Прекрасно! Даже если она об этом не подумала сразу, то теперь уж наверняка… Молодец, Астафьева. Просто пять баллов за идею.
— Вы меня поняли! — бросила я, не найдясь с достойным ответом, и зашагала в направлении флигеля. Данил как раз начал разгружать вещи, когда я подоспела.
— Я покажу, что здесь и как… — отчиталась я о цели своего визита.
— Не знаю, стоит ли. Возможно, нам со Светкой действительно стоит вернуться.
— Ты уже разбираешь вещи. Тебе не кажется, что твои слова противоречат действиям?
Данил ничего не ответил. Бросил растерянный взгляд на защитного цвета футболку в руках. Разговор не клеился, и я решила заняться тем, ради чего, собственно, и пришла. Деловито подошла к комоду, вытащила два одинаковых комплекта белья, полотенца и бросила их на диван.
Из спальни выглянула Света.
— Здесь два комплекта. В спальне кровать, здесь диван, который довольно просто раскладывается. Вот тут потяни, и до щелчка. В ящике над плитой — чайник, кофе и сахар. Так… что еще? Завтрак, обед ужин в большом доме в восемь, час и шесть часов соответственно.
— Прямо олл-инклюзив, — фыркнула девочка, смерив меня неприветливым, злым взглядом.
— Света! — одернул дочь Соловьев.
— Что Света? Я не хочу оставаться рядом с этой… с этой… убийцей!
Мои плечи одеревенели. Спина выпрямилась. Это происходило рефлекторно, на уровне голых инстинктов… Так, словно, не держи я спину прямо — сломалась бы, к чертям, пополам.
— Немедленно извинись!
— И не подумаю…
Отец и дочь застыли друг напротив друга, как два бойца в ринге. И мне бы нужно было уйти, но мои ноги не слушались, и я стояла, как дура, сжимая и разжимая руки, думая лишь о том, что по дороге сюда Света услышала гораздо больше, чем мы могли бы представить. Вполне возможно, она специально подслушивала.
— Вот это дверь в ванную… — отмерла я. — Здесь умывальник, душ, туалет и стиралка. Выбираешь режим и нажимаешь кнопку «пуск», — я быстро продемонстрировала, как это работает, и вышла из комнатушки, которая была слишком тесной для нас с Данилом. — Если будет желание — отец может растопить баню. Он — отличный банщик. Лучший в этих краях. А про поход — он вам сам все расскажет. Сегодня, за поздним обедом. Стол будет накрыт в большом доме через час. Вас устроит?
— Да, спасибо.
Соловьев устало растер глаза, прошел через комнату, обдавая меня ароматом стирального порошка, ментолового шампуня и какого-то тонкого едва уловимого парфюма, который мне понравился еще в отцовском УАЗике.
— Сейчас попрошу отца помочь перенести ваши вещи.
— Не стоит. Я сам.
— Они тяжелые…
— Справлюсь.
Я лишь пожала плечами.
— Тогда до встречи за ужином.
— Я не буду есть с ней за одним столом, — донеслись мне вслед злые слова Светы, я сделала вид, что ничего не услышала, и скрылась за дверями флигеля. Оправдываться мне было не за что. И делать это я ни за что бы не стала. Да и вообще, если бы не бабка, которая твердо решила сжить несчастного Соловьёва со свету, я бы уже давным-давно бы вернулась домой. Или в амбулаторию, в которой за время моего отсутствия наверняка скопилось много работы. А вместо этого я торчала здесь, чувствуя себя каким-то недобитым рефери или чертовым громоотводом.
Дом родителей, как всегда, встречал меня ароматом хвои и свежевыпеченного хлеба. Я прошла в кухню и будто бы между делом заметила:
— Я сказала Данилу, что обед через час.
— Я не буду кормить этого… этого…
— Мам! Ну, хватит уже, а? Он ведь передо мной даже извинился.
— Когда это? — вмешалась бабушка, которая, восседая во главе стола, растирала что-то в глиняной ступке. Я очень надеялась, что это не корень крушины, но проверить, не привлекая к себе внимания, не могла.
— Сегодня. По дороге сюда.
— Для этого нужно мужество, — справедливо заметила бабушка. Что-что, а здравый смысл в ней по большей части возобладал. Может быть, мне даже не стоило переживать о Даниле так уж сильно. Вдруг бабушка не станет его изводить? Но тут — как повезет, конечно. Ставить на это я бы не стала.
— Если вы забыли, то я напомню! Это он спустил всех собак на Яську! Это из-за него она лишилась работы и хоть каких-нибудь перспектив!
Да, уж. Мама была права. Соловьев действительно натравил на меня телевизионщиков. А те камня на камне не оставили от моей репутации. В погоне за сенсацией правда их волновала мало. Они даже не удосужились провести журналистское расследование, или что там обычно проводят нормальные журналисты, перед тем как выпустить сюжет в эфир? Их цель была — наказать меня. И у них получилось. Смерть матери и ребенка в элитном столичном роддоме — чем не сенсация? Журналисты делали рейтинги своим передачам, им не было дела до моих чувств, до моей рушащейся на глазах жизни. Поэтому то, что им не было дела до правды, меня даже не удивляло.
— Мам, он извинился. Я его простила. Все. Вопрос закрыт.
— Обвинениями он бросался публично! А извинился как трус!
Я обернулась и наткнулась взглядом на темный взгляд Соловьева.
— Извините… Я стучал, но, видимо, никто не услышал.
В комнате повисло молчание. И лишь зловещий стук венчика в ступке бабули нарушал эту мертвую тишину.
— Вот. Возьми… — бабушка подозвала гостя рукой и вручила ему в руки ступку.
— Что это? — растерялся тот и несколько нервно на меня покосился. Ну, надо же… Если бы мне кто-то сказал, что Данил Соловьев станет искать поддержки в моем лице — я бы просто рассмеялась в лицо безумцу.
— Как это что? Ты ведь за средством от комаров пришел?
— Да… Я забыл фумигатор дома, — вконец растерялся Данил. — Но как вы…
Бабуля от вопросов гостя отмахнулась:
— Скатаешь шарики и разложишь по комнате. На подоконник там и возле двери. Все кровопийцы и передохнут.
— Главное, чтобы самый главный из них не сдох, — сердито пробормотала мама, вытаскивая чугунный котелок из духовки. Я закусила губу и отвернулась, чтобы не засмеяться, но перед этим все же успела заметить, как дрогнули губы Данила.
— Спасибо… — пробормотал он, салютуя бабушке ступкой.
— Посуду сразу верни. Мне без нее никуда, — сварливо заметила бабушка.
Данил кивнул и, насвистывая, пошел прочь из дома.
— Ты же не добавила в это зелье ничего такого? — на всякий случай уточнила у бабки я, когда тот, преодолев поросший цветами двор, скрылся за дверями флигеля.
— Да что ж я тебе — Ирод какой?
Ирод не Ирод, но бабу Капу в наших краях побаивались. К ней шли за всякими зельями и лекарствами, к ней шли просто поговорить, получить совет или поплакаться на судьбу-злодейку. Долгое время бабуля была для здешнего народа и врачом, и психологом, и исповедником. К ней приходили, когда больше некуда было идти. А потом бабуля решила уйти на покой… и здешний народ почему-то решил, что я должна занять ее место.
Прерывая наш разговор, у меня зазвонил телефон. Я с такой скоростью метнулась к небрежно брошенному на пол рюкзачку, что чуть было лоб не расшибла. И это было тоже скорее рефлексом. Ведь Птах, даже если захотел бы, все еще не смог бы до меня дозвониться. Новую симку мне обещали сделать через пару недель. Это было ужасно долго, но я была готова ждать, сколько потребуется.
— Да! — запыхавшись, бросила я.
— Яна Валентиновна, мне сорока на хвосте принесла, что вы в городе, а Лисовская в город опять не поехала… — пока я безуспешно гадала, какая тут связь, моя медсестра продолжила. — У нее ж давление бешеное, ну, вы помните… А она в огороде кверху жопой весь день. Теперь, вот, сознание потеряла. А главное, Степка ни черта не может сделать… Уж он-то ей и нашатырь, и укол… — бессвязно бормотала наша медсестра Леночка на том конце связи. У нее была странная особенность говорить удивительно бессвязно, но при этом довольно информативно. Вот и в этот раз я как-то сразу определила степень надвигающегося пи*деца.
От дома родителей до моей амбулатории можно было спокойно дойти пешком. Но сейчас, когда каждая минута была на счету, мне было не до прогулок. Я выскочила из дома, запрыгнула в отцовский УАЗик и ударила по газам.
— Куда понеслась, малахольная?! — высунулась в окно моя бабка. Как для человека, собравшегося помирать еще на прошлую Пасху, голос у неё был удивительно живым. Способным перекричать даже гул мотора.
— Лисовскую-дуру спасать! — прокричала я в ответ и, подпрыгивая на ухабах, покатила прочь со двора.
За четыре года, прошедших с тех пор, как я возглавила местную амбулаторию, здесь произошли удивительные перемены. В здании был проведен капремонт и куплено какое-никакое оборудование. Да что там… Мне вообще было грех жаловаться. Гуляев чего только ни накупил, когда его жена с разницей в два года родила ему четверых пацанов. И это после пятнадцати лет бесплодия… Вот на радостях мужик и пустился во все тяжкие. Пристал ко мне, как репей. Как мне отблагодарить вас, Яна Валентиновна? Просите, чего душа пожелает! А что ему? Он — наш местный Абрамович. Богач с депутатским мандатом, который нам очень пригодился, когда пришла пора проходить аккредитацию. Может быть, я даже перестаралась в своих «прошениях», ни одного из которых, кстати, не было проигнорировано. Местные и так с неохотой ездили в область на лечение, а теперь и вовсе лечились только в родной амбулатории. Да что там… к нам из соседних сел ехали, ехали из городов… Признаться, мне уже порядком надоело это паломничество. Но, с другой стороны, еще никогда я не чувствовала себя такой нужной. Может быть, хорошо, что и последние два собеседования не увенчались успехом? Может быть, мое место здесь? Среди этих людей, до которых никому не было дела?
— Ой, как хорошо, Яночка Валентиновна, что вы так быстро!
— Где Лисовская?
— Так вот, в процедурной. Мы ее дальше не доперли. Во баба здоровая, а?! И, главное, вы ж ей говорили поменьше жрать… Как тут не будет давления?! А она все туда же…
Я улыбнулась, потому что сама Леночка отнюдь не отличалась хрупкостью форм.
— Сердечко малыша слушали?
— Слушали. И на УЗИ глядели… Степка-то здорово испугался!
— Не Степка, а Степан Николаевич, — в который раз поправила я.
— Ой, да я этого Степана Николаевича с голым задом на выпускном крапивой гоняла…
— Лен, ну, мы же на работе.
— Ага… Субординация, и все такое.
— Вот именно, — кивнула я, заходя в палату.
Глава 7
Как и обещала, Светка на ужин идти отказалась. Все время, пока я таскал сумки в дом и разбирал чемоданы, она делала вид, что меня не замечает. А я делал вид, будто меня это не бесит, что было довольно сложно, учитывая то, как Светку разбаловали. Еще бы! У девочки умерла мать… И поначалу это, наверное, оправдывало некоторые послабления в её воспитании. Вот только это «поначалу» уж слишком растянулось во времени. И ни к чему хорошему не привело.
— Если ты не пойдешь со мной, то останешься голодной.
— Отлично!
— Отлично, — пожал плечами я, натягивая фланелевую рубашку прямо поверх футболки. — И еще… не забудь извиниться. Я не шутил, когда это сказал.
— Перед этой? И не подумаю! Она убила мою мать!
— Это неправда. И тебе хорошо это известно.
— Поверить не могу, что ты ее защищаешь!
— Я был к ней несправедлив, Света. И я могу понять твою злость, потому что очень долго ею и сам питался. Но правда в том, что в нашем несчастье никто не виноват. Дерьмо случается. И сколько боли бы это нам ни причинило, стоит признать — винить в этом некого. А еще не стоит подслушивать. Это мерзко.
Я вышел из дома. Привычным движением, которое не забылось даже за целый год плена, достал телефон из кармана. Набрал единственно важный для меня номер, чтобы в очередной раз услышать, что абонент вне зоны. Не знаю, зачем я это делал. Во-первых, меня уже ждали на ужин, а я не привык опаздывать, а во-вторых, если бы Тень вышла на связь, мне бы пришла sms-ка. Сколько таких сообщений я стер за годы наших с ней разговоров? Да не сосчитать. И она тоже их получила не меньше.
Хозяева, похоже, ждали только меня. Во главе накрытого по всем правилам стола восседала — иначе не скажешь, Янина бабка, которую мне так и не удосужились представить, на другом краю — Валентин Петрович, а по правую руку от него — Елена Васильевна. Яны нигде не было видно.
— Меня Капитолина Львовна зовут. А Яськи не будет. Можешь головой не вертеть.
Я хмыкнул. И сел на свободное место. За столом повисло гробовое молчание, которое мне, очевидно, полагалась нарушить глупыми вопросами из разряда: «а как вы, мать его, догадались, о чем я думаю?», но не тут-то было. То, что старуха была дамой непростой, я уже понял. И если бы нормальный человек тут же принялся бы искать рациональные объяснения происходящему, то я, повидав чуть больше, чем все остальные, уже ничему не удивлялся. Знал, что на свете хватает людей, которым открыто чуть большем… Знал и принимал эту правду, как есть.
— Светы тоже не будет.
Елена Васильевна подхватилась со своего места:
— Я тогда ей во флигель ужин отнесу.
— Не нужно. Спасибо. Она не голодна.
— Но как же…
— Она не голодна. А если проголодается, выйдет к столу. Ноги есть.
Елена Васильевна нахмурилась, но все же села на место. Валентин Петрович, все это время молча наблюдающий за разворачивающимися событиями, кивнул каким-то своим мыслям, прокашлялся и, не найдя лучшей темы для разговора, а, может, и не стремясь к этому, взялся за мой инструктаж. Впрочем, тот не отнял у нас много времени. Я был опытным путешественником. Осознав это, Валентин Петрович задумчиво почесал в затылке и, оставив мне для изучения ориентировочный план нашего маршрута, встал из-за стола. Я поднялся за ним следом, вернулся во флигель, но, быстро заскучав в четырех стенах, вновь вышел на улицу и пошел вверх по дорожке, сам не зная куда. Просто осмотреться. Подышать здешним кристально-чистым воздухом. Насладиться смолистым ароматом хвои и горько-сладким распустившихся по лугам цветов. Может быть, даже тех самых, от которых мне велели держаться подальше.
— Иди вверх по дороге и за поворот, — раздался будто бы ниоткуда скрипучий голос. Я хмыкнул. Кивнул головой, ничего не спрашивая, и пошел, куда послали, не уточняя, зачем и почему. Кажется, такая моя покладистость пришлась по душе старухе. Потому что, ей богу, я услышал ее тихий смех.
Третий раз я позвонил Тени уже из Стамбула, где у нас была пересадка на рейс. Мали остался для меня позади. И я еще не знал, куда судьба занесет меня снова. Просто планировал побыть дома пару недель.
— Привет, Тень.
— Привет, специалист по похмелью. Долго же ты не звонил. Я уж думала, тебя и не было.
— Как это не было? Был! И вообще… тебе не кажется, что «Специалист по похмелью» довольно странное прозвище?
— И длинное.
— И длинное, — согласился я.
— Тогда как же мне тебя звать?
Я не хотел… Правда, я не знаю, почему тогда с моих губ сорвалось:
— Птах… Зови меня Птах.
— Тень и Птах? Что ж… Мне нравится. И где же ты так долго летал?
— А что? Успела соскучиться?
— Не знаю. Это удивительно, но почему-то я думаю о тебе непозволительно много.
Я улыбнулся, потому что прекрасно понимал Тень. Это было действительно странным… То, как сильно мне хотелось ее услышать.
— И что же ты надумала?
— Всякие глупости. И да, кстати… Я тебе совершенно не верю.
— И в чем же я, по-твоему, слукавил?
— Это было никакое не кино. Ты куда-то влип. Я права?
— Да не то, чтобы. Это просто моя работа.
— Ходить под пулями?
Голос Тени в тот момент осип. А мое сердце почему-то забилось чаще.
— Да брось. Я не рискую без надобности. И вообще, сейчас мне абсолютно ничего не угрожает, так что… Давай не будем о плохом.
— А о чем будем? — спросила Тень после короткой паузы.
— На чем мы там остановились? На фильмах? Можем проверить, совпадают ли наши вкусы. Уверен, что нет.
— Это еще почему?
— Потому что все женщины любят сопливые мелодрамы.
— Поклеп! — горячо возмутилась Тень.
Объявили посадку на мой рейс, и, конечно, нам нужно было сворачивать разговор, но как же мне не хотелось! Я подсел на разговоры с Тенью с первых слов, с первых повисших между нами пауз.