Хрясь!
Луиза отстраненно заметила, что на рукав брызнула кровь. Из носа Гая Вири, разбитого Эллой.
— Пошел вон, козлина! — рявкнула Элла, из рыжей милашки внезапно превращаясь в огненную фурию. — Иди, проспись! Выгнали — туда тебе и дорога!
Перед глазами потемнело. Ком боли, что набухал в груди, внезапно лопнул.
И Луиза, давясь слезами, бросилась прочь из аудитории. Кажется, на выходе она налетела на доктора Варуса, но было наплевать.
Поминутно оскальзываясь на мраморных ступенях, она горошиной скатилась вниз, рванула на себя тяжелую дверь и вылетела под дождь.
Тряпка. Все он правильно сказал. Таким не место в элитной академии.
Но где же тогда для нее это самое единственное место?
Луиза бежала, не разбирая дороги. Куда-то вглубь парка, туда, где ее никто не найдет и не увидит. Больше никогда-никогда. Вспомнить бы еще, с кем она жила, когда была совсем маленькой? Оживить те крошечные кусочки счастья, что потерялись в темноте беспамятства. Но наверняка те люди давно умерли. И никого, никого у нее нет.
Сама не ожидая, Луиза вылетела на берег пруда.
И как-то само собой пришло понимание: это именно то, что ей нужно.
Уйти туда, где больше никто не причинит боль и не побеспокоит.
Всхлипывая, она торопливо сбросила туфли и босиком вошла в воду. Холод моментально сковал ступни, поднялся по лодыжкам, прихватил голени. Сквозь шорох дождя Луиза услышала, как ее зовут.
Быстрее.
Вода все выше и выше, ноги скользят по илистому дну. Намокшее платье противно липнет к телу. Холод выше, выше. Обхватывает бешено колотящееся сердце.
Ну и пусть. Все скоро исчезнет.
— Луиза! ЛУИЗА, СТОЙ!
Она быстро обернулась, уже стоя по шею в воде.
На берег выскочил Варус, за ним Элла, Клайв, другие.
Это было невыносимо.
Им не нужно смотреть на нее, а она больше не хочет быть тем, кем ее сделали против воли.
Последний рывок — Луиза делает судорожный торопливый вдох, и ледяная вода смыкается над головой.
Боль пронзает легкие.
Внезапно просыпается дикое желание жить, выкарабкаться к свету.
«Не надо тебе», — мелькает последняя мысль.
А потом — чей-то до боли знакомый женский голос:
— Ну вот, теперь она будет там, где и должна. С глаз долой.
— Что ж вы, милочка, вытворяете?
Серая хмарь отпускала неохотно. Голова раскалывалась. Каждый вдох давался с трудом, обжигая трахею. Заморгав, Луиза закашлялась, когда из горла вытянули жесткую трубку. Сгиб локтя тоже болел, и первое, что она увидела — сплетение прозрачных трубочек, наполненных разноцветными жидкостями. Они убегали куда-то вверх и терялись в корпусе пульта управления.
Потом пришло разочарование. Ей не дали уйти.
Тело казалось как будто деревянным. Ни рукой, ни ногой не пошевелить. И внезапная жалость к себе вспыхнула колючей звездой с лучами-лезвиями, и стало так больно, что по щекам потекли слезы.
— Так вот, — прозвучал голос Варуса, — чем это я вам, мисс Мар, так не угодил? Вы хотите, чтобы Дарс Эшлин укоротил меня на голову? Что еще за дикая выходка с утоплением в пруду академии? Молчите? То-то же. Дураков и мерзавцев на свете много, так что же, из-за каждого топиться? Милая моя, да если бы я так реагировал на все, что обо мне говорят в Совете, то мне бы пришлось уже раз десять удавиться.
Луиза набрала полную грудь воздуха и, с трудом шевеля одеревеневшим языком, вытолкнула:
— Зачем… вытащили?
— Так я уже объяснил. Мне моя голова дорога. Ну и потом я не привык стоять на берегу и наблюдать, как глупая маленькая девочка топится.
Она устало закрыла глаза.
Услышала тихий скрип стула, шорох шагов.
Варус остановился в изголовье.
— Послушай, Луиза. Я ректор этой академии, и я несу ответственность за всех студентов, находящихся в ее стенах. Поэтому сейчас я вынужден сделать то, что должен был сделать с самого начала.
— Отчислите? — медленно проговорила она.
В душе стремительно разливалось серое, пустое равнодушие.
— Нет, — ехидно сказал Варус, — во-первых, ты остаешься здесь, в медблоке, и получаешь поддерживающую терапию. Да-да, милочка, ведра успокоительного. А во-вторых, я вынужден доложить о произошедшем мистеру Эшу.
— Не надо, — Луиза облизнула пересохшие губы, — не надо ему ничего говорить.
Она смотрела снизу вверх на ректора, и тот ей казался разом постаревшим, осунувшимся.
— Раньше надо было думать, — строго сказал ректор, — я снимаю с себя ответственность за тебя. Я не могу неотрывно следить за студенткой, которая из-за пустяков закатывает истерики и по малейшему поводу пытается наложить на себя руки. Если у тебя проблемы, в том числе со здоровьем, их надо решать.
Стало стыдно. Жалкая, ни на что не способная тряпка! Ты не должна была жить, ты должна была погибнуть еще тогда, когда…
А что — когда?
Всплывшее вдруг воспоминание, такое близкое, вмиг подернулось пеленой забвения, нырнуло в мутную глубину памяти. Луиза не сдержала вздоха разочарования.
— В общем, так, — тяжело произнес Варус, роняя каждое слово, как камень, — сейчас к тебе заглянут твои друзья.
— Друзья? Ко мне? — Она непонимающе уставилась на ректора.
— Друзья! К тебе! — передразнил он. — С чего ты решила, что их у тебя нет?
— Но я же…
— Если ты сейчас повторишь то, что плел про тебя этот недоумок, я лично заклею тебе рот. Только очень неумная особа могла решить, что все поверят в его пьяный бред, понимаешь?
Луиза покорно закрыла глаза.
Ей очень хотелось бросить в лицо ректору — а что, если это не бред, а самая настоящая правда? Как бы относился к ней Варус, зная, что Гай Вири… а до него — Реми… а до них, наверное, еще кто-то… Она-то, может, и не виновата, но дела это не меняет.
Но промолчала. Она дала обещание и сдержит его.
— Ты пробудешь здесь несколько дней, — сухо сказал Варус и вышел.
Стало тихо. Едва слышно пищали датчики сердцебиения. К Луизе подошла женщина в белой униформе, поправила катетер на локтевом сгибе. Лицо серьезное, во взгляде молчаливый укор.
— Спасибо.
— Не за что, — поджала недовольно губы и ушла.
Потом в приоткрывшуюся дверь просунулась апельсиново-рыжая голова Эллы.
— Привет. Можно к тебе?
Не дожидаясь ответа, Элла просочилась в палату. В руках она сжимала корзиночку с золотистыми хризантемами.
— Мм… Это тебе, Лу.
Элла поставила корзиночку на операторную панель и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Спросила сухо:
— Почему ты это сделала?
Луиза вздохнула.
— Ты же слышала, что он говорил…
— Да кто ему поверил? — Элла всплеснула руками. — Ты что, совсем ненормальная, из-за дурака топиться? Подруга, ей-богу, я была о тебе лучшего мнения.
— А если все это… правда?
Элла покачала головой.
— Даже если и правда, то это не красит прежде всего Гая Вири.
— Но другие…
— Послушай, — худые пальцы Эллы сомкнулись на запястье, сильно сжали, — подруга, ты слишком о себе высокого мнения. С чего ты решила, что кто-то вообще запомнил всю ту чушь, что нес Вири? С чего ты вообще взяла, что кому-то до тебя есть дело? Да на следующий день уже никто и не вспомнил. Потому что у Милисенты был день рождения, она устраивала модную вечеринку, и все обсуждали именно это!
Луиза моргнула.
А она-то вообразила, что никто не захочет находиться с ней в одной аудитории.
— Значит, не обсуждают?
— Да нет конечно же, — Элла ухмыльнулась. — Если что и обсуждают, так это мой коронный удар планшетом в нос его дерьмейшеству Вири. Его, кстати, действительно отчислили. То-то ж его и повело.
— А я… сколько дней здесь? — с замиранием сердца спросила Луиза.
— Два дня, — жестко сказала подруга, — ректор, когда притащил тебя в медблок, попросил привести в чувство и сразу дать снотворного. Надо сказать, ты его изрядно напугала. Но, знаешь, я много бы отдала, чтобы еще раз увидеть Варуса, ныряющего прямо в одежде в пруд!
И рассмеялась. А потом, присев на край кровати, приникла всем телом, щекоча щеку кудряшками.
— Больше так не делай, Лу. Никогда-никогда. Это было на редкость глупо, понимаешь? Надо было не убегать, а наподдать Вири в челюсть. Хоть бы и сумкой.
— А я не смогла, — прошептала Луиза, — знаешь, раньше… я ведь мало что о себе помню. Мне кажется, что раньше я бы смогла. А сейчас вот… не получилось…
— Это ничего, — Элла обняла ее за плечи, — все наладится. Ребята вон подарок тебе сделали. Можно им тоже зайти?
Луиза вздохнула. От теплой близости Эллы на душе становилось спокойно и светло. Серая скорлупа отчаяния треснула, давая место редким лучам солнца.
— А они… теперь, наверное, думают, что я не в себе?
— Пфф! А как еще можно теперь о тебе думать? В себе в пруд не прыгают. Когда в себе, борются за жизнь. Любой человек должен бороться. Мне интересно, Лу, кто и что с тобой такого сделал, что ты стала вот такой?
— Я не помню, — прошептала она, — не помню. Может, всегда такой была.
— Если бы ты всегда была такой, то не дожила бы до этих лет, — буркнула Элла. — Ну так что, звать парней?
Луиза кивнула.
Элла постучала ногтем по тонкому браслету-коммуникатору.
— Эй, парни, можно заходить. Наша принцесса уже пришла в себя и даже разговаривает.
Снова приоткрылась дверь, и в палату бочком вошел Хельм, а за ним — Клайв. Оба смущенные. Молчат, стоят у стенки.
— Не бойтесь, она не кусается, — менторским тоном сказала Элла.
Тогда Клайв несмело шагнул вперед, остановился рядом с кроватью.
— Привет, — робко улыбнулся, — как ты?
Луиза кивнула.
— Спасибо, уже хорошо.
Глубокая морщина пересекла его лоб.
— Зря ты… Что бы ни плел Вири, тебе не нужно было…
— Она сейчас нам всем пообещает, что больше так не будет. — Хельм тоже подошел, остановился рядом с Клайвом. — Обещаешь, Луиза?
Они стоят рядом, все трое, и смотрят строго.
И, разумеется, правы они, тысячу раз правы. Большей глупости, чем топиться в пруду, сложно выдумать. Теперь. Тогда… это почему-то казалось единственным правильным выходом.
Глупо.
Нет, даже не так.
Безумно.
Луиза протянула им свободную от катетера руку, и Элла тут же схватила ее и крепко сжала.
— Дурочка ты, Лу.
— Наверное. Но я… обещаю, что это не повторится.
— Откуда мы знаем, что ты сдержишь обещание? — нахмурился Хельм.
— Она всегда держит обещания, — тихо ответил Клайв.
А потом сунул руку в карман брюк и достал оттуда деревянную коробочку с лакированной крышкой.
— Это тебе, Луиза. Наша с Хельмом усовершенствованная модель жука.
— Невероятно крутая вещь, — добавила Элла. — Хельм обещал, если буду хорошей девочкой, и мне такого же изготовить. Правда это же означает «никогда».
Теплая коробка легла в ладонь.
В горле предательски запершило. Луиза хотела открыть подарок, но спохватилась: вторая рука была спеленута фиксатором, и катетер в вене.
— Я помогу, — сказал Хельм.
И аккуратно достал серебристого жука, который жвалами держался за цепочку.
Клайв кашлянул.
— Мы настроили нейроинтерфейс, Луиза. Пока ты не отдаешь ему команд, он висит и держится жвалами за цепочку, лапки у него втянуты. В общем, как подвеска. А если надо будет, ты даешь команду, начиная с кодового слова «жук», он отцепляется и выполняет. После сам возвращается на место.
— Здорово. — Луиза протянула руку, жук на цепочке лег на ладонь приятной прохладной тяжестью.
— Я рад, что тебе нравится, — сказал Клайв. Оглядел прочих. — Ну что, пойдем? Через двадцать минут лекция начинается.
— Да, пойдем, — согласилась Элла, — кто-то должен писать конспекты, чтобы наша импульсивная принцесса потом их переписала себе.
Похлопав Луизу по плечу, она решительно направилась к двери. Парни потянулись следом.
— Подождите! — Она все еще сжимала в кулаке гладкое тельце жука. — Спасибо вам… спасибо!
— Заметано, дашь списать на контрольной, — ухмыльнулась Элла.
И они ушли, тихо прикрыв за собой дверь.
Луиза осталась одна. Первым делом просунула голову в цепочку, которая оказалась достаточно длинной. Жук уютно устроился на груди — тяжеленький, гладкий, серебристый. И едва ли не впервые за все время пребывания в стенах академии Луизе не хотелось оставаться одной.
А потом в вену начало поступать лекарство. Ведро успокоительного, как и предупреждал Варус.
Луиза куда-то плыла, мягко покачиваясь на несуществующих волнах, и над головой было темное небо, усыпанное яркими звездами. Ей хотелось подняться, осмотреться в этом чудном месте, но она не могла даже шевельнуться. Впрочем, такая вынужденная неподвижность почти не причиняла неудобств, и Луиза плыла, плыла…
Вынырнула из своего полусна.
Или померещилось.
В палате было темно, за окном — ночь.
Датчики приборов мягко светились, и в этом скудном освещении Луиза увидела мужской силуэт рядом с кроватью.
Ей бы испугаться, но спокойствие никуда не ушло. Она знала, кто к ней пришел.
Теплые пальцы накрыли ее кисть.
Легкие, едва ощутимые прикосновения к лицу — как будто обрисовал контуры лба, скул, подбородка.
— Я не знаю, что тебе сказать, — хриплый шепот, — наверное, я не должен был тебя вообще сюда отправлять. Но уже поздно, уже все сделано.
Луиза вздохнула.
Ей хотелось еще этих теплых, порхающих прикосновений. Они дарили покой и сладкую, щемящую боль в груди.
— Дарс, — прошептала она одними губами.
Силуэт дрогнул.
Луиза все бы отдала, чтобы увидеть его лицо.
Темнота. Зыбкий силуэт рядом с кроватью.
И тело становится легким, почти невесомым.
— Это сон, Луиза. — Казалось, он улыбается. — Всего лишь сон.
Но она-то знает, что нет. И тоже невольно улыбается.
Улыбается, когда он подушечкой большого пальца обрисовывает контур ее губ.
— Что ты со мной делаешь? И что мы будем делать дальше, когда ты вспомнишь то, зачем здесь?
Он быстро наклоняется к ней. Запах дорогих сигар и мяты.
— Никогда, никогда не смей отчаиваться. Ты свободный человек, а свободные люди знают, что жизнь — это единственное, чему нет замены.
«Пусть он меня поцелует».
И эта мысль — словно вспышка сверхновой. Откровение для самой Луизы.
Но вместе с этим другое, не дающее покоя.
— Что… с тобой… не так?
Дарс быстро отстраняется.
— Что ты видишь, Луиза? Почему спрашиваешь?
— Не знаю, — шепчет она смущенно. — Клайв… с ним тоже было… не так.
— Но теперь все так, верно?
— Да…
«Поцелуй меня».
И, кажется, на этот раз он слышит ее мысли.
Быстро наклоняется, Луиза вдыхает полной грудью знакомое плетение ароматов. Затем — легкий, словно прикосновение крыла бабочки, поцелуй. Боже, этого мало, так мало. Но она даже не может вскинуть руки, чтобы обнять за шею, притянуть ближе к себе, и беззвучно хнычет, а тело хочет большего, еще нежных и сильных прикосновений…
— Это неправильно, — хриплый шепот разбивает вдребезги очарование, — это неправильно, и ты это знаешь…
Он уходит.
«Не уходи, останься!»
И Луиза против воли снова погружается в сон.
Ей кажется, что наступает утро, и она снова не одна в палате.
Но это не Дарс, нет.
На нее в упор смотрят желтые глаза Вейна Арсума.
Он ничего не делает, просто смотрит внимательно, выжидающе.
Потом и он исчезает, и Луиза проваливается в сон без сновидений.
Глава 9
ВЕЧЕРНИЙ СЕАНС
— Ночные посиделки становятся недоброй традицией. Мы встречаемся уже второй раз после того, как произошло что-то нехорошее, — проговорил Бен и лихо опрокинул стопку текилы, не забыв лизнуть соль и впиться в дольку лайма. — Я и представить себе не мог, что она такое вытворит.
Дарс пожал плечами.
Речи Варуса он воспринимал с трудом, мыслями пребывая в темной палате медблока. Там, где распластанная на кровати и обвитая проводами осталась спать Луиза Мар.