Крик. Еще два выстрела. Три.
Мантан погиб – его рассекли на две части от макушки до груди. Кровь била в воздух фонтанами.
– Трон святый! – воскликнула Макс, резко разворачиваясь. Она услышала, как выстрелил Фалькен. Затем – Эдвин. – Где он? Где?!
Леви едва не врезался в нее – он бежал, не отрывая взгляда от экрана ауспика.
– Прямо там! Вон он!
Макс подняла дробовик и выстрелила два раза, нервно передергивая затвор. Ей удалось пробить приличных размеров дыру в ближайшей стене.
И снова выстрелы от Фалькена и Эдвина. Макс и Леви двинулись на звук. Драшер, подняв пистолет, отправился в другую сторону.
Этот хищник был умен. Очень умен и искусен в своем деле. Он прекрасно умел запутывать врага и легко мог перехитрить обычного человека. Он прекрасно понимал тактику боя, потому что она была заложена в него. Запрограммирована. Охотник получил приказ.
Тяжело дыша, магос прошел под очередной осыпающейся аркой, крепко сжимая в руках рукоять пистолета. Его сердце безумно колотилось. Он испытывал странные ощущения: происходящее не имело никакого отношения к его профессии; ему противостоял не зверь, чьи привычки и повадки он мог понять; все было наоборот.
И поэтому он сделал все наоборот; Столкнувшись с опасным хищником, ни один магос биологис не стал бы по своей воле выходить на открытое пространство. Но он поступил именно так и начал разворачиваться вокруг своей оси, сжимая пистолет обеими руками.
На усыпанном обломками полу лежал Родерин. Он погиб так же. как те несчастные в морге.
Драшер повернулся еще раз, обводя стволом пространство.
Убийца бросился на него.
Магос оттянул курок и не отпускал. Восемь, девять, десять пуль – вся обойма вылетела из пистолета Макс и злобным роем ударила в нападавшего.
Существо упало, как сломанная выпотрошенная кукла. Его внутренности вывалились на землю. Человек, но вместе с тем – не человек. Порождение гражданской войны. Аугметически усиленное чудовище, покрытое проводами, вживленными в плоть, с черным забралом вместо лица изогнуло мертвенно-бледные руки и подняло жужжащие цепные клинки, пришитые к запястьям.
Их приводы взвыли, набирая обороты. Несмотря на то, что магос всадил в него полную обойму, убийца поднялся на ноги. И прыгнул, целясь в лицо Драшера.
Пистолет сухо щелкнул – патронов не осталось.
– Валентин, ложись!
Макс из-за спины магоса выстрелила из дробовика, и голова чудовища разлетелась на ошметки, будто перезрелый томат. От удара оно отлетело в сторону. Когда чудовище повалилось наземь, цепные лезвия продолжали вращаться.
– Все в порядке? – спросила Макс.
Драшер кивнул.
– Ты был прав. Как всегда.
– Рад помочь.
– Я серьезно, – сказала она, выводя магоса из руин, пока Фалькен и Эдвин разряжали свое оружие в убийцу, просто чтобы убедиться, что он на самом деле мертв. – Нет, правда, Драшер. С меня причитается.
– Оплата за неделю, ты же говорила. Я просто выполнил свою работу.
Он двинулся дальше, осторожно выбирая путь среди обломков.
– Валентин, я могла бы написать запрос на оплату двух недель и никто бы не узнал.
Он оглянулся с грустной улыбкой:
– А как насчет билета с этой глыбы камня?
– Не могу себе такого позволить, – ответила Макс. – Извини. У нас все-таки бюджет.
– Стоило попытаться, – сказал Драшер, усаживаясь на груду битого кирпича.
– Слушай, – продолжила Макс, – ты видел, как нам здесь тяжело. Военная полиция еле-еле справляется. Нам бы пригодилась любая помощь, особенно от умных, образованных ладей. способных обращать внимание на детали. Что скажешь?
– И как это будет выглядеть? – спросил Драшер.
– Не знаю, – пожала плечами Макс. – Я бы, наверное, могла нанять тебя по временному контракту. Да, гонорар выйдет небольшой, но…
Драшер нахмурился:
– За работу учителем мне платят немного, но там, по крайней мере, безопасно.
Он протянул ей пистолет.
– Уверен?
– Каждый раз, когда я оказываюсь рядом с тобой, случается что-то захватывающее. Пожалуй, слишком захватывающее для такого, как я.
– Эй! – Макс будто бы задели его слова. – Я же тебя пока что не убила!
– Пока что, – улыбнулся Драшер.
– Ну ладно…
Она поцеловала его в щеку и развернулась, направляясь к транспортам.
Очутившись на распутье, он всегда поворачивал не туда…
И что же надо было выбрать сейчас?
Драшер вздохнул.
– Макс? – позвал он.
– Да?
– А у меня будет свой стол?
Она оглянулась и хмыкнула:
– Валентин, у тебя даже своя кровать будет.
Драшер поднялся на ноги и пошел следом за Макс.
Снимок Киилер
Медонэ, прозванный Пожирателем за свой неуемный аппетит, объявил о проведении аукциона. И, хотя добраться до его дома было непросто, эта новость привела к нему дельцов и перекупщиков со всего субсектора.
Один из предметов в каталоге коллекции привлек мое внимание. Я отправил агента, чтобы тот подтвердил происхождение вещи, и, когда от него пришел положительный ответ, приготовился нанести личный визит.
Медонэ Пожиратель жил на выжженной войной каменной глыбе под названием Паллик. Особенности орбиты и осевого вращения обеспечили этой планете сложную и нерегулярную последовательность смены дня и ночи – они были то длинными, то короткими, то яркими, то тусклыми. Это привело к появлению огромного количества различных трудов по закономерностям движения светил и астрономических таблиц. Я не озаботился изучением названий всех разновидностей цикла. Все, что мне было нужно, – это избегать длинного и жаркого «жгучедня», когда все три солнца поднимались над горизонтом одновременно.
Многие из желающих принять участие в аукционе прибыли на орбитальных челноках и катерах, для которых среди пустыни неподалеку от стен дворца Медонэ обустроили посадочную площадку. Некоторые добирались сначала до ближайшего города, называвшегося Барит-Прим, и затем нанимали проводников до дворца, расположившегося в шести сотнях километров от городских ворот. Караваны ходили практически ежедневно, возя товары с продуктовых рынков города, чтобы удовлетворить бесконечные аппетиты Медонэ.
Я высадился на плоскогорье в пяти километрах от дворца и дошел до ворот пешком. Стоял малый день, и на небе было лишь второе солнце, выбежавшее всего на шесть с половиной стандартных часов.
Воздух был холоден и сух. Сквозь линзы-щитки темных очков небо казалось насыщенно-синим, а солнце виделось белым шариком, отбрасывающим блики на стекла при повороте головы. Лучи светила отражались от корпусов челноков и катеров, замерших на посадочных площадках среди пустыни. Я смог разглядеть тонкую ниточку каравана, бредущего через барханы километрах в пятнадцати от дворца.
Здание отличалось весьма внушительными размерами. Это все, что осталось от города, уничтоженного войной. Периферийные элементы конструкции утопали в песке и зачастую представляли собой не более чем груды обломков. Судя по всему, значительная часть древнего поселения скрывалась под землей, навсегда сгинув в бездне истории.
Стражники у ворот внимательно следили за моим приближением.
– Ты идешь к Медонэ? – спросил один из них.
Голос часового искажался помехами и доносился из вокс-динамика, встроенного в маску-респиратор. Оба бойца носили броню и снаряжение, изначально произведенные для нужд Астра Милитарум, но теперь выкрашенные в яркие, кричащие цвета.
– Да, – ответил я.
– Имя?
– Грегор Эйзенхорн, – ответил я.
Лгать не было смысла.
– А род занятий?
Я показал инквизиторскую розетту.
Они даже не вздрогнули.
– Вы пришли, чтобы сжечь нас всех, сударь? – хохотнул один.
– Пока не знаю, – ответил я. – Кто-то из вас отвергает власть Трона?
– Точно не мы, – хмыкнул второй. – Мы все тут верные слуги Священной Терры, все до одного.
– Тогда я хотел бы только сделать ставки и что-нибудь купить.
Они пропустили меня внутрь.
В вестибюле дворца было не продохнуть от посетителей, и каждый притащил с собой многочисленную свиту. Сервиторы Медонэ сновали среди гостей с подносами, полными еды и напитков. Камергер в ливрее объявлял каждое новое блюдо так, словно это был очередной дорогой гость. Мне предложили флягу с водой – ритуальный дар каждому путешественнику, приходящему из пустыни, – которую я взял, и графин с вином, от которого я отказался. Экспонаты коллекции, предназначенные для распродажи, сейчас красовались в витринах по всему залу, чтобы потенциальные покупатели могли их как следует рассмотреть. Я заметил молельные барабаны из Долгих Могил с Трациана, диадемы из Рабских Миров, качественно сделанный бюст святого Киодра, так и не извлеченный из обитого сатином футляра, и даже написанный масляными красками портрет Жиллимана, кисти Манксиса с Юстиса Майорис. По крайней мере, так утверждала подпись. Композиция была достаточно неплохой, но техника работы кистью не дотягивала до настоящего Манксиса. Я решил, что это, скорее всего, либо копия, либо работа кого-то из учеников.
Я рассматривал картину, когда за моей спиной раздался чей-то голос:
– Мне известно, зачем вы здесь.
Я обернулся.
– Медонэ, – представился человек.
Он был высоким, стройным и улыбчивым, носил зеленый комбинезон и короткий плащ. Кто-то мог бы сказать, что он переборщил с ювелирными украшениями. Особенно выделялась тиара со вставками из жемчуга и хрусталя.
– Вы – Медонэ?
– На самом деле я – его глашатай, – ответил человек с настораживающе широкой улыбкой. – Он говорит и ведет дела через меня.
– Вы – прокси-тело или аватара? – спросил я.
– Аватара, – ответил он.
Только сейчас я осознал, что тиара и кольца – часть мощной телекинетической системы, которая позволяла настоящему Медонэ управлять глашатаем, как марионеткой.
– Вы – Грегор Эйзенхорн из ордо, – сказал он.
– Верно.
– Ваша репутация вас обгоняет. На моей распродаже есть только одна вещь, которая могла бы заинтересовать такого человека. Не желаете взглянуть?
Он проводил меня в боковую часовню. Бледные лучи второго светила пробивались сквозь высокие зарешеченные окна. Предмет стоял на небольшом пьедестале, защищенный световыми экранами. Это была стекловидная пластинка, запакованная в пластек, площадью около трети квадратного метра.
– Великолепно, не так ли? – произнес глашатай Медонэ.
Передо мной была самая ужасающая вещь, которую я видел в жизни.
– Весьма изящно.
– Я оставлю вас и дам возможность рассмотреть ее как следует.
В часовне, кроме меня, было еще несколько гостей, рассматривающих пластинку. Один из них, грузный человек с мощными аугметическими окулярами, вживленными в череп, произнес:
– Весьма интересный экспонат.
– Действительно, – ответил я.
– Это подлинник, – добавил он. Его импланты жужжали и щелкали. – Я могу оценить возраст стекла и пленочной упаковки. Размеры пластинки соответствуют формату, который, как считается, использовала автор. Удивительно, что столь хрупкая вещь сохранялась столько лет, за которые исчезло так много всего.
– Истинно так, – согласился я.
– Но куда более удивительно само изображение, – продолжил человек. – Обратите внимание на композицию. У автора был изумительный талант летописца. Сомневаюсь, что хоть кто-то в Империуме может сравниться с ней в искусстве съемки пиктов.
– Да, именно это о ней и говорят, – произнес я. – Исключительный дар, из-за которого ее и выбрали для сопровождения той экспедиции.
– Только подумайте, – вздохнул мой собеседник, – она превосходила талантливостью всех, кто был до нее и после, но помнят ее все равно не за это.
Он посмотрел на меня. Оптические импланты щелкали и жужжали.
– Как вы считаете? – спросил он. – Что в этом самое удивительное? Что это оригинальный пикт, сделанный десять тысяч лет назад почитаемой основательницей Имперской Истины? Или то, что это портрет Хоруса Луперкаля?
– Я думаю, что самое удивительное – что он находится здесь и продается на аукционе, а не заперт где-нибудь в хранилище на далекой Терре.
Эуфратия Киилер была летописцем. В последние годы Великого крестового похода, имея в своем распоряжении лишь талант и пиктер, она была приписана к 63‑й экспедиции, чтобы увековечить деяния легиона Лунных Волков. Она создавала великолепные работы. Ее слава росла. Сам Воитель относился к ней с благосклонностью. В те далекие времена Бог-Император объявил, что созидание Империума должно запечатлеть в работах художников и историков, дабы создать хронику начала Эпохи Человека. В те времена доминировала именно такая идея: великий труд по построению цивилизации необходимо описать честно и открыто.
Звучит совсем непохоже на Императора, каким его знаю я.
Вся эта свобода, конечно же, закончилась, как только начались ужасы охватившей Галактику многолетней кровавой бойни, которую мы сейчас называем «войнами Ереси». Киилер была там с самого начала. Стала свидетелем первой пролитой крови. Она находилась в той поворотной точке истории, когда все изменилось. И в ее руках был пиктер, с помощью которого она запечатлела трансформацию.
Но ее история на этом не закончилась. Она могла стать просто одной из триллионов сгинувших в пламени вспыхнувшей войны. Ее имя сейчас известно немногим… но все же известно. Святая Эуфратия. На нее снизошли божественные милость и дары, и именно она и несколько доверенных человек в те мрачные годы создали основы Имперского Кредо. Киилер стала одной из первых святых. Она вместе со своими последователями создала краеугольные принципы Лектицио Дивинитатус, истины, по которой мы все сейчас живем. Учение о том, что Император Человечества суть не человек, но Бог. Именно она помогла другим увидеть это. Именно она помогла родиться нашей вере.
Человека с оптическими имплантами звали Сеян Карил. Мы вместе вернулись в главный зал и сели побеседовать об увиденном.
– Сам пикт – это не главное, вы ведь понимаете? – спросил он.
– Он бесценен, – ответил я. – Изображение Луперкаля при жизни, до того, как он пал. Его красота и мощь позволяют оценить масштабы произошедшей катастрофы.
– Кто-то, возможно, скажет, что этот пикт никто и никогда не должен увидеть.
– Кто, например?
– Инквизиция, – ответил он. – И вы, как я слышал, к ней относитесь.
– Думаю, его нужно видеть, – сказал я. – Как предупреждение, что даже самые совершенные из нас могут прогнить… Как источник новой решимости для схватки с тьмой.
Он пожал плечами:
– Если только Хорус изображен на пикте до своего падения.
– Думаете, снимок был сделан после?
– Но разве не еще более поучительно было бы, останься лицо магистра войны таким после того, как Хаос поглотил его душу? Великий Враг умеет хорошо скрывать свою природу:
– Вы говорили, что пикт – это не главное, – сказал я, меняя тему.
– Если верить каталогу, то к пикту прилагаются какие-то записи. Рассыпающиеся от старости документы, составленные ее рукой, описывающие и сам пикт, и обстоятельства, в которых он был сделан.
– Вы их видели?
Карил покачал головой:
– Их увидит только покупатель. Но мне довелось кое-что услышать о них.
На самом деле мне тоже. Отчасти это и стало причиной моего визита. Поговаривали, что в этих записях содержится откровение. Что там есть текст, написанный почерком Киилер, в котором она утверждала, что Хорус остается человеком, а не искаженным демоническим чудовищем. Также в них говорилось, что в те времена Император отрицал свою божественность. Он официально провозгласил это и старательно подавлял любые попытки заявить о противоположном. Владыка Людей хотел, чтобы подобные учения подвергались запретам и гонениям.
Итак, судя по записям, Император не считал себя богом, но Киилер и ее сподвижники создали основу для зарождения имперской веры вопреки четко выраженному желанию Повелителя Человечества.