Оркестр начал играть увертюру. Настоящая буря звуков изливалась с трепещущих струн и из жерл пронзительных труб. «Молитва» Зорамера, одно из любимых произведений Хапшанта. Эндор откинулся на спинку стула и продолжал поглядывать на частную ложу, но ничего, кроме редких бликов на бинокле, не выдавало ее посетителя.
У Эндора болела голова. Даже музыка уже не помогала. В последнее время голова вообще болела очень часто, и Тит считал, что виной всему проклятый климат, который он вынужден был терпеть ради поимки Малико.
Сцену заливал яркий белый свет прожекторов. Как только красный занавес поднялся, танцоры выбежали на нее и закружились на фоне гололитической проекции, изображающей горы, покрытые редким лесом. Среди деревьев виднелись руины древних храмов – безмятежный пейзаж, неподвластный времени.
Деревянные духовые инструменты в оркестре зазвучали громче, и танцоры замелькали еще быстрее. Легкие белые одежды и плавные движения делали их похожими на снежинки. Внимание Эндора привлекла одна из артисток. Очень стройная, она буквально парила над сценой. Ее шаги были идеальны, жесты – выразительны и безупречны. Волосы танцовщица стянула в тугой пучок на затылке. Толстый слой белой пудры на ее лице, неподвижном, будто посмертная маска, подчеркивал идеальную математическую симметрию скул.
Эндор отвел бинокль от ног девушки, в прыжке напоминающих мощные пружины, и переключил внимание на частную ложу. Блики на металле. Тот, другой, тоже смотрел на танцовщицу.
После представления Тит отправился в бар на улице Зейк, который облюбовали посетители Театрикалы. Весь зал сиял от множества зеркал и хрустальных канделябров.
– Чего изволите, уважаемый? – спросил бармен в униформе.
– Джойлик на хлебных зернах с ледяной стружкой и ломтиком цитруса, – попросил Эндор. Это был его любимый напиток с тех самых пор, как они с Грегором захаживали после службы в тот бар на улице Зансипла. «Жаждущий орел». Да, точно, он назывался «Жаждущий орел». До чего же быстро тускнеют воспоминания!
Заказ ему подали на бумажной салфетке. Джойлик оказался так себе, к тому же слишком теплый. Из-за этого лед растаял слишком рано, и кусочек цитруса грустно кружился среди маленьких льдинок.
Однако он выпил все до дна и заказал еще. Головная боль стихла.
В помещении раздавался гул голосов, доносились обрывки чьего-то спора. Эндор подумал, не позвонить ли Либструму, но решил, что не хочет слушать очередное сообщение на автоответчике.
Он заказал третью порцию алкоголя и откинулся на спинку стула, осматривая помещение. В основном здесь были мужчины в щегольских костюмах. Атмосфера царила несколько буйная и вместе с тем дружеская, как на вечеринке в частном клубе. Посетители хохотали и хлопали друг друга по спинам. Несколько присутствующих дамочек были либо чьими-то женами, либо куртизанками, но каждая, словно магнит, притягивала к себе ухажеров.
«Кароскуре нужны женщины», – записал в блокнот Тит Эндор, затем подчеркнул эту фразу и добавил к ней два восклицательных знака. Как и многие колонизированные миры, в основе экономики которых лежала добыча минералов, Кароскура старательно привлекала квалифицированных рабочих, обещая оплату переезда и проживания. Мужчины, соблазняясь хорошим заработком, стекались сюда со всего сектора и очень быстро превзошли числом местных женщин. По последним данным, соотношение на нефтяном побережье составляло десять к одному в пользу сильного пола.
Эндору и самому не хватало женской компании. Раньше у него никогда не бывало проблем на этом фронте. В прошлом харизма, внешность и профессиональный статус гарантировали ему внимание любой женщины, на которую он только мог положить глаз. Ситуация на Кароскуре напоминала осаду: припасов на всех не хватало.
Он вернулся в свое жилище. Либструма там не оказалось, не было и пропущенных звонков от дознавателя. Эндору показалось, что стопки блокнотов кто-то перемешал и переставил с места на место. Он начал их перебирать. Сюда кто-то проник?
Тит Эндор проснулся поздно, принял душ и побрился. Глядя на отражение, он подумал, что никто в этом мире не молодеет. Он выглядел осунувшимся, с заострившимися чертами лица и болезненным цветом кожи. Эндор решил, что во всем виновата слишком долгая зима.
Какое-то время назад он поседел и начал собирать волосы в хвост, потому что так удобнее. Его лицо пересекали глубокие шрамы, которые оставила жизнь, полная сражений. Но самая большая отметина, скрытая от чужих взглядов, была на ноге. На шее, на черном шнурке, Эндор все еще носил зазубренный зуб заурапта, который Грегор извлек из его плоти сразу после того, как Тит прогнал хищника. Бронтотаф, вот где это было. Бронтотаф. Сколько же лет прошло с тех пор?
Они были прекрасными друзьями. Лучшими. Можно сказать, братьями. До того неприятного случая несколько лет назад. Недопонимания, которое Грегор решил не прощать. Не по вине Эндора. Так уж сложились обстоятельства.
Но это до сих пор печалило Тита. Он скучал по старому другу. Интересно, что с ним стало? Наверное, ничего интересного. Грегор никогда не подавал надежд.
Продолжая разглядывать отражение в зеркале, Эндор повертел зуб в руках. Если верить бронтотафским преданиям, то над ним висело проклятие. Даже после смерти заурапт продолжал преследовать добычу. Особенно если жертве удалось убежать или ускользнуть от его зубов. Дух заурапта всегда был где-то рядом, шел по пятам. Когда-нибудь он наконец настигнет его, нанесет удар и сведет счеты.
Тит Эндор рассмеялся. Отражение в зеркале – тоже. Его преследовало множество призраков, из которых громадная хищная рептилия была далеко не самым страшным.
Инквизитор должен рационально относиться к подобным вещам.
Он в очередной раз задумался, куда мог деться Либструм.
Зуб тяжким грузом свисал с шеи.
Тит Эндор дал взятку, чтобы его пустили в Театрикалу днем. Он бродил по галереям верхнего уровня, разыскивая дверь в четыреста тридцать пятую ложу. Но такой не было. На полу в коридоре лежала красная ковровая дорожка, а стены оказались оклеены алыми обоями, отчего возникало ощущение, что он бродит по громадным кровеносным сосудам. В воздухе пахло застарелым дымом от палочек лхо. Отыскались двери с номерами четыреста тридцать четыре и четыреста тридцать шесть. Эндор старательно ощупывал мягкую алую стену, пытаясь найти скрытый рычаг или потайную дверь.
Либструм так и не вернулся, а головная боль все усиливалась. Эндор отправил с курьером возмущенный отчет в ордо. Затем, сидя в своем жилище со стаканом джойлика в руке, он перелистывал блокноты, пытаясь отыскать хоть какую-то закономерность.
Ложа четыреста тридцать пять. Гонрад Малико. Блики на театральном бинокле в тенях. Девушка. Та девушка, стройная танцовщица.
Время от времени он думал о Грегоре. Эндор всегда отличался умом, красотой, хитростью и жаждой славы. Грегор же был трудолюбив, прилежен, флегматичен и надежен.
– Где же ты сейчас, старый друг? – спросил Тит у пустой комнаты, – Я всегда был любимчиком Хапшанта, и посмотри, что стало с моей карьерой. А чем же занимался ты?
Тот неприятный случай все еще беспокоил Эндора. Тогда он оказался в сложном, чертовски сложном положении. Несколько его предыдущих дел отправились на пересмотр. Подробности исказились, и – исключительно из-за узколобости отдельных личностей и по политическим соображениям – возникли определенные подозрения. В конце концов, у него просто не осталось выбора. Когда люди из Ордо Маллеус предложили перейти к ним, пришлось согласиться. Они сказали, что Грегор занимается какими-то недобрыми делами и что если Эндор поможет вернуть старого друга на путь истинный, то пересмотр дел отменят. Тит не шпионил. Он просто присматривал за старым товарищем. Так уж сложились обстоятельства.
Он отправился на следующее представление в Театрикалу, а потом в клуб, где смешался с группой флотских офицеров, проводящих отпуск на поверхности планеты, и увязался с ними в бар с танцзалом на соседней улице. Численность женщин в этом заведении противоречила статистике. И с этими женщинами можно было потанцевать.
Местный танец назывался зендов, и в нем поровну сочетались формальные и эротические элементы. Эндору рассказывали, что зендов обязан своим появлением дисбалансу между мужчинами и женщинами. Он возник в среде бедняков и быстро стал популярен в борделях. Зендов позволял провести пять-десять минут в тесном контакте с женщиной. Клубы для зендова были самыми популярными из дешевых заведений Кароскуры.
Эндор успел выпить несколько порций местного алкоголя, когда заметил ее – ту девушку, стройную танцовщицу. Она стояла у барной стойки, облицованной зеркальными панелями, курила палочку лхо и рассматривала свою танцевальную карту. Он не сразу узнал ее без снежно-белой пудры на лице и сценического костюма, который заменяли золотистое платье, накидка и леопардовая шляпка-клош. Но осанка и поворот головы не оставляли сомнений – это была она.
Эндор представился и предложил угостить ее выпивкой. Она окинула его отсутствующим взглядом и переспросила, как его зовут. У нее был очень выраженный акцент.
– Тит, – сказал он.
Девушка записала его в карту.
– Пятая мелодия с этого момента – ваша, мастер Тит, – произнесла она, а потом добавила: – Амасек со льдом.
Затем девушка покинула его и отправилась в объятия какого-то офицера, чья очередь для танца наконец подошла.
Поначалу Эндора это ошеломило, но вскоре он понял принцип работы заведения. Большинство женщин в этом баре были танцовщицами из Театрикалы. Они подрабатывали в клубах для зендова, старательно извлекая выгоду из дефицита слабого пола на Кароскуре. Неудивительно, что эти клубы были так популярны и хорошо платили девушкам за вечернюю работу. Они притягивали мужчин, жаждущих пятиминутного контакта с женщиной настолько, чтобы ждать своей очереди всю ночь и, конечно, покупать себе при этом изрядное количество выпивки.
Когда пришел черед, танцовщица нашла Эндора у барной стойки.
– Мастер Тит?
– Как вас зовут? – спросил он, пока они шли на площадку для танцев.
Похоже, ее удивил этот вопрос.
– Мира.
Зазвучала музыка. Эндор внимательно следил за танцорами и запоминал шаги. Его мозг был способен на такие вещи. Он крепко прижал девушку к себе, и они закружились рядом с такими же танцующими парами. Над их головами вращались мерцающие сферы, окрашивая все вокруг вихрем крохотных бликов, похожих на снежинки.
Он чувствовал жар, исходящий от ее упругого тела. Чувствовал, как перекатываются под кожей твердые, напряженные мышцы, – девушка, несмотря на свою миниатюрность, оказалась очень сильной. Исходящий от нее аромат одеколона не мог перебить запахи спешно смытой балетной пудры и пота. Все эти ощущения опьяняли Тита.
Она пришла сюда прямо из Театрикалы и, вероятно, спешно переодевалась в гримерке.
Прижавшись плотнее, Эндор заметил старый шрам у нее на затылке, прямо под линией волос.
Музыка стихла.
– Спасибо, Мира, – он поклонился. – Ваш амасек ждет на барной стойке.
– У меня сегодня полная карта. Я подойду позже.
Эндор не скрывал разочарования.
– Где вы научились танцевать? – спросила она.
– Здесь. Сегодня.
– Не люблю лгунов, – нахмурилась Мира. – Нельзя выучить зендов за вечер.
– Я не лгу. Я смотрел и запоминал.
Она сощурила глаза. Холодные глаза на холодном лице.
– Вы не очень хорошо танцуете, – сказала танцовщица, – но знаете движения. Но слишком зажаты. Плечи не расслабляются.
– Я запомню, – Эндор снова поклонился. – Возможно, вы сумели бы объяснить мне мои ошибки на практике?
– Извините, в моей карте больше нет места.
– Совсем нет, даже на самый поздний вечер?
Музыка снова заиграла. Ждавший Миру офицер флота уже весь раскраснелся от злости и нетерпения.
– Амасек, – сказала она. – Может, поздно вечером.
В клубах для зендова «поздно вечером» означало «на рассвете». Бесконечные партнеры заставляли девушек танцевать до полного изнеможения. Пробираясь из бара в сторону уборной, Эндор заметил нескольких танцовщиц, куривших палочки лхо. Они сняли туфли и аккуратно разминали стертые до крови пятки и опухшие пальцы.
Тит вышел на улицу, в бесконечный снегопад, и отыскал общественную вокс-будку. Он набрал номер Либструма и в очередной раз услышал автоответчик.
– Где ты? – рявкнул он. – Где ты?!
На барной стойке стояли два бокала. В одном плескался джойлик с медленно тающими кубиками льда, в другом – амасек. Часы показывали четыре тридцать утра.
– Мастер Титан?
– Тит, – поправил он, оглядываясь. Увиденное заставило его забыть о пульсирующей боли в висках. – Меня зовут Тит.
Девушка кивнула:
– Прошу прощения. Это для меня?
Он улыбнулся. Танцовщица пригубила амасек.
– Последний танец, да? – спросила она.
– Я ждал его.
По мелькнувшему на ее лице выражению Эндор догадался, насколько сильно она презирает мужчин, которые ждут возможности с ней потанцевать.
Мира повела его на площадку. Ее тело было таким же упругим, как и раньше, но холодным. Жар ушел. Легкий аромат палочек лхо и пота угас, превратившись в едва заметный нездоровый запах.
– Расслабьте плечи, – велела она, как только начала играть музыка. – Поверните голову. Нет, это слишком. Вот так. И откиньте корпус. Да. Шаг назад. Шаг назад.
– У меня получается? – спросил Тит.
Он будто танцевал с трупом.
– Вы хорошо работаете ногами. Если честно, то превосходно, Но спина все еще слишком зажата. Поворот, поворот. Вот оно.
– Вы хороший учитель.
– Я делаю то, за что мне платят.
– И вы устали.
– Как и в любой другой вечер, – прошептала Мира, положив голову на грудь Тита, и тут же встрепенулась, настороженно глядя на партнера. – Прошу, не передавайте этого хозяину, иначе они срежут мне зарплату.
– Не передам, – улыбнулся он, делая очередной разворот, – Я знаю, что у вас был трудный день. Я видел представление в Театрикале. Вы хорошо танцуете.
– Здесь платят лучше, чем за то классическое дерьмо, – ответила девушка. Она внимательно посмотрела на него. Они разошлись и снова прижались друг к другу. – Вы следили за мной?
– Нет, – ответил Эндор. – Просто пришел сюда и увидел вас.
– И выучил зендов.
– Что-то вроде того, – усмехнулся он. – На этой планете, должно быть, за женщинами постоянно следят. Вас ведь здесь так мало.
– И это проблема, – признала она.
– Мира, вас преследуют?
– Думаю, да.
– Кто?
– Вы, – ответила танцовщица. – И все остальные.
Они развернулись, сошлись и сделали несколько шагов.
– Откуда этот шрам? – спросил Эндор.
Ее слегка передернуло:
– Ненавижу, когда на него обращают внимание.
– Извини.
– Неважно.
– Не расскажете, откуда он взялся?
– Получила много лет назад. Это все, что я хочу рассказать.
Тит кивнул и закружил ее в пируэте.
– Прости за вопрос. У нас у всех есть свои шрамы.
– И то верно, – согласилась она.
Музыка стихла. Он отступил и посмотрел на девушку.
– Пожалуйста, не просите еще один танец, – прошептала она.
– Тогда, может, еще один напиток?
– Я с ног валюсь от усталости, мастер Тит.
– Я могу быть первым в твоем списке на завтра?
– Так не принято. Приходите завтра, и мы потанцуем.
Она ушла. Группа музыкантов собирала инструменты. Эндор прошагал к барной стойке, где бармен домывал посуду.
– Джойлик на хлебных зернах с ледяной стружкой и ломтиком цитруса, – попросил Эндор.
Бармен вздохнул и приготовил напиток. Когда Тит оглянулся, девушки уже не было в зале.
До своего жилища он добрался уже засветло. Снег медленно падал с белого прозрачного неба. Эндор бросил блокнот на стол, снял куртку и упал на кровать.
Ему снился Хапшант, из слезных протоков которого лезли черви. Тит пытался стереть их с его щек. Грегор кричал на него и называл дураком. Хапшант бился в судорогах и стучал каблуками по деревянному полу.