- Ах ты, ебанная шлюха! - вопила Дон.
- Сегодня ты попрыгаешь домой, милая!
Правая штанина Дон была задрана до колена, открывая металлический стержень с ботинком на конце протеза, её настоящая нога заканчивалась на несколько дюймов ниже колена. Сноуи, с выражением лица дебилки, пыталась отсоединить протез.
Правда, у Писателя было очень мало воспоминаний, но он был уверен, что никогда в жизни не видел ничего столь весёлого и абсурдного: альбинecса с большой грудью, пытающаяся оторвать искусственную ногу у дамочки с такой же большой грудью, и всё это на полу в морге.
Он поставил пиво, которое даже не успел пригубить, потянул Сноуи за волосы и крикнул:
- Дамы! Остановитесь прямо сейчас! Это – маниакально, и не для двух взрослых, тем более двух подруг! Ради Бога, в мире и так достаточно сражений. Вам, девочки, должно быть стыдно!
Обе женщины надулись друг друга.
- Извинитесь, вы обе, - потребовал Писатель с властью в голосе.
- Ну, бля…- сказала Сноуи. - Прости, что назвала тебя калекой.
Дон сглотнула.
- Мне жаль, что я укусила тебя за сиську, и сказала, что твоя морда может остановить танк М1 без тормозов.
Сноуи задумалась
- Но… ты этого не говорила.
- Я как раз собиралась.
Обе девушки разразились смехом и через несколько мгновений уже обнимались и целовались.
Неужели все женщины такие? - задумался Писатель.
- Отлично. Теперь, когда конфликт исчерпан, нам нужно вернуться к делу.
- А, да… Tочно, - cказала Сноуи.
Они с Дон одновременно посмотрели на стол.
- Просто выпустите меня отсюда, чтобы я мог вернуться в отель и поспать, - сказал Писатель, забирая своё пиво. – Что бы вам от меня ни было нужно, боюсь, вам придётся делать это без меня.
- Вот, здесь как раз-таки небольшая проблемка, - начала Дон. - У нас со Сноуи неприятности, и если ты не поможешь нам, то нам со Сноуи придётся свалить из города прямо сейчас.
Писатель был сбит с толку.
- С какой стати вам это делать?
- Потому что если останемся, то, скорее всего, к утру обе будем мертвы…
Писатель сделал большой глоток пива и выдохнул.
- Что-то я не пойму, почему вы умрёте?
- Нет времени объяснять! Всё, что тебе нужно сделать, так это…- oна повернулась, схватила простыню и смахнула её со стола.
Неудивительно, что под ней лежал труп. Взгляд Писателя замер на нем. Покойник был женщиной, при этом весьма привлекательной. У неё были длинные гладкие ноги, полные груди, нежный розовый лобок, окаймленный светлыми волосками.
- Видишь? - cказала Сноуи. - Она неплохо выглядит, а? Просто… не смотри на её лицо.
Но Писатель посмотрел, ее лицо превратилось в обугленную, потрескавшуюся маску. Оно было сожженным. Как и ее волосы.
- Сноуи, это та женщина, которую те четверо братьев изнасиловали и подожгли возле магазина!
Сноуи закатила глаза.
- Да, это она. Но, как я уже сказала, она получила по заслугам. Ненавижу нарколыг.
Писатель перевёл взгляд на Дон, словно умоляя её.
- Я выложу всё чёрным по белому, мистер. Нам нужно, чтобы ты трахнул эту дохлую телку. Сейчас. А мы снимем это на видео.
Писатель мог только смотреть, это единственное казалось разумным.
Потом Дон сказала странную вещь.
- Эй, Сноуи, ты…
- У-гу, - очень медленно ответила Сноуи.
- Ты просто гений! - a потом они снова обнялись и поцеловались.
Между тем тяжесть этого возмутительного обстоятельства начала сказываться… сознание Писателя померкло, и в то же время он почувствовал себя очень, очень хорошо. Он провёл рукой по промежности и заметил, что его член становился эрегированным.
Вау!
Ему и в голову не приходило, что его накачали наркотиками, пока обе женщины не оказались рядом с ним, медленно опуская его на пол.
- Смотри, чтобы он не “упал”, - предупредила Дон, - мы же не хотим, чтобы бедняга двинулся головой…
Писатель смотрел в потолок широко раскрытыми глазами и находил это интригующим. Обе женщины снова были на ногах. Они смотрели на него сверху вниз, как две плакальщицы, смотрящие в могилу.
Затем Дон сказала:
- Cними с него штаны. Я принесу камеру…
Сознание Писателя счастливо уплыло во тьму.
* * *
Он бесцельно бродил по густому лесу и сразу же вспомнил о Роберте Фросте[25]. Что это за лес? Кажется, я знаю…- его шаги несли его по ковру из веток, листьев и мусора, при том совершенно беззвучно, и тогда он понял, что не было никакого звука вообще, нигде. Как такое могло случиться?
Ну конечно, это был сон.
И он пошёл дальше в этом приятном и совершенно безмолвном забвении. Ему пришло в голову, что ни одно дерево в этом лесу никогда не ощущало лезвия топора, и ни один человек ещё не вступал в это пространство. Затем он подумал о Генри Дэвиде Торо[26], живущем на земле Ральфа Уолдо Эмерсона и пишущем “У Уолденскoго прудa”. Какая роскошь в истинном трансцендентализме! Писатель задумался: а нет ли другого названия? ”Жизнь в лесу”? О, как Писатель принял бы такую жизнь… без людей. Никаких машин. Никакого лицемерия и… и… и…
Никаких мобильников!
* * *
Но тут утешительные размышления прекратились, потому что внезапно раздался звук, а вместе с ним и сильный аромат.
Звук: размеренные, неторопливые шаги, явно человеческие.
Aромат: мускус человеческой женщины.
Писатель облокотился на дерево, вдруг его охватила дрожь, потом у него перехватило дыхание. И он почувствовал неимоверный ужас… Похоже, оно собирается пройти мимо меня, - но тут у него перехватило дыхание. Почему он инстинктивно подумал "оно", а не "она"?
И откуда такой ужас?
Шаги становились всё громче, раздражающий хруст по лесной почве приближался. Писатель боялся, что его зубы могут сильно громко стучать, или как в рассказе По, что его сердцебиение может быть достаточно громким, чтобы быть услышанным…
Незнакомка, как и ожидалось, прошла мимо него, но - хвала небесам! - oна его не заметила. Но почему он её так боится?
Один взгляд на неё убедил его, что его страх был более чем обоснован: она была обнажена, у неё были длинные стройные ноги, пышные ягодицы, тело - настоящее произведение искусства, но в каждой руке она держала по оторванной голове, в то время как её собственная голова была не человеческой, а рогатой… у неё была голова быка…
Существо мгновенно исчезло среди деревьев. Как Минотавр в сказке о Тесее, спасающем Аттику, только это была женщина. Не Mинотавр.
А Минотавра…
Новые шаги пригвоздили его к дереву; они были более быстрыми и неуклюжими. Будет ли это самец, преследующей свою невесту? - подумал Писатель.
Но нет, не будет.
Несмотря на весь ужас, Писатель зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться. На этот раз мимо него прошёл гигантский пенис на двух слоновьих ногах. Большой кусок плоти и два яйца размером с баскетбольный мяч болтались из стороны в сторону, когда он проходил мимо.
Писатель вздохнул. Когда снова послышался шорох, на этот раз он не испугался. Приближался ещё один лесной зверь, и у Писателя возникло чувство, что он будет не страшный, а смешной.
И он был таким.
Писатель нахмурился и покачал головой, когда мимо него пропрыгал кролик цвета ирисок. Он был размером с сенбернара.
Я бы сказал, что сегодня я определенно наткнулся не на ту кроличью нору…
Испытывая отвращение к бессмысленной трате времени, которую причинял ему спящий мозг, он продолжал свои беспорядочные блуждания, почти не обращая внимания на красоту окружающего его леса. НАХУЙ Роберта Фроста, и НАХУЙ Торо! - подумал он с нескрываемым гневом. - Чёртов Торо каждый вечер ужинал в доме у Эмерсона. Это не жизнь за счёт земли! “Пруд Уолдена” - полная хрень!
Всё, чего он хотел сейчас - это проснуться из этого сна… в каком-то смысле так оно и было.
Словно из ниоткуда он появился перед кромкой воды озера больших размеров. Деревенский рок-н-ролл звенел из “Бумбокса”: «Я собираюсь купить себе собственное кладбище, убить всех, кто когда-либо делал мне плохо…», рядом стоял переносной холодильник с пивом.
Мысль о пиве оживила его… пока он не увидел десятки раздавленных банок, лежащих вокруг. Фу! “Keystone Light”. Поворот головы показал ему дело куда более неприятное, чем мусор на берегу. Он мгновенно стал свидетелем непостижимой сцены и неописуемых событий.
Тем не менее, они будут описаны…
У кромки воды стоял сверкающий угольно-чёрный ”Шевроле “Эль Камино” 1969 года выпуска, с откинутым верхом. На лакированном капоте покоилась отрубленная голова белокурой женщины, с открытым ртом и открытыми глазами, перед которой стоял дородный молодой человек с короткой стрижкой. Его джинсы были спущены до колен, и он яростно мастурбировал, периодически облизывая свои губы. Писатель сразу понял, кто этот человек: Дикки Кодилл.
Ещё один мужчина в джинсах, тяжело дыша, опустился на колени и занялся кое-чем похуже занятия Дикки. Это был длинноволосый жилистый мужчина с козлиной бородкой.
Тритт Боллз Коннер - сразу понял Писатель. Перед Боллзом лежала обнаженная обезглавленная женщина на восьмом или девятом месяце беременности. Её бёдра были связаны вместе, чтобы предотвратить выкидыш. Джинсы Боллза были расстёгнуты, он оседлал труп, и медленно вводил и выводил свой возбужденный пенис в рану в нижней части живота женщины. Лежавший рядом на земле нож рассказал о том, как появилась рана.
- Блядь, Дикки, я сейчас кончу; ебать, ща лопну от каефа; ты должен попробовать! - cказал Боллз с энтузиазмом.
Но Дикки не обратил на его высказывание внимание, он был слишком сосредоточен на своём занятии. Он вздрогнул, поднялся на цыпочки, а телеса задрожали под растянутой футболкой с надписью BASTIN SAWKS CACK. Толстяк закатил глаза и кончил.
- Эээээээх!
Затем, когда наступил его оргазм, он принялся встряхивать пенисом, как кукурузным початком, изо всех сил стараясь извергать семя в рот отрубленной головы.
Оргазм Боллза наступил почти одновременно с Дикки. Он прижал ладонь к огромному раздутому животу перед собой, толкая таз изо всех сил…
- Ахххххххххх! Я заебашил эту беременную "крикершу" на хрен, да! Эй, Дикки, я наполнил её брюхо своей молофьей! - pадостно прикрикнул Боллз.
Теперь Дикки смотрел на это зрелище, продолжая дергать свой вялый пенис. Он захихикал так, как мог бы хихикать только умственно отсталый:
- Да-Да-Да, Боллз! Кончун - то что надо!
Боллз поднялся на ноги и заправил теперь уже вялый пенис в джинсы. Он выглядел так, как будто задумался над чем-то неимоверно важным.
- Гм, бля, чувак, мне вот интересно, если… ну, если ребёнок в ней - девочка, мог ли я её обрюхатить…
- Да, почему нет, Боллз, - сказал Дикки, явно воодушевленный такой возможностью.
Он положил голову блондинки в холодильник для пива, без сомнения, для дальнейших потех. Боллз поправил свои штаны:
- Да, блин! Ничего не сравнится с хорошим старомодным в-живот-трахом. Получить такой знатный кончун, и в то же время оказать услугу обществу! Эти сучки-голодранки всё время залетают нарочно, чтобы потом получать пособие.
- Чё-eрт побери, Боллз, так и есть! - Дикки поставил холодильник и “Бумбокс” на заднее сиденье машины.
- Да, насколько я понимаю, мы выполнили гражданский долг любого нормального мужика - трахнуть в пузо этих обрюхатившихся трейлерных голодранок, и обезбашить их! Мы, так сказать, боремся с перенаселением, и спасаем наше благочестивое общество от ещё одного малолетнего умственно отсталого! - перед тем, как застегнуть молнию, Боллз невообразимо долго мочился на беременный, обезглавленный труп. - Уменьшая излишнее население, мы уменьшаем де-фер-сит и улучшаем и-ка-но-ми-ю. A что она там набрюхатила, можно только догадываться. Вдруг это был мексикос, ниггер, идус или того ещё хуже - мусульманец! Чёрт, - Боллз сплюнул на землю и продолжил: - Единственными белыми парнями, которые когда-либо заполняли эти мешки для молофьи - были братья их папаш. Господи, Дикки, что за мир грядёт?
Ещё минута прошла, пока Боллз опорожнял свой очень полный мочевой пузырь на обезглавленную женщину. Её живот блестел, как мокрый белый пляжный мяч (ну в некотором смысле, конечно, так как пляжные мячи обычно не были татуированы словами: ВЫЕБИ МЕНЯ В ЗАД, КАК В АДУ!). Боллз начал застегиваться.
- Чё-eрт, Боллз, - заметил Дикки. - Не могу поверить, что ты потратил свою мочу впустую. Ты сам не свой в последнее время.
Боллз весело улыбнулся.
- Что ты такое говоришь, Дикки? Я в прекрасном расположении духа.
- Нет, чувак. Наверное, ты слишком беспокоишься о кa-но-ми-и и вообще о благосостоянии. Видишь ли, в любое другое время ты бы кинул ей минимум две палки! И Боллз Тритт Коннер, которого я знаю, никогда бы не обоссал девку! Он бы поссал ей в дырку, в которую её выебал!
Боллз посмотрел на блестящий труп, затем хлопнул себя по голове.
- Чёрт, Дикки! Что за херня случилась со мной, что-то я совсем об этом не подумал!
- Теперь ты понимаешь, о чём я говорю? Помимо того, что ты только что кончил на того ребёнка внутри, ты упустил возможность поссать на него, - Дикки усмехнулся. - Держу пари, её пузо раздулось бы, как воздушный шар!
- Чёрт! Я так ненавижу, когда забываю важные вещи! Когда мы “выставим” хату Крафтера, мы должны найти нам другую беременную тёлку!
- Ну, это не проблема, Боллз, особенно в этих краях.
- Черт возьми, верно. Погнали отсюда, - сказал Боллз, удручённый сам собой.
Они оба сели в машину. Двери с грохотом закрылись, затем земля содрогнулась, когда Дикки завел двигатель мощностью 750 л.с. и умчался, оставив за собой завесу пыли.
Может быть, просто завеса сновидения убедила Писателя в том, что он знал этих людей?
Или я знал их по-настоящему?
Он размышлял о воздержании, орфических загадках, прилагая все усилия, чтобы не смотреть на мёртвую беременную женщину. Он воочию видел, что что-то в её животе шевельнулось…
Да, он прекрасно знал, что видел этих двоих раньше, ещё задолго до их смерти. По-настоящему, а не только во сне. И он вспомнил кое-что ещё…
Он понял, что не в первый раз слышал о доме Крафтера, и в его голове всплыло имя: Эфpаим Крафтер.
Но в следующее мгновение все раздумья исчезли, когда он внезапно начал задыхаться, окружённый зловонием, похожим на самый ужасный смрад, который только можно себе представить, усиленный во сто крат. Он был готов упасть на колени, но тревога мешала ему. Температура вокруг него резко понизилась, пот застыл на его лице. Он почувствовал, как огромная, почти осязаемая тень накрыла землю перед ним.
На него смотрел не человек, а какое-то уродливое существо восьми футов[27] ростом. Его голова была непропорционально большой и деформированной. Сквозь ужасную вонь Писатель заметил, что существо было одето в джинсовый комбинезон и с огромной выпуклостью в паху. Затем монстр обхватил голову Писателя и поднял его в воздух. Монстр открыл чёрную пасть, окаймленную чем-то похожим на собачьи зубы. Когда этот рот сомкнулся на лице Писателя, он либо потерял сознание, либо умер…
* * *
Кому приписывали позорно избитую фразу, что это была темная и бурная ночь? Писатель не был уверен, потому что читал очень мало ужасов, но он подумал, что это, должно быть, "Последние дни Помпеи" автора Бэйрона Эдварда Бульвер-Литтона. Возможно, когда Бэйрону тоже приписали столь же избитую фразу, он проснулся в холодном поту. Во всяком случае, именно так Писатель проснулся в своё первое утро в Люнтвилле. Его голова была словно набитой ватой, глаза быстро сфокусировались. Затем он понял, что лежит полностью одетый на своей кровати в комнате номер 6. Его длинные волосы прилипли ко лбу, мятая белая рубашка на пуговицах прилипла к телу от пота. Ужасный сон вернулся в его сознание, и ему показалось, что он сейчас закричит.