Те два социопата - Дикки и Боллз - и то, что они делали…
Писатель был охвачен мыслью, что встречал их раньше. Он был уверен в этом. И он был уверен в другом:
Я чертовски хорошо знаю, что был в доме Крафтера…
Каким бы мрачным ни был этот кошмар - не говоря уже о том, что это гигантское, воняющее тухлым мясом существо, которое едва не сожрало его лицо - он знал, что это повод для праздника.
Потому что к нему наконец начала возвращаться память!
Похоже, это были воспоминания из далекого прошлого, но как быть с более краткосрочными?
Он в замешательстве сел на кровати.
Что случилось со мной, прошлой ночью? - oн помнил, как был в кабаке, помнил, как разговаривал со Сноуи, но…
Потом он ничего не помнил.
Должно быть, я напился. Отличный способ произвести первое впечатление. Он почти чувствовал, как скрипят его суставы, когда он встал и побрел в ванную. Он должен был помочиться, как пресловутая скаковая лошадь, но когда он расстегнул штаны, чтобы заняться этим делом…
Воспоминание вспыхнуло у него в голове с быстротой пули.
В очередной раз в редком отступлении от утонченности он подумал: Ёб твою мать! Эти девчонки накачали меня наркотой и заставили трахаться с трупом!
Это ужасное воспоминание вызвало не что иное, как ощущение чёрного резинового кольца на его пенисе, когда он извлёк его, чтобы помочиться. Женский голос, резкий, как скрипичная струна, проник в его сознание: Мы тебе поможем, а потом трахнем. Ну, а остальное - как по маслу.
Действительно, как по маслу!
До него донёсся одуряющий запах, и когда Писатель определил его источник, его желудок начал судорожно сжиматься, как будто кто-то сжимал и разжимал его. Конечно, отвратительный запах исходил от его гениталий и охарактеризовать его можно было только как «вонь от киски», который в данном случае был намного хуже, потому что эта «киска» была мертва.
Неужели Писателя действительно стошнит от запаха и воспоминаний о том, что произошло?
Он упал на колени с болезненным двойным стуком, и его вырвало, как ручной трюмный насос, в “белый фарфоровый сосуд”.
Всё это поднималось и выходило из него, одно извержение за другим. Веревки рвотной слизи свисали с его губ, как лианы в джунглях; пучеглазое отражение его лица в туалетной воде не успокаивало его. Он был совершенно подавлен!
Он принял душ в яростном тумане умопомрачения, скребя своё интимное место с безумным неистовством.
Мой пенис был в МЁРТВОЙ женщине прошлой ночью!
Казалось, его гнев выжег похмелье. Я когда-нибудь был так зол? Он оделся и не раздумывая выскочил за дверь, чуть не столкнувшись с другим гостем.
- Прошу прощения, - поспешно сказал он.
- Конечно, брат, - ответил гость.
Ему было лет тридцать. Oн был с длинными волосами, в синих джинсах и спортивной куртке.
- Но помни, Бог прощает нам все наши мирские грехи, пока мы молим Eго. Он великий Царь над всеми богами! Ты слышишь меня, брат?
- Конечно, - ответил Писатель, пробегая мимо. - Сознание, или субъективное осознание, известное как квалиа, доказывает вне всякого сомнения, что Бог существует. Этот принцип называется “Картезианским дуализмом”.
- Но, друг мой, услышал ли ты меня?
Без сомнения, это был телепроповедник, Томми Kак-его-там.
- Да! - чуть не закричал Писатель. - Всё это элементарно! Яйцо должно было появиться раньше курицы! Следовательно, только высшее существо могло изобрести яйцо! Это называется первопричиной! Почитайте Канта и Декарта! Почитайте Святого Ансельма, прочтите Лейбница!
А потом Писатель большими шагами направился к лестнице, оставив гостя с отвисшей челюстью позади себя.
Я, пиздец, как зол! - подумал Писатель, спотыкаясь на ступеньках.
Он прошёл мимо портрета длиннолицего мужчины, даже не взглянув на него. Мрачные взгляды с других портретов, казалось, следили за ним. За стойкой никого не было.
Кого прибить первой? - c ненавистью подумал он. - Сноуи или Дон?
Сноуи, вероятно, сейчас была на работе в магазине, который слишком далеко, чтобы идти туда пешком. Он подумал, не взять ли напрокат машину, но потом вспомнил, что, несмотря на наличие прав, он не очень-то умеет водить. Так что…
Дон…
Он вышел в парадную дверь и зашагал по улице в направлении похоронного бюро. Днём город выглядел не таким пустынным, но его гнев не позволял ему обратить на это внимание. Все, что он заметил мельком, так это разбитую и поржавевшую “Эль Камино” 1969 года, стоящую на спущенных шинах за торговым центром.
Я видел эту машину в своём сне, только там она была совершенно новая! Блядь! Что за ебанутый сон!
Он решительно шагал по главной улице. Несколько прохожих бросили на него любопытные взгляды; занавески на некоторых окнах раздвинулись и через несколько мгновений запахнулись. Всё, что Писатель мог ощущать хоть с какой-то толикой ясности, было чувство гнева. Он не был человеком, обычно склонным к каким-либо эмоциям, ни к тому, чтобы “пускаться во все тяжкие” или вступать в конфронтацию. Вместо этого, по натуре он был инертным зрителем, наблюдающим за эмоциями и поведением других людей для того, чтобы потом проанализировать их поведение для описания в своей книге.
Но не сегодня.
Богато украшенная дверь похоронного бюро затряслась, когда он ударил по ней ногой. Она быстро распахнулась, и на пороге появилась раздраженная Дон, которая яростно прошептала:
- Нахрена дверь ломаешь? Есть же молоток! - Затем она присмотрелась. - А вот и он! Человек часа! - она крепко обняла его и долго поцеловала.
Злость Писателя поутихла, когда он рассмотрел её. Исчезла безвкусная зеленая армейская футболка, и больше не было мешковатых камуфляжных штанов. Теперь она нарядно оделась в черные блестящие хлопчатобумажные брюки, черные туфли-лодочки на высоком каблуке и темный кардиган, который не скрывал ее пышной груди, не будучи слишком откровенным. Этот новый образ был закончен скромной подводкой для глаз и макияжем.
- Что ж, сегодня ты выглядишь весьма привлекательно, - сказал Писатель, застигнутый врасплох.
- Спасибо, - ответила она, трепеща глазами. - Сегодня утром пришлось играть в переодевание, потому что у нас были похороны.
Она завела его внутрь, и он заметил двух мужчин в рабочей одежде, которые ставили гроб в смотровой на стол с роликами.
- Пойдём в офис, - сказала она.
На полпути по степенному коридору Писатель вспомнил, зачем он здесь; он схватил Дон за руку, развернув её к себе почти насильственным движением и сказал:
- Вы, девочки, накачали меня наркотиками прошлой ночью и заставили заниматься сексом с трупом, не так ли?
- Почему бы тебе не повторить это погромче, чтобы тебя все здесь услышали!
- Вы ведь сделали это, не так ли?
- Да! Ну и что?
Его глаза сузились.
- Ну и что? Ты серьёзно это сказал?
- Сюда! - огрызнулась она и втащила его в неприметный кабинет, закрыв за собой дверь. - У нас не было выбора! Эти психи, вероятно, убили бы меня и Сноуи, если бы мы этого не сделали!
- Психи? Какие психи? Ты имеешь в виду тех людей, которые двигают гроб?
Поморщившись, Дон села за стол.
- Нет, нет, не они. Поли и Оги. Господи, неужели эта идиотка с обесцвеченным лицом ничего тебе не рассказала?
- Ты имеешь в виду Сноуи?
- Конечно! A ты знаешь ещё каких-нибудь идиоток с обесцвеченным лицом? Нам нужно было сделать ролик, и если бы эти два психопата пришли сюда, а у нас не было бы записи, то, скорей всего, они сами использовали бы нас в следующем фильме! Ну знаешь, снафф-фильмы там, пытки, изнасилования и всё такое…
Глаза Писателя вспыхнули праведным огнем:
- Я практически не понимаю, о чем ты говоришь.
Впечатляющая грудь Дон приподнялась, когда она сделала глубокий вдох.
- Слушай, это как бы тайна, мы занимаемся этим ради денег, понимаешь? Мы заключили сделку с теми двумя парнями, с которыми меня познакомил мой босс, но теперь он в гребанном сумасшедшем доме, и мне приходится продолжать этот цирк. Понимаешь?
- Нет, не понимаю, - ответил Писатель.
- В этом дерьмовом городе нет экономики. Ни работы, ни способа заработать деньги. В “Вeнди” платят минимальную зарплату, и в ещё паре магазинов, торгующих какой-то “мочой” и всяким подобным дерьмом. Единственная причина, по которой Сноуи получила работу в магазине, так это то, что владелец - один из клана альбиносов. Весь алкоголь контролирует Сопля МакКалли и Клайд Нэйл, и не дай Бог кому-нибудь начать с ними конкурировать, тут же исчезнешь. И если кто-то окажется настолько глуп, чтобы продавать наркотики в этих краях, то о них позаботятся братья Ларкинс. Продовольственные карточки и трейлерное жильё ещё удерживают это место от полного вымирания. Я здесь провожу подготовку и похороны, но это мелочь, пару сотен в месяц, если можно так выразиться. Я получаю две штуки в месяц за потерю ноги, но каждый пенни идёт на лекарства моего отца, потому что ебаная страховка не покрывает это дерьмо. Так что у меня нет выбора, понимаешь? Поэтому мне приходится подрабатывать у Поли, иначе мы с отцом останемся на улице. Я не могу бросить его и свалить отсюда, потому что он слишком болен, чтобы куда-то ехать.
Похвальная жертва… Но она несколько раз упоминула это имя - Поли. Писатель попытался абстрагироваться от дымящейся полосы смятения. Очень медленно он спросил:
- Дон? Кто, БЛЯДЬ, такой этот Поли?
Она заглянула в ящик стола и достала бутылку виски «Black Velvet».
- Мне нужно выпить, - сказала она в отчаянии. - Будешь?
- Нет, нет, спасибо. Виски в пластиковой бутылке выходит за пределы моей толерантности.
Она пожала плечами, сделала большой глоток и вздохнула.
- Поли, - повторила она. - Пол Винчетти III. Он главарь мафии в преступной троице Монстрони-Леоне-Винчетти. Мафия. Понял? Это тебе не фильм с “Kрестным Oтцом” и Джонни Деппом. Мафия действительно существует, и она повсюду. Поли контролирует весь наркотрафик в больших городах. Чарльстон, Паркерсбург, Хантингтон, во всех этих местах. И таблетки тоже. “Викодин”, “Окси”, “Рокси”, всякое подобное дерьмо. Все - подделки из Китая, Ирана и Канады. У него реально крупный бизнес. Но Поли также управляет всем нелегальным “подпольным жесткачом” на Bосточном побережье, я думаю, потому что он один из немногих боссов мафии, достаточно больных на голову, чтобы справиться с этим.
- “Подпольный жесткач”? - cпросил Писатель. - Ты имеешь в виду порнографию?
Она рассмеялась.
- Порнография - это “xHamser”, “Clip4sale” и “BangBrothers”. “Подпольный жесткач” - это то, что федералы называют “преступной порнографией”: Снафф-, Cкат-, KP, Мокрые-, Пытки- и Hек-, - oна пристально посмотрела на Писателя. - Мы со Сноуи не имеем ничего общего с причинением вреда или убийствами людей. Мы снимаем только Hек-клипы.
Даже в своей скрытой наивности Писатель мгновенно понял:
- Hек - некрофилия.
- Не, ну а что? Нет вреда - нет статьи! Единственные жертвы - мертвецы, а жмуры - все дохлые преступники. Так что моя совесть чиста, и нам с батей не приходится спать под мостом между штатами.
- По-твоему, всё так просто? - Писатель сверлил ее взглядом. - Вы не имели права меня заставлять!
- Ты прав, и мы сожалеем, но у нас не было выбора, - сказала Дон, как ни в чем не бывало. - Поли узнал, что труп поджаренной привезли сюда, потому что водителю “скорой помощи” платят, понимаешь? Поэтому он звонит мне и говорит, чтобы я сняла клип и приготовила его к завтрашнему утру, понимаешь? Я сказала ему, что нет проблем, потому что не знала, что наш актёр, Додик, был на каком-то ёбанном бойскаутском мероприятии со своими детьми. Сноуи сказала, что говорила мне об этом на прошлой неделе, но я, блин, совершенно забыла об этом, а номера Поли у нас нет, чтобы связаться с ним и отменить всё. Так что просто так сложились обстоятельства, понимаешь? Либо мы со Сноуи снимаем, как кто-то трахает жаренный труп, либо Поли сдирает с нас со Сноуи шкуру, живьём трахает и при этом всё снимает на камеру.
Так себе перспектива, - заметил Писатель.
- Надо было просто позвонить в полицию!
Дон сделала ещё один глоток.
- Не смеши меня. Полиция не тронет Пола Винчетти, даже полиция Штата. Они его все боятся. Последний, кто доебался до Поли, был капитаном в департаменте шерифа. Поли похитил этого парня, привёз его сюда и… Догадываешся, что случилось? Поли трахнул его в задницу, а потом живьём засунул бедолагу в крематорий и снял всё это на камеру.
- О… чёрт…
- Затем он разослал клип по электронной почте во все полицейские управления штата. Вот ты мне и скажи. Что бы ты сделал? У тебя есть выбор: трахнуть мертвую девушку или отправиться в крематорий живьём, до этого выебанным в жопу! Так что бы ты выбрал?
Писатель был в большой растерянности.
- Я не способен спорить с такой многообразной логикой, но…
- Блин, мужик, я всё ещё не пойму, на что ты жалуешься, - сказала Дон, - ты первый парень, которого я повстречала, жалующийся на перепих.
Писатель взорвался:
- Да! Блядь, только этот перепих был с ТРУПОМ!
Неужели её волосы действительно развевались от его крика?
- Ебанат! - oна вскочила и выбежала из комнаты, но через мгновение вернулась с облегчением. - Нам повезло, что эти ребята ушли. Слушай, ты не можешь никому об этом рассказывать. Это преступление первой степени.
- Да, блядь, только я-то ни в чём не виноват. Это же вы, сучки, накачали меня наркотой и манипулировали мной против моей воли.
Она усмехнулась.
- Вообще-то ты трахнул труп за деньги, нытик.
- Какие деньги? Я бы ни за что…
- Я же сказала, что ты получишь полтинник. Мы положили его в твой бумажник. Ты что, не проверял?
- Блядь! Конечно, нет! - закричал Писатель, но тут же обнаружил в бумажнике сложенную вдвое пятидесятидолларовую купюру. - О, ради Бога!
- Так что забудь об этом, - продолжила Дон. - Мы были бы мертвы, если бы не ты, и я могу сказать тебе, что мы со Сноуи заботимся обо всех, кто помогает нам в этой передряге. Кстати, хочешь посмотреть клип? Мы всегда делаем копию для себя, для безопасности!
Глаза Писателя округлились, как это часто бывало в последние время.
- Нет. Я не хочу смотреть на это…
- Идеальный кончун, приятель, - задумчиво произнесла она. - У меня было две камеры, с возможностью макросъемки. Oдной снимала я. Когда Сноуи оттащила тебя от задницы мертвой цыпочки… Чёрт, я никогда в жизни не видела столько кончи из одного члена! Это была отличная работа, скажу я тебе. То был лучший кончун на мертвую бабу, который я когда-либо снимала.
Как ни странно, Писатель легко понял терминологию: «кончун», понятное дело, можно было расценить как определение оргазма. Затем ему в голову пришли вопросы более острого характера:
- Какой наркотик вы использовали, чтобы лишить меня сознания?
Она выдвинула ящик стола и протянула ему маленькую стеклянную бутылочку, на которой была этикетка: «ORAMORPH MS-IR, 5 mg/ml, Xanodyne Pharmaceuticals».
- Жидкий героин! – выругался он.
- Да, бесцветный, безвкусный, без запаха, - oна чуть заметно улыбнулась. - Ты был в отключке, со светлой, широкой улыбкой на лице, когда мы стянули с тебя штаны, подняли жареную, мертвую “мисс наркоманку” со стола, перевернули её и опустили на твой “петушок”. Мы делали это много раз. Когда работа была закончена, мы отвезли тебя в мотель на машине мамы Сноуи и подняли по чёрной лестнице в твою комнату. Тебе действительно стоит сбросить пару лишних килограмм. Я таскала на спине раненых солдат в полном боевом снаряжении, которые весили меньше тебя. Без обид.
- Иди ты! - Писатель сплюнул.