— Я не совсем поняла смысл ваших слов, — кокетливо произнесла она.
— Если бы мы были с вами знакомы уже давно, — отозвался Дик, — то я позволил бы себе выразиться яснее.
— Послушайте, неужели вы станете уверять меня, что принадлежите к числу робких. Вы, пожалуй, еще скажете, что влюблены в меня.
— Это было бы весьма неудивительно. Ведь вы очаровательно прелестны. Я хотя и сыщик, но сердце-то у меня все-таки есть.
— Знаете, Дик, — ворковала она, — вы один из наиболее красивых мужчин, которых я когда-либо встречала. И если бы я могла поверить, что вы действительно неравнодушны ко мне, что вы, пожалуй, из-за меня готовы порвать с вашим начальником…
Она не докончила своей фразы, а прислонилась к плечу Дика, глядя на него пламенным взором.
Это кокетство оказало бы свое действие у всякого другого, Дик же совершенно не поддавался ее чарам. Напротив, ему даже хотелось хорошенько проучить эту коварную красавицу.
Он, однако, сдержался и, нежно глядя на нее, проговорил:
— Вы чародейка, Диана. Я никогда не подумал бы, что полюблю вас так скоро. Я влюблен в ваши дивные глаза, но вряд ли я смею рассчитывать на взаимность.
— Пожалуй, это будет звучать нехорошо в устах женщины, — прошептала она, прижимаясь к нему, — но я должна сознаться, что вы первый мужчина, который смутил мое сердце. Вы верите мне, скажите?
Дик великолепно играл роль влюбленного селадона, но про себя поклялся еще раз отомстить своей спутнице за ее коварство и лицемерие.
Подъехав к перекрестку на 125-й улице и Седьмой авеню, Диана попросила Дика повернуть обратно и поехать по авеню Св. Николая.
Затем она указала на одно из огромных зданий и спросила:
— Не остановитесь ли вы у этого дома? Я должна там нанести визит, но надеюсь, что вы меня подождете несколько минут?
— Опять хотите меня сплавить? — спросил Дик.
— Ничего подобного, — возразила она, — обещаю вам, что вернусь через несколько минут.
Дик был поражен, когда увидел, что на этот раз она не обманывает. Не прошло и десяти минут, как она снова появилась в подъезде.
— Не будете ли вы столь любезны разрешить мне познакомить вас с моими друзьями? — проговорила она с очаровательной улыбкой.
«Она считает меня ужасно глупым, — подумал Дик, — и, по-видимому, с нетерпением ждет момента, когда я попаду в ее ловушку. Могу сделать ей это удовольствие, это скорее приведет меня к намеченной цели. Да и что может случиться со мной? В конце концов я сумею дорого продать свою жизнь.»
И он ответил, обращаясь к Диане:
— С удовольствием. Но я не могу бросить автомобиль без надзора, так как, пожалуй, найдутся любители уехать на нем и без меня.
— Не беспокойтесь, — ответила Диана, — за автомобилем будет смотреть швейцар.
— Отлично. В таком случае я готов следовать за вами, — ответил Дик и последовал за своей прелестной спутницей…
Они на лифте поднялись до верхнего этажа, а там прошли через открытую переднюю в квартиру мнимых друзей Дианы.
Диана Кранстон шла впереди, Дик — за ней по пятам.
Согласно общепринятому в Нью-Йорке расположению квартир, в коридор выходило с обеих сторон несколько дверей, а в самом конце коридора была расположена гостиная.
Диана вошла в эту гостиную и обернулась.
В тот самый момент, когда Дик переступил порог, кто-то быстрым движением вырвал у него ковер из-под ног, и он, несмотря на то, что был настороже, покачнулся, упал и ударился затылком об пол.
Прежде чем он успел прийти в себя, откуда-то выскочил какой-то мужчина и набросил ему петлю на плечи так, что руки его оказались крепко прижатыми к туловищу.
Ему моментально их связали.
— Какое коварное предательство, — прохрипел Дик, злобно глядя на Диану, которая стояла перед ним и хохотала.
— Зачем вы волнуетесь из-за таких пустяков? — смеялась она, — ведь вы давеча говорили, что готовы принести мне какую угодно жертву? Я и позволила себе испытать вас. Чем удачнее вы выдержите это испытание, тем скорее мы станем неразрывными друзьями.
Дик злился больше всего на самого себя: в полном сознании он попался во второй раз в ловушку, как мальчишка. Но он сообразил, что сопротивление ничему не поможет и решил покориться и уже спокойно отнесся к тому, что ему на ноги наложили стальные оковы.
В лице напавшего на него мужчины Дик, припоминая описание Ника Картера, узнал Рудольфа Ларю.
Вслед затем в комнату вошла очень красивая молодая женщина, правильные черты лица которой однако выражали жестокость, злобу и коварство.
То была Оливетта Ларю, фотографическую карточку которой Дик уже видел раньше. Карточка эта находилась в числе других вещей в таинственном чемодане, купленном в свое время Файрфильдом на аукционе.
Вдруг в комнате распространился одуряющий запах хлороформа.
Диана с чарующей улыбкой на устах подошла к связанному Дику и наложила на его рот и нос обильно пропитанный хлороформом платок.
Через минуту Дик лишился чувств.
* * *
Когда Дик пришел в себя, он ощутил страшную слабость и ломоту во всем теле. Ему казалось, что кроме хлороформа его одурманили еще и морфием или чем-то в этом роде. По его расчету со времени его появления в гостиной Дианы прошло уже много времени, может быть, даже несколько дней.
Он увидел, что его перенесли в какую-то другую комнату, большую, обставленную весьма изящно.
Ему даже показалось, что на обивке мебели он видит инициалы «М. Г.» — «Мамонтова» гостиница. Инициалы эти были известны всему Нью-Йорку, так как на открытии этой гостиницы присутствовал чуть ли не весь город, и инициалы «М. Г.» красовались на каждой тарелке, каждой салфетке, каждой рюмке, принадлежавшей гостинице.
Дик поразился, когда заметил, что он уже не связан.
С большим трудом он поднялся с постели, добрался до окна и выглянул на улицу.
Он вздохнул с облегчением: он не ошибся, полагая, что находится в «Мамонтовой» гостинице.
На противоположной стене висел телефонный аппарат.
Дик собрался с силами, стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, и подполз к аппарату.
Наконец, он взял трубку и вызвал номер Ника Картера.
Когда последовало соединение, Дику показалось, что он слышит голос своего начальника. Но он ошибся, то говорил Иосиф.
Как только он успел проговорить несколько слов, ему вдруг показалось, что небо над ним рушится. Кто-то со страшной силой ударил его по голове. Он свалился на пол и лишился чувств.
Когда он очнулся, то увидел, что лежит в постели. Рядом с ним стояли Диана и Рудольф и злобно смотрели на него.
— Лучше всего будет, если я его укокошу сейчас де, — злобно проговорил Рудольф, — одним больше, одним меньше, не все ли равно. Он будет вторым за одни сутки.
— И все-таки это слишком рискованно, — возразила Диана, — пусть останется жить, если захочет примкнуть к нам. Он мне нравится.
— Нравится? — прошептал Рудольф, — а знаешь ли ты, что этим ты сама подписываешь его смертный приговор? Я нанесу ему больше ран ножом, чем ты нанесла убитому Файрфильду. А затем я примусь за тебя.
Диана громко расхохоталась.
— Ты, кажется, угрожаешь мне, Рудольф? Смотри, чтобы с тобой не произошло того же, что произошло с Файрфильдом.
Она наклонилась к Дику и шепнула ему на ухо:
— Я убила Альвара Файрфильда! Теперь настала очередь Ника Картера и Тен-Итси! Все, кто содействовал тогда моему осуждению, должны умереть! Если ты будешь разумен, то можешь спасти свою жизнь, — ты мне нравишься.
Дик слабо покачал головой.
— Как хочешь, — проговорила Диана.
Она сделала ему новое вспрыскивание морфия и вместе с Рудольфом вышла из комнаты.
* * *
Около шести часов вечера Диана Кранстон, Оливетта и Рудольф сидели в своей гостиной и болтали.
Вдруг кто-то постучал в дверь.
Рудольф сейчас же ушел в ту комнату, где лежал Дик, а Диана открыла дверь.
На пороге появился Яков Грин. Он закрыл за собою дверь и прошептал:
— Мы делаем обычный еженедельный обход помещений гостиницы. Со мной явились два надзирателя. Между нами говоря, они оба идиоты. Пусть осмотрят комнаты, все это продлится не более двух минут. Ты должна только идти впереди и вести нас.
Не дожидаясь ответа, он снова открыл дверь и впустил двух своих спутников.
Они вежливо поклонились Диане и осмотрели замки, люстры, звонки и оконные затворы, а затем перешли в ту комнату, где лежал Дик.
У изголовья кровати стоял Рудольф.
Диана, с нахмуренными бровями, стояла тут же. Ей этот обход был крайне неприятен.
Оливетта была тоже здесь.
Вдруг, когда оба надзирателя подошли к кровати, Грин сорвал с головы парик.
Оказалось, что это был Патси. А его спутники в один миг превратились в Ника Картера и Тен-Итси.
Одним прыжком Ник Картер подскочил к громко вскрикнувшей от ужаса Диане, скрутил ей руки на спине и наложил ей наручники, а Тен-Итси связал Оливетту.
Рудольф яростно вскрикнул, выхватил из бокового кармана нож и занес его над беспомощным Диком. Но прежде чем он успел нанести удар, раздался выстрел и меткая пуля из револьвера Патси раздробила руку преступника.
* * *
Диана поняла, что отнекиваться не имеет смысла, и с беззаботным видом созналась во всем.
Она познакомилась с несчастным Файрфильдом только для того, чтобы иметь возможность убить его. Поужинав с ним в ресторане, она, налив ему в вино несколько капель опия, хладнокровно заколола его, когда он крепко спал.
Совершенно хладнокровно она села на электрический стул.
Рудольф бесновался в своей камере, как помешанный и в конце концов разбил себе череп об стену.
Оливетта была судом оправдана, так как ее нельзя было уличить в соучастии.
Дик скоро оправился от впрыскиваний морфия.
Но он изменился. Веселый юноша стал неузнаваем. Он спокойно и сосредоточенно исполнял свои обязанности и стал молчаливым. В день казни Дианы он стал еще более задумчив.
— Я нравился ей, — бормотал он, — не понимаю только, каким образом в таком дивно прекрасном теле могла жить такая преступная душа.
Амазонка
I
Человек неподвижно сидел на берегу небольшого пруда и, затаив дыхание, наблюдал. Это был крупный мужчина со слегка располневшей талией, коротко стриженными волосами и тяжелым, покрытым морщинами лицом. Но как любой из индейцев, живущих в джунглях, он мог часами сидеть терпеливо и тихо. Жили и двигались только его глаза, мгновенно фиксирующие любое колебание в зарослях болотной травы и камыша. Гигантские кузнечики перепрыгивали со стебелька на стебелек, оводы и личинки роились на поверхности воды. Но человек следил за другим замершим существом, приготовившимся к прыжку с листа водяного гиацинта: тяжелые черные крылья его были плотно сложены за спиной, мощные клешнеобразные челюсти венчали восьмидюймовое тело. Человек уже видел этих гигантских жуков в действии, видел, как они легко переламывали карандаш своими сильными челюстями, способными до кости прокусить человеческий палец. Неудивительно, что их называли жуками-титанами; они и были титанами в мире насекомых, уничтожающими жертвы, намного превосходящие их по размерам.
Испарина струйкой сбежала по толстой шее человека, но он не пошевелился. «Вечное пекло, — проворчал он про себя, — вечный проклятый давящий зной, вечный липкий пот». Он так и не привык жаре, хотя уже почти двадцать лет торчал в этом преддверии ада.
Внезапно глаза его сузились: огромная зеленая лягушка с белесым брюхом, пересекая пруд, приближалась к водному гиацинту. Она двигалась короткими рывками, выныривая на поверхность, чтобы ухватить стрекозу или водяную личинку.
Человек наблюдал, как лягушка подплывает все ближе и ближе, жирная, с набитым брюхом, вся поглощенная своим занятием. Она уже достигла водяного гиацинта, на мгновение ушла под воду, затем вынырнула вновь на поверхность и медленно поплыла в зарослях слабо колышущихся листьев. Жук-титан молнией промелькнул в воздухе, словно выстрелив сильными задними ногами. Острые клешнеобразные челюсти вонзились в тело лягушки чуть ниже шеи. Лягушка, почти в три раза превосходящая жука, рванулась было назад. Ее мягкая плоть все еще содрогалась от удара. Погрузившись в воду, она метнулась несколько раз, вновь выпрыгнула из воды, но ей не удалось сбросить с себя противника. От боли лягушка вновь взвилась в воздух, почти преодолев в прыжке расстояние до берега, но похожие на кусачки челюсти гигантского жука вонзились в нее еще глубже.
Все было кончено в одно мгновение; тело лягушки, еще живое, судорожно подергивалось, а жук уже начал кромсать свою жертву.
Мужчина шлепнул себя по колену, издав то ли клич, то ли смех, и сдвинул маленькую шляпу из пальмового листа на затылок. Вот как это будет, — сказал он себе, поднимаясь на ноги и улыбаясь тяжелой жестокой улыбкой. Да, именно так все и будет, повторил он, смахивая испарину с шеи. Как этот жук-титан, он будет только тихо сидеть и ждать. Они обязательно придут, у него есть все основания быть уверенным в этом. Если ЭТО так важно, как он думает, американцы должны появиться с минуты на минуту. Ему остается только ждать, ждать, пока они сами не свалятся ему под ноги. А если они не придут… тогда все теряет смысл, не стоит дней, а может недель ожидания в этих проклятых богом, алчных, всеядных джунглях.
По пути домой, когда он брел, возвращаясь в деревню, на тропинку скользнула ядовитая черно-желтая коралловая змейка. Он плюнул в нее, и она исчезла в спутанных зарослях. Он растер ладонью испарину на лбу, хлопнул на шее мошку, привлеченную запахом пота. Чертова жара, злобно ворчал он. Нигде не было от нее избавления, днем и ночью, в дождливый и сухой сезон — она была всегда. Конечно не следовало бы ударяться в запои, но с другой стороны, пил он чтобы хоть немного забыться от этого угнетающего зноя.
В деревне человек миновал низкие стены старых зданий католической миссии, добрел до маленькой хижины и опустился на верхнюю ступеньку деревянной веранды. Почти мгновенно в полумрак дверного проема возникла женщина с висящими плоскими грудями ниже пояса обернутая в нечто, напоминающее юбку.
— Гин, черт тебя побери, — злобно зарычал мужчина, поднимая тяжелую толстую руку, — ты что, до сих пор не научилась?!
Женщина отпрянула, скрылась в полумраке, в следующе мгновение возникла вновь с бутылкой, заполненной прозрачно жидкостью. Мужчина взял бутылку, следя взглядом, как она возвращается в дом.
…Он купил ее пять лет назад в одном индейском племени. Сейчас он подумывал, не вернуть ли ее обратно. Она стала для него ничем, пустым местом. Он овладел ею прошлой ночью, облегчил себя, но она осталась ничем, бесчувственным телом. Ему не доставляло теперь удовольствия даже бить ее.
Он сделал длинный глоток джина и откинулся назад, лениво думая, не узнал ли об ЭТОМ кто-нибудь еще и не появятся ли другие. Впрочем, это не имело значения, кроме того, что лишний раз подчеркивало всю важность происшедшего. Все они будут беспомощны, как младенцы, здесь, в стране Амапа, они будут брести наощупь как слепые, будут дергаться, словно рыба на крючке. Даже он, Колбен, не мог бы сказать с уверенностью, что он знает джунгли, но он знал их лучше кого бы то ни было, за исключением тех племен, которые каким-то образом умудрялись жить в этих глухих местах, не обозначенных ни на одной карте.
Он облизнул толстые отвисшие губы в предвкушении близкого мига торжества. В конце концов это его единственный шанс, возможность выбраться из этой смердящей адской дыры, иметь деньги, а значит, и все остальное. Он вновь засмеялся грубым резким смехом, вспомнив о жуке-титане и лягушке. Да, ему остается только ждать.
Они придут, и он, Колбен, будет готов к встрече.
В это же время, почти за пять тысяч миль от Колбена, в центре Вашингтона, с таким же волнением ждал другой человек, нетерпеливо глядя в окно на хитросплетение машин и автобусов, мчащихся по площади Дюпона.