Нас закутали в легкие простыни. Повинуясь приглашению женщины, мы вышли из комнатки и проследовали за ней по широкому коридору.
- Почему она называет нас «госпожи», - спросила я Джитану. - В то время, как мы - собственность Мулея, а она - свободная женщина?
Пери грустно улыбнулась и сжала мои пальцы.
- Это так, Рахаат, но этот Мулей, судя по всему, богатый торговец и его здесь чтят. С нами обращаются почтительно, чтобы доставить удовольствие нашему хозяину. Видишь? Мы одни здесь. Готова поспорить, хозяйка сделала это специально, чтобы все внимание банщиц было приковано к нам.
Джитана оказалась права.
Нас провели в большое помещение с куполообразным верхом.
В лицо ударила волна ароматного пара. Нас с Джитаной разделили. Руководя девушками с помощью хлопков и прикрикиваний, хозяйка определила половину служанок для меня, половину - для Джитаны.
Сперва меня попросили зайти в пустую чашу. Выложенную мрамором и несколько раз окатили горячей водой из медных кувшинов.
Затем проводили в маленькую комнатку, выложенную мрамором, со ступенчатым деревянным ложем. Плеснув горячей воды на раскаленную печь и дождавшись облака пара меня принялись растирать какими-то листьями, пока тело не обякло и не стало, как ватное.
После этого вывели в общий зал, помогли взойти на высокую кушетку и принялись скрести кожу каменными скребками, попеременно омывая водой. Наконец, прекратили и пригласили проследовать в купель. Усевшись в лохань с горячей водой, я откинула голову назад и тотчас две девушки занялись волосами.
Их вымыли, несколько раз ополоснули, восклицая, что никогда не видели такого изумительного, рубинового цвета, а затем нанесли на волосы специальное масло. По словам девушек, оно должно увлажнить волосы после «этого ужасного путешествия через пустыню», сделать их здоровыми и блестящими. Наконец, волосы закололи на макушке, собрав в тяжелый пучок.
Тело ослабло, налилось легкостью и очень не хотелось вылезать из горячей лохани, но мне помогло сразу несколько рук.
На этот раз меня уложили на теплый мраморный постамент и приступили к массажу. Тот из мужчин, который назвался именем Гага и назвал себя странным названием «евнух» сам принялся меня массировать.
Когда по коже заскользили мужские руки, касаясь в самых интимных местах, я запротестовала и попыталась встать с кушетки. Меня снова уложили, и, увещевая, продолжили прикосновения.
Гага заверил, что его касания ничего не значат, но я не поняла, что он имеет ввиду. Но очень скоро расслабилась под его сильными, умелыми руками, в прикосновениях которых я не уловила ни страсти, ни похоти. Подивившись этому, я замолчала и вскоре уснула. Проснулась только, когда меня перевернули на спину и продолжили массировать переднюю часть тела.
В следующий раз я проснулась, когда тело обмазывали ароматной зеленой массой, в то время как одна из девушек легкими касаниями наносила на лицо специальное масло и умелыми движениями втирала его.
Сквозь сон я слышала, как сокрушается хозяйка, осматривая разбитую губу Джитаны и синяки на ее нежной коже. С изумлением поняла, что негодование Атаны связано не с сочувствием пери, а с собственным неудобством.
- Как мне привести это неземное личико в товарный вид! - сокрушалась Атана. - Газдэ Мулей, должно быть, считает меня волшебницей! Никогда не замечала за рачительным газдэ такой несдержанности, такой расточительности! Ведь он наказал привести вас в готовность к вечеру, и что прикажете мне делать?!
Услышав последнюю фразу, я вздрогнула. Усталость как рукой сняло.
Я попыталась узнать о предстоящем нам у девушек и евнухов, что усердствовали над моим лицом, телом и волосами, но те в ответ только цокали и качали головой, словно не понимают человеческую речь и просили повернуться то одним, то другим боком.
Вскоре я перестала пытаться добиться от банщиц внятного ответа, отдаваясь их умелым действиям. Меня снова мыли, растирали мягкими щетками, обмазывали красной глиной, массировали, смывали, опять мыли, растирали ароматными маслами… Я потеряла счет процедурам, и, наконец, заснула на одной из мягких кушеток, куда меня положили, и несколько девушек занялись ногтями на руках и ногах.
Я пришла в себя от тихих стонов и причмокивания. Я увидела, что лежу на низком ложе, закутанная в мягкую простыню, в небольшой комнате. Рядом находится Джитана.
Не в силах сдержать стонов от удовольствия, девушка поглощает спелые дольки ароматных фруктов, что лежат на серебряных подносах на низком столике перед нами. Ароматное манго, нарезанная дольками дыня, папайя, апельсины, абрикосы и какие-то зеленоватые плоды. Кроме фруктов, на овальном блюде несколько видов пирожных с орехами, изюмом и миндалем, а также целая горка лепешек. В нескольких чашах жидкий янтарный мед и йогурт. В кувшинах - освежающий щербет, а над пузатым кофейником поднимается пар и в воздухе разносятся волны ароматного кофе.
- Проснулась, - мыча от удовольствия, проговорила Джитана, облизывая пальцы.
От вида и запахов съестного желудок заурчал, рот наполнился слюной.
Я быстро поднялась и подхватила с подноса половинку чищеного апельсина.
- Это, конечно, не дома, но учитывая, что нам приходилось есть во время путешествия, вполне сносно, мыча от удовольствия, проговорила Джитана. Свернув лепешку, она обмакнула ее в йогурт, положила маленькой ложечкой мед и, отправив все это в рот, довольно причмокнула.
- У тебя усы от йогурта, - сообщила я Джитане, и сама принялась за еду.
Когда первый голод был утолен, я налила себе кофе в крохотную чашечку, и, отхлебнув ароматный напиток, откинулась на подушки.
- Они хорошо постарались, - заметила я Джитане, осматривая ее. - Ни следа на коже…
- Местные банщицы знают толк, - хмыкнув, отметила Джитана и тоже налила себе кофе. - Когда хотят угодить богатому газдэ.
Я нахмурилась.
- Ты слышала? - спросила я. - Эта Атана говорила о том, что нас надлежит привести в порядок к вечеру.
- Должно быть, провалилась в сон, - озадаченно хмуря лоб, ответила светловолосая пери.
- Неужели, - прошептала я. - Неужели этим вечером… Я надеялась, Мулей даст нам отдохнуть с дороги.
Джитана хмыкнула.
- Мулей ненавидит нас, - сказала она. - Он лишился большей части дохода из-за того, что мы устроили побег. Он получит хорошие деньги за пряности и ткани, что привез в Аос, но он жаден. Жаден до дрожи. Кроме того, он лишился охранных кошек и половины стражников. Не надейся, что он будет добр к нам, Рахаат.
По спине пробежал холодок.
Есть расхотелось. К сердцу подступила тревога.
Вскоре пришли служанки с евнухами, унесли остатки еды и принесли одежду.
Нам помогли облачиться в длинные, чуть не до земли, рубахи из тонкой ткани, с разрезами по бокам, под которые полагались мягкие шальвары. Сверху мы надели жилеты, щедро расшитые золотой и серебряной нитью, и пояса с кистями. Волосы заплели в косы.
- Не понимаю, зачем так стараться, если сверху нас все равно закутают в эти отвратительный яшмаки, - проворчала Джитана.
Служанки тут же заявили, что так полагается, закутали в яшмаки нас и надели такие же, только из более грубой ткани, сами.
У ворот нас ждала та же стража, но повозка была новая. Маленькая, с двумя сиденьями, запряженная двумя странными лошадьми.
Джитана пояснила, что это мулы, когда мы уселись, а стража, которая пошла радом пешком, задернула полог.
- Лошадям не выжить в пустыне, - сказала Джитана. - Здесь либо верблюды. Либо мулы, они хорошо переносят жару, а копыта не утопают в песке во время длительных переходов.
Дом Мулея оказался небольшим, в три этажа, но довольно богатым по человеческим меркам.
Здесь и там была разноцветная плитка, золотая отделка, лепнина. Окна украшали изразцы.
Нас встретила пожилая темнокожая женщина в платке и проводила вместе с евнухами и служанками в левое крыло дома. Комната нам досталась с Джитаной одна на двоих, маленькая, но светлая. Что касается наших служанок, Аши и Каты, которых я постоянно путала, им и вовсе выделили каморку с крохотным окошком и одной кроватью на двоих. Но девушки, похоже, были рады и этому.
Стоило нам освободиться от яшмаков и выпить по стакану воды, явилась служанка и сказала, что газдэ Мулей желает видеть нас.
Вместе с нами вслед за служанкой пошли и девушки с евнухами.
По дороге Джитана рассказала мне в чем отличие евнухов от мужчин и я, не сдержав крика. Оглянулась на несчастных. Оба улыбнулись мне белыми зубами. Тот, что приставлен к Джитане, пожал плечами, мол, обычное дело, а «мой» вкратце поведал историю о том, что оказался единственным выжившим из трех мальчиков, которых семья продала работорговцам.
- Мне было три года, госпожа, - сказал он. - Я ничего не помню и не знаю другой жизни. Ты - мой шанс высоко взлететь, госпожа. Я уверен, что вы обе станете любимицами хана, особенно ты, госпожа. По красоте вы равны друг другу, но женщины со светлой кожей и светлыми волосами есть и у людей. А со своей коралловой кожей и рубиновым цветом волос ты станешь любимым драгоценным камнем, что украсит трон нашего повелителя.
Я поджала губы, и, не ответив, отвернулась. Перспектива принадлежать человеку не радовала меня, но если не хочу войны между мирами, которая закончится заключением тэнгериев в бездну, я должна смириться. Вот только мысли одно - а пощипывающие глаза, сбивающееся дыхание, ледяная лапа, сжимающая горло - совсем другое!
В ожидании нас Мулей развалился на низком ложе. По бокам торговца разлеглись юные человеческие девушки, с темными косами, украшенными жемчужными нитями и узкими, миндалевидными глазами. Скуластые, смуглые, их сочли бы хорошенькими даже среди пери. Обе девушки обнажены, не считать же одеждой расшитые жемчугом пояса и такие же ошейники на изящных шейках. Одна из них кормила торговца виноградом из своих рук, когда мы вошли.
Кроме девушек, по углам комнаты стояли темнокожие стражники. Каким-то чутьем я уловила, что и они - евнухи. Мужчины, которым нет дела до плотских утех.
Завидев нас, Мулей жестом приказал девушкам уйти. На прощание похлопал по ягодицам одну из них.
Девушки тут же встали, и, смиренно поклонившись, удалились.
По лицу Мулея было видно, что девушки хорошо его ублажили, он явно подготовился, прежде, чем позвать за нами.
Встав со своего места, Мулей обошел вокруг каждой из нас и одобрительно покивал, почмокал губами.
- Атана знает свое дело, - сухо сказал он и снова лег на низкую софу.
Взяв в руку кальянный мундштук, торговец втянул в себя и выдохнул клубы ароматного дыма.
Если не знать о том, что человек только что удовлетворил свою похоть, вид у него был задумчивый, и было в этом что-то тревожное, отчего у меня задрожали колени и глухо заколотилось сердце. Но я стояла с непроницаемым видом, не показывая своего волнения, ожидая, что скажет торговец, который, как мы обе знали, умеет быть очень жестоким.
Наконец Мулей заговорил.
- Надо сказать, когда вас отмыли, пери, ваша красота превысила самые смелые мои ожидания. Что ж. Попробуем извлечь из этого максимум выгоды.
Я не ответила на такое унизите заявление и заметила, как глаза Джитаны полыхнули гневным огнем.
- Видят Семеро, вы достойны гарема самого хана, - продолжил рассуждать вслух Мулей, словно нас не было в комнате. - И моя задача, чтобы завтра на торгах почтенный Абу Амин, главный евнух гарема повелителя, узрел вашу красоту.
Какое-то время торговец молчал.
Один из евнухов, тот, что стоял позади Джитаны, с подобострастием сообщил, что на теле пери не осталось ни малейшего синяка, поэтому наверняка она получит самую высокую оценку главного евнуха самого хана.
- Нас выставят на торги обнаженными? - ахнула Джитана, а у меня перехватило дыхание.
Мулей посмотрел на девушку таким взглядом, словно увидел впервые, и та опустила ресницы.
- Вас выставят на торги обнаженными, - лениво процедил он, - Как полагается, покрытыми маслом и золотой пыльцой, отчего ваши тела будут представлены в самом выгодном свете.
- Нет! - вырвалось у меня и Мулей медленно перевел на меня взгляд.
- Что ты сказала, прекрасная Рахат?
- Я не дам продать себя обнаженной, на помосте, как скотину, - твердо сказала я.
- Вот как, - хмыкнул Мулей.
Он сделал незаметный знак евнуху за спиной Джитаны и тот схватил пери за толстую косу. Другой рукой евнух заломил Джитане руки.
- Ты думаешь, я забыл о твоей слабости, Рахат? - медленно процедил Мулей. - Думаешь, Мулей забыл, какое у тебя доброе сердце?
Он шевельнул пальцами и второй евнух присоединился к первому. Шепнув «прости, госпожа» он ударил Джитану кулаком в живот, отчего глаза девушки выпучились. Она сложилась бы пополам, если бы другой евнух не держал ее за руки и за волосы.
За первым ударом последовал второй, Джитана вскрикнула, по лицу девушки потекли слезы.
- Нет! - закричала я, рванувшись к ней, но евнухи, что были в комнате по приказу Мулея схватили меня за руки и держали крепко.
Мулей сделал евнухам знак прекратить. Джитана тяжело дышала.
Торговец смерил меня взглядом.
Дрожа от гнева и жалости к Джитане, я выдохнула:
- Я сделаю все, что ты скажешь, торговец.
- Ну вот и славно, - сказал Мулей и в тот же момент и меня и Джитану отпустили. Светловолосая пери осела на пол. Я бросилась к ней, помогая встать.
- Я мог бы опоить тебя сладкой пыльцой, прекрасная Рахаат, - сказал Мулей. - Но ты должна быть веселой. А что ты скажешь, Джитана? - спросил он пери. - Ты будешь послушной завтра?
Меня оттянули от Джитаны. Один из евнухов заломил руки, второй приготовился бить.
- Не надо! - крикнула Джитана. - Не трогайте ее! Я сделаю все, что ты скажешь, Мулей.
Меня отпустили.
- Отлично, - протянул Мулей. - Значит, мы договорились. Завтра вы будете вести себя, как и положено хорошим рабыням. Но я хочу подстраховаться.
Уважаемый Абу Амин, главный евнух гарема хана, почтит сегодня своим присутствием мой дом, вместе с другими уважаемыми людьми.
Вы будете танцевать для них. Обе.
Глава 13
Слова Мулея обожгли изнутри. Я ощутила, что вот-вот брошусь на презренного работорговца с кулаками, а там будь, что будет. Лишь мысль о том, что пострадает Джитана, которой уже итак досталось из-за меня, остановила.
И все же у меня вырвалось:
- Никогда. Лучше смерть.
Сильные руки схватили меня за плечи.
Джитана рванулась ко мне, но в следующий миг тоже забилась, как птица в силке.
- Нет! - крикнула она. - Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь, Мулей!
Работорговец сделал знак евнухам и те замерли.
- Чего я не понимаю, прекрасная Джитана? - с нарочитой ленью в голосе процедил он. - Просвети же меня.
Девушка заговорила, и говорила торопливо и горячо, явно опасаясь что могут прервать в любой момент.
- Пери не танцуют перед всеми, это грех! Только жрицам наслаждения дозволено танцевать в Святилище Матери, во время священных ритуалов в честь богини. Мы можем танцевать и соблазнять только хозяев нашей жизни. Когда нас, - девушка сглотнула, - продадут, - мы будем танцевать для господина. Но не раньше, Мулей! Не подвергай нас такому унижению!
По поднявшимся бровям Мулея видно было, что он удивлен.
- То есть, - протянул он. - Спать со мной и моими стражниками, ты, Джитана, и остальные ваши шлюшки-пери, могли, это не позор, а танцевать для почтенных газдэ - грех?!
Я попыталась внести ясность.
- Ты зря оскорбляешь мой народ, Мулей. Пери, которая прошла через слияние, зависима от семени, и ты сам это знаешь, поэтому не отдал меня своим людям.
- И? - процедил Мулей. - Пока я не вижу логики.
- Таково наше устройство, такова наша сущность, которую нам даровала богиня Анахита, - пояснила я. - Главное для нас - ее благоденствие. Мы свято чтим ее волю и заветы.
- А она завещала соблазнять лишь хозяина жизни, мужа, - пояснила Джитана. - Мы не имеем права танцевать для других.
- Это большой грех, - добавила я.
- Вот как, - проговорил Мулей. По его лицу видно было, что он так ничего и не понял, или не пытается понять. - Значит, грех. И если я скажу вам танцевать, поскольку сейчас вы - мои рабыни и моя собственность - что вы ответите?