вариантов, хотел… я сам не понимал, чего я хотел.
Нож умело скользил по мясу, все еще теплая кровь орошала темно-зеленую листву под ногами.
— Я просто хотел умереть, — измученно повторил Зигмунд.
— Я понял, — мужчина подбросил в костер несколько маленьких веточек.
— Если ты понимаешь, — с ноткой истерики в голосе произнес Зигмунд. — Если действительно понимаешь… то почему ты мне помешал? Зачем тебе это? Ради удовольствия?
— Я сказал, что понял твои намерения. Ты хотел умереть, я это видел своими глазами. Но я не говорил, что понимаю, что происходит у тебя в душе.
— Но зачем ты лезешь туда, где ни черта не понимаешь?! — вдруг прокричал Зигмунд.
Шелест лезвия вдруг прекратился, а незнакомец как будто начал ерзать на своем месте от неудобства. Зигмунд услышал еле уловимый вздох.
— Потому что я не такой, как ты. Я не умею рассуждать. Я просто… делаю. И мне это тоже мешает в жизни, но в какой-то момент я решил просто принять себя таким, какой я есть. Я не собираюсь извиняться перед тобой, это бесполезно.
— Бесполезно для кого? — недовольно спросил Зигмунд.
— Для всех. Для меня в первую очередь. Я сделал то, о чем меня просили. Я вернул долг. И я не знаю, что тебе еще сказать.
— Как у тебя все просто, — пробурчал Зигмунд. — Вот бы я так же умел отключать голову хотя бы на мгновение и резко переходить к делу, не задумываясь о грядущих последствиях.
— И зачем тебе это? — в голосе незнакомца неожиданно почувствовалось веселье. — Ведь ты меня сейчас обвиняешь в том, что я сделал, не думая об этих самых последствиях.
Зигмунд измученно закрыл глаза.
— Именно поэтому я и хотел умереть. В этом мире ни на что нет однозначного ответа.
— А он должен быть?
Мясо уже, видимо, водрузили над костром. По крайней мере, Зигмунд учуял его запах, а рот начал постепенно заполняться слюной.
— Что? Что должно быть? — тихо переспросил Зигмунд.
— Ответ.
— Знаешь, иногда его остро не хватает. Особенно когда надоедает болтаться между многочисленными жизненными выборами.
— Понятно, — примирительно сказал незнакомец.
— И что тебе понятно?
— На самом деле ничего.
Зигмунд застонал.
XXII
— Ваше величество, — начал Малькольм, низко поклонившись государю. — Мы нижайше просим вас о всевозможном содействии. Не откажите нам в беде, молим вас, ибо только на вас теперь уповаем, потеряв остальную надежду.
— Ишь заливает, — одобрительно хмыкнула Фрея.
Малькольм галантно ткнул ее в бок.
— И я вижу, о мой дорогой государь, что удача сегодня благоволит мне, ибо не вы один соблаговолили выслушать мой печальный рассказ, но и ваш сын, ваша родная кровь также присутствует здесь, в этом действительно великом месте!
Король Виллем не смог сдержать улыбки на своем немоложавом лице.
— А вы, уважаемый, простите за нескромность, явно не из наших краев?
— О, как проницателен ваш взор, ваше высокоблагородие! И как должен быть остер и велик ваш ум, ваша мудрость, о которых в народе говорят столь многое и только хорошее! Действительно, я, как и моя смиренная семья, — волшебник небрежно взмахнул рукой в сторону Фреи и Келена, — родом из далекой Нафалии, из королевства, что скрыто песками и туманами. Но осмелюсь уточнить, мой король, что мое иностранное происхождение не должно вводить вас в заблуждение, ибо давным-давно сия благородная земля приютила моего покойного (светлая ему память, ваше величество, светлая память!) отца, который нашел здесь сначала убежище от постоянных войн и распрей, которые до сих пор раздирают мою несчастную родину, а затем он обрел здесь Любовь, сила которой поистине не ведала границ, а итогом сего прекрасного союза стал я, который и по сей день чтит и уважает не только славные традиции моего народа, в которых воспитал меня мой любимый отец, но также любит до глубины души эту землю, это королевство, народ, который в ней проживает и трудится. Воистину, не найдете вы во всем королевстве человека, который был более предан и верен идеалам этой страны, чем я, ваше величество. Я ваш самый покорный слуга и ваш самый ярый поклонник!
Все это было сказано быстро, на одном дыхании и сопровождалось горячими жестами и цветистой артикуляцией. Келен несомненно бы похлопал столь пламенной речи, если бы не был занят тщательным осмотром помещения, а также находящихся в нем людей. Он старался вобрать в себя мельчайшие детали, которые могли им пригодиться — в первую очередь, конечно, степень вооруженности стражников, а также приблизительное расстояние до ближайших естественных укрытий.
Фрея же скучающим взором смотрела на аудитора, которая во время речи Малькольма не шевельнула и мускулом. Интересно, ей тоже скучно, спрашивала она себя. Стали бы они хорошими подругами? Какова она в постели? Может ли она любить? Если ей нежно подуть в ушко и напоить хорошим вином, то будет ли она пребывать в блаженном состоянии?
Нет, Фрея ни в коем случае не была лесбиянкой, но ее всегда интересовало — где кончается та черта профессионального у аудиторов и начинается человеческая слабость.
И оставались ли аудиторы по-прежнему людьми? Или вся их жизнь посвящена Долгу и работе на своего хозяина?
Король заметно оживился после слов Малькольма. Его лицо раскраснелось, а тело подалось вперед, как будто пытаясь вобрать в себя побольше лести, источаемой этим прекрасным господином.
— Замечательно! Это действительно заслуживает уважения, — радостно и громко сказал король. — Но вы так и не представились, мой дорогой.
Малькольм чуть не поморщился от подобной фамильярности по отношению к нему, но успел наступить своей гордости на горло. Теперь у него было на одну причину больше прикончить этого сукина сына. Никто не смеет обращаться к великому волшебнику "мой дорогой".
— Я и не смел, ваше высокоблагородие, ведь мое имя столь ничтожно и абсолютно неважно! Но если вы спрашиваете, то я с удовольствием представлюсь — меня зовут Фазир, а это моя жена Матильда и мой сын Пепен. Обычаи моего народа требуют присутствия моих близких соплеменников во время обсуждения необычайно важных дел, но если вы прикажете, то я мигом отошлю их прочь, чтобы не повергать вас в ненужное смущение!
«Матильда» с нескрываемым гневом посмотрела на Малькольма-Фазира. Даже Келен на мгновение отвлекся от своего наблюдательного процесса, сконфуженно усмехнувшись. Пепен. Хуже имени явно не придумаешь.
Он мягко прикоснулся к руке своей девушки, которая явно готова была разорвать волшебника на части здесь и сейчас.
Волшебник явно мало чего боялся, вынужден был признать мальчик. Именем Матильда обычно могли называть только собак. Малькольм довольно быстро подобрался к истине во время своих врачебных исследований. И действительно, Фрея умела превращаться в могучую волчицу, и теоретически ничего не защищало волшебника от простого непреложного факта, что эта самая волчица могла в любой момент перегрызть ему глотку. Видимо, Малькольму было в какой-то степени все равно. И это вызывало определенное уважение.
— Пусть присутствуют! — благородно разрешил король Виллем. — Но чем вы занимаетесь, Фазир?
— О, я обычный мелкий предприниматель, — слегка причмокивая, ответил Малькольм. — Пара торговых лавок в городе, постепенно открываемся в деревнях, расширяемся… стараемся честно и благородно вести свой семейный бизнес, ваше величество, и от налогов никогда не уклонялись, даже не думали об этом!
— Это очень важно, — серьезно подтвердил монарх на троне. — Платите налоги исправно и будьте счастливы, такова первая заповедь, которую я постановил при восшествии на трон. И налоговое бремя я установил крайне милосердное, до сих пор не поступало ни одной жалобы, а лишь благодарности. Согласны со мной, дорогой Фазир?
Конечно, подумал Малькольм. Милосердное налогообложение в виде половины всех доходов, пусть на бумаге это и выглядит как несчастные десять процентов. Но немного там, чуточку здесь, а потом еще и вот тут неплохо бы доплатить — и разом набегает приличная сумма. Все по законам лицемерного капитализма, который прочно укоренился практически в каждом королевстве. И если даже со стороны поверхностного взгляда все выглядело крайне не радужно, то человек, который пытался разобраться в системе поглубже, легко мог впасть в глубочайшую депрессию и покончить с собой. Как это и сделал бедняга Зигмунд.
Многие люди попросту не могут найти себе места в этом гнилом мире. А значит, мир необходимо изменить. Либо он уничтожит сам себя, медленно и неотвратимо.
Малькольм снова глубоко поклонился государю.
— Конечно, ваше высокоблагородие, конечно! Ваша милость и чувство справедливости не знает границ! Сегодняшний день я буду вспоминать всю жизнь — день, когда я имел честь говорить с великим и мудрым человеком! Спасибо вам за все, мой король, спасибо!
Тут он слегка начинал перегибать палку, но король лишь глупо улыбался и кивал.
Келен осторожно дернул своего «отца» за рукав изящно вышитого свободного балахона, в который тот был облачен. Собственные шаровары Келену также очень нравились — в них было удобно сражаться, несмотря на внешний нелепый вид.
Фрее же целый день аккуратно заплетали ее непослушные длинные волосы, а ее мускулистое натренированное тело облачили в воздушный наряд из тончайшей ткани, которая открывала даже больше, чем нужно. Но эта беспардонная сексуальная неприличность удачно пряталась за иностранными традициями, поэтому все мужчины-стражники в зале, в том числе и король, могли свободно глазеть на ее полуобнаженное тело, не смущаясь.
Девушке нравилось внимание мужчин, это правда, но ей претила роль похабного экспоната. Ей хотелось двигаться, говорить, очаровывать, а не стоять, как дура, под перекрестными напряженными взглядами озабоченных самцов. Она сама была охотницей и никогда не мечтала оказаться в клетке. Поэтому теперь ей больше всего хотелось подраться, пустить кровь, оторвать кому-нибудь голову, а затем хорошенько напиться вина и трахать всю ночь Келена. А потом и все утро.
Она была животным, поэтому иногда ей просто хотелось побыть самой собой. И Келен уважал ее желания. За это она его и любила.
— Я закончил, — тихо сказал мальчик Малькольму.
Но волшебник лишь раздраженно отмахнулся от него. Мальчик заметил некоторое напряжение в теле Малькольма — видимо, разговор еще не закончился. Мальчик пожал плечами. Он считал бессмысленным какое-либо выяснение отношений с врагом, а также бесполезными попытки понять своего оппонента. Но если Малькольму это было так нужно, то что ж…
— Так что вас привело ко мне, Фазир? И перед тем, как вы начнете, хотел поблагодарить вас лично за то пожертвование, что вы сделали для королевской семьи. Поверьте, такой вклад в развитие страны не будет забыт.
Когда же были те времена, когда «развитие страны» не было пустым звуком, когда это словосочетание не обозначало на самом деле развитие лишь одного человека, то есть самого государя? Возможно, таких времен и не существовало вовсе, подумал Малькольм. Хотя в это слабо верится. Если подобная алчность и тяга к неприличному стяжательству всегда овладевала власть имущими, то как вообще человечество могло двигаться вперед? Нет, это проклятие нового времени. Проблема, которую можно вырвать лишь с корнем. Сжечь и убить всех паразитов.
— Ваше величество, я не стою ваших теплых слов. Лишь чувство патриотизма, которое движет мной каждый день, то согревающее чувство любви к своей земле, к своей новой Родине, к своему дому… все это и побуждает меня на столь незначительные поступки. Вы назвали это пожертвованием, мой король, но на самом деле я ничем и не жертвовал, а лишь хотел поделиться с вами своей радостью. Этот дар представляет собой лишь отражение ваших благородных поступков. Ведь правду же говорят — если монарх заботится о процветании страны, то и страна отплатит ему сторицей! А вы, ваше величество, как никто другой заботитесь, кажется, о каждом из своих подданных!
— И это правда! — бешено затряс головой король. — В ваших словах, мой дорогой Фазир, нет ничего, кроме правды! Каждый день я думаю о стране, о народе, и мне очень радостно слышать, что мои труды не только замечают, но и то, что мне благодарны.
— Когда мы его уже замочим? — тихо прошептала Фрея на ухо своему парню.
— Пока не знаю. Видишь, взрослые разговаривают, — Келен со вздохом пожал плечами.
— Мне что-то мороженого захотелось. И секса, — девушка больно сжала Келену палец.
— Сейчас, подожди, тут закончат болтать, потом убьем пару людей и можно будет перекусить. А пиццу не хочешь?
— Да можно, — Фрея на мгновение задумалась. — Но мороженое тоже хочется. А спать где будем?
— Да тут наверняка полно свободных комнат. Освободим, если что. Вряд ли мертвому королю понадобится его ложе…
— А оно мягкое, наверное… — мечтательно прошептала Фрея и тут же поморщилась, когда острый локоток волшебника вонзился ей под ребра.
— Тише можно? — строго спросил Малькольм.
— Да иди ты, — одними губами произнесла девушка.
Но Малькольм не обратил на нее ровно никакого внимания, продолжая раболепно смотреть на своего господина.
— А дело это, мой король, дело, что привело меня сюда… о, ваше величество, я знаю, как вы заняты, и знаю, что вы знаете обо всем, что происходит в нашем королевстве, куда больше, нежели ваш презренный слуга! Но я не могу больше молчать, нет, я не в силах! Совсем недавно мы захотели развернуть свое дело в деревне Крезк, что в десятке миль от города, но там… о, мой король, неужели наступили мрачные времена? — возопил псевдо-Фазир.
— Но что случилось? — недоуменно спросил король.
Фрея опять щипнула мальчика за палец.
— А принцу-то скучно, — заметила она.
— Конечно, — согласился Келен. — Дети всегда чувствуют реальность лучше, чем взрослые, которые научились уже обманывать себя во всем.
— Этого я не знаю. Смотри, он зевает прям! Так в рот и муха может залететь или что побольше…
Келен недовольно покачал головой.
— Плохое воспитание. По сути, он должен вообще с прямой спиной и неподвижным взглядом хоть весь день сидеть.
— Но это же трудно!
— Традиции превыше всего. По крайней мере, были когда-то…
Малькольм так ожесточенно начал размахивать руками и кричал, что они могли спокойно продолжать свою беседу вполголоса.
— Оборотни, мой господин! Я и не ведал, что мне когда-то придется с ними столкнуться, но чтоб мне умереть прямо на этом месте, если я лгу! Один из этих монстров общался со мной и с остальными жителями деревни, спрашивая с нас дань. Они просто пришли, как последние разбойники, как будто к себе домой, и в одночасье захватили всю деревню! Я и не думал, что такое попросту возможно!
Король мигом заметно нахмурился.
— Это действительно странно. А как вы… как вы поняли, что это были именно оборотни? — недоуменно спросил он.
— Один из них… о нет, мой король, это слишком жуткие воспоминания, поистине жуткие! Но так и было, поверьте мне на слово, жители деревни не дадут солгать! Один из них, он… превратился, мой господин! Обернулся, чтоб его демоны сожрали! Этот проклятый оборотень в мгновенье ока стал жутким монстром, который еще долгое время будет сниться мне во сне!
Король, все еще пребывая в состоянии потрясения, кратко переглянулся с аудитором, что стояла позади него. Но она лишь кратко покачала головой.
— Когда это случилось, Фазир? Отвечайте же! — строго и требовательно спросил король, но было заметно, что голос его слегка дрожал.
— Пару дней назад, мой король. Мне удалось сбежать, подкупить одного из стражников. Они оцепили всю деревню, а старосту и его семью пытали в одном из домов, пытаясь сломить его волю. Мой король, прошу, пошлите туда армию, сокрушите этих монстров. Только на вас надежда!