— Малыш, сама понимаешь, как это все важно… У меня уже самого ни сил, ни желания на эти соревнования не остались — но я не могу подвести тех, кто столько сил и веры в меня вложил. Хотя бы этот, а дальше — видно будет.
— Я тебе дам, видно будет! — рассмеялась и в сердцах наигранно стукнула в грудь. Глаза в глаза. — Ты — у меня самый лучший. Самый сильный. И обязан выиграть! И не раз!
— Ну, разве что только ради тебя!
Кривляюсь, улыбаюсь.
— Да, ради меня! РАДИ МЕНЯ!
— Да, рожу тебя, рожу, — паясничает, смеется и тычется своим носом в мой.
— Вот, дурень! — гаркнула. Отвернулась, прижалась щекой к груди — и снова слушать такой приятный звук.
— Ох, уж эта Улька-пулька, стреляющая и попадающая точно в сердце.
Невольно рассмеялась от услышанного.
Вдруг хватает за руку — и силой тащит куда-то за собой. Поддаюсь.
Выйти на лестницу, уединится.
(Совсем с другой стороны от балкона-перехода и коридора с лифтом; и учитывая высоту и желание людей исключительно поддаваться лени и комфорту — сюда явно ни одна живая душа не заглянет).
Сел на ступеньку — а я забралась сверху ему на руки…
И снова жаркие объятия, поцелуи в шею, блуждание рук по телу…
Довести друг друга до полного накаливания, до дрожи, до трепета, томных, урывчатых вдохов, тихих блаженства стонов — … и вновь отступить.
…
Звук будильника вырвал из плена страсти и грез. Еще миг — и силой отрываюсь от его губ. Выдох.
— Пора, — едва слышно шепчу. — Мне пора…
Понимающе кивает.
Еще один… затяжной поцелуй — и поддается моральным устоям. Правилам… игры.
Он — в свою сторону. Я — в свою.
И снова делать вид, что незнакомы. Что чужие…. что одиноки.
Что жизнь — отлична. И что… порознь — выть не хочется от боли, от горечи разлуки и глупого ожидания.
Бесконечное время, долгие ночи без сна. Тяжелый ход стрелок, от тика которых уже хочется рвать и метать.
Ноет, ноет рана в душе… без него.
Но я его увижу. Скоро увижу. И жизнь вновь забьет ключом. И снова начну делать… вдохи.
Глава 5
Это — была любовь… Была…
Это была Любовь — словно из сказки. Словно из былин… словно — из мифа.
Она казалась нереальной. Трепетной, нежной, безумной, но… и нереальной.
Была… такой и осталась.
Осталась.
Ведь наступил тот день — когда наши крылья обрезали… и как в самых ужасных рассказах, мы упали свысока прямо на дно. Но дно — где, лучше бы умереть, чем… так остаться жить.
* * *
Как раз Илья уехал на соревнования. Другой город. Другая страна.
И я одна… и на душе так гадко. Тоскливо и гнусно.
Без него не было сил ни засыпать, ни (если все же от бессилья сдавалась) просыпаться.
И вдруг очередной такой день. За дверью моей комнаты неожиданно для этого времени суток оживление.
Лениво протираю глаза — выползаю наружу.
— Что за кипишь?
— Папе одобрили переезд, — радостно улыбается мама. Смотрит мне в глаза, такая искренняя и счастливая, и не понимает, что только что пулю выпустила в меня.
И я не понимаю. Вернее, отказываюсь верить своему рассудку, который попытался объяснить сказанное.
— В смысле, переезд?
— Ну, что ты? — без притворства удивляется она. — Как первый раз слышишь! Уже недели две, как наш папа бегает по всем кабинетам: дядя Жора предложил отличное место в своей кампании. И вот, сегодня всё одобрили — нам даже помощь окажут в переезде. Квартиру там снимать будут за свой счет. Двухкомнатную…
— Там… это где? — едва слышно, сухим голосом шепчу, а внутри уже все немеет, леденеет — мертвеет.
— Ну, как где? Ну, уже тысячу раз сказано — ЯКУТСК! — неожиданно вмешивается в разговор отец и рявкнул на меня (мимо проходя: из ванной комнаты в зал). — Ты, вообще, последнее время, какая-то сонная. Заторможенная вся. Может, тебя к наркологу сводить?
Косой, беглый, машинальный взгляд на меня. И сам же проигнорировал.
Мама застыла, чувствуя неладное…
А я? Я? Глаза мои выпучились, слезы застыли на ресницах. Не дышу — не могу понять, что происходит. В голове дурно становится, холодно как-то, тошнота вмиг сдавила горло.
Странно как-то всё… жутко.
Это какой-то бред.
Нет, не может такого быть.
Бред, истинный бред, который только можно придумать в этой чертовой жизни.
— Так что, дорогая, собирай манатки — вечером приедет машина, — вдруг продолжил мой кат.
— Что?
— Что? — уставился на меня. — Опять глухая?
— Какая машина?
— Часть вещей сможем туда отправить. Но только — самое нужное. Остальное в кладовку. Жильцов предупредим.
— Каких жильцов?
— Уля. Ты как будто только что родилась на свет. Или мать не говорила? Эту квартиру сдавать в аренду будем. Как-никак, дополнительный доход. И ребята уже нашлись. Студента два, дяди Феди сын и его сокурсник.
И хоть я еще была в каком-то ступоре, слова сами выбрались, вырвались наружу:
— Я никуда не поеду, — закачала головой, шаг назад.
Даже не отреагировал. Разве что рассмеялся.
Еще миг — обулся и вышел из квартиры.
* * *
— Мама, мама! Мамочка!
… и как бы я не ревела, как бы я не валялась у них в ногах, как бы я не истрила и не кричала — итог был один.
Отец игнорировал, разве что — психанул в какой-то момент и просто ушел из дому.
Мама молча плакала, а я визжала, выла на всю глотку.
А позже — и вовсе закрылась у себя в комнате.
…
— Если ты сейчас не выйдешь — я выломаю дверь и за волосы тебя потащу. Будет восемнадцать — там сама решай, а пока я несу за тебя ответственность. Будешь ерепениться — быстро отыщут твоего козла. Думаешь, я не знаю? Думаешь, не видели? Но молчал. Давал вам вдоволь набаловаться. И то — если узнаю, что…. Что если он с тобой что-то сделал, посажу! Я тебе клянусь, посажу! Надолго!
— Не было ничего! Отвали от него! И от меня отвали! Я к нему перееду! А вы езжайте, куда хотите!
— На кладбище ты у меня переедешь! Если не заткнешься и не начнешь вести себя нормально! И он — за тобой. Проститутка малолетняя. Знал бы — давно разогнал. А то, ишь, ты — пожалел. Мр**ь поганая…
Быстро вещи в зубы — и в машину.
А то так и опоздаем на самолет. И не вздумай сбежать — везде найду… и урою! Я не шучу!
* * *
Илья…
Я не смогла ему все это сказать в лицо. Да и не как — он все еще на соревнованиях, хотя… и должен уже сегодня приехать.
Не смогла и по телефону…
Написать письмо — наверно, единственный, и под силу мне… способ. Слезное, отчаянное… горькое.
Написать — и отдать, передать через Марину.
Я понимала, что эти тысячи километров — это приговор.
Приговор…нам обоим.
А сбежать и пойти наперекор… не решаюсь.
Может, я — жалкий трус, или… просто, сильно люблю его, чтобы рискнуть ради собственного эгоизма. Не знаю…
А потому — еще один вдох… — и сесть в такси.
Прощальный взгляд на родной двор… — и проститься с настоящим, оставив свое разбитое сердце рассыпанными осколками по асфальту…
Часть вторая
Глава 6
Прошлое
Странно было сюда возвращаться. Странно… и пугающе.
Прошлое уже восемь лет.
Многое поменялось: выросли новые дома, а некоторые старые хрущевки — исчезли. Отстроили большие супермаркеты, закрылись старые известные магазины и клубы. Переехали банки.
Жизнь наложила свои отпечатки и шрамы на город, как и на меня — наградив морщинами.
Все такое родное, и такое далекое. Словно я — предатель. Словно он — предатель. Мы друг друга бросили, оставив утопать в своих бедах… наедине.
И, тем не менее, я снова здесь. Снова вдыхаю твои ароматы. И снова подчиняюсь режиму, правилам, сценарию жизни в тебе, мой город.
Отвернуться от окна. Взгляд на тех, кто рядом со мной в такси, на водителя — и опять выдох.
Наваждение чувств, переживаний, воспоминаний…
Но слишком много воды утекло.
Слишком — и если такой гигант не устоял против времени, то, что уже говорить о нас — о простых, бренных, слабых… людях.
А вот и родной двор — плавный поворот авто.
По кочкам, по кочкам — и застыть на месте.
Как всегда полные лавки бабок. Кто-то знакомый в лицо, а кто-то уже нет.
Заплатить за проезд — и выбраться наружу.
Кто-то уже умер, а кто-то еще жив.
Кто-то уже родился, а кто-то вот-вот прыгнет в эту кутерьму с головой, познавая на вкус горечь взросления.
Где мои двенадцать, тринадцать, четырнадцать? Когда я еще играла с одноклассницами в куклы — и голова была забита каким-то барахлом, но таким… безвредным и безболезненным. Неважным… Приятным.
Поздороваться со старыми-новыми соседями — и нырнуть в подъезд.
* * *
А вот и родной дом. Родные стены.
Много жильцов сменилось здесь за последние года. Много — и мало кто заботился о вас.
Местами ручкой и карандашами разрисованные обои (вероятно, осталось после последней семьи). Паутина в углах. Окна серые — замазанные пылью и следами от дождя.
Ванная — с ржавой полосой вдоль. Как мое сердце — старая, пошарканная, но и выкинуть нельзя — нет ничего взамен.
Надо бы ремонт, надо бы — да… денег нет. Ни денег, ни сил, ни желания.
И без того — всё родное и приятное.
Хоть иногда, но, все же, была здесь счастлива. Безумно счастлива.
И кто бы знал, что те одинокие томные ночи в ожидании нового дня и новой встречи с моим… Ильей — это будет то самое прекрасное, что я переживу в своей жизни. Конечно, не считая… кое-каких нюансов моей нынешней жизни. Нюансов… и людей.
Человека…
Взгляд около — встретились наши глаза. Улыбаюсь. А он — мне.
Теперь — это и твой дом. Наш дом. Новый. Надеюсь, не пожалеешь…
* * *
Первое время совсем не везло — работы, практически, нет. Причем, даже не обязательно, как у меня было там: офис-менеджер, свой стол, свое кресло, свои обязанности и привилегии. Нет. Хотя бы элементарное — но, увы.
Пришлось перестать брезговать — и устроиться уборщицей производственных и частично офисных помещений.
Ведь, нынче — главное, чтобы платили исправно. Верно?
И нечего кривить носом.
* * *
И вот очередной трудодень окончен. Голова гудит, как проклятая. Кажется, тронь пальцем — и расколется напополам.
Устала от всего. Не так физически, как морально. Всё надоело. До жути надоело. Думала, переезд поможет — но толку особо нет. Ничего нормального, ничего хорошего. Только руки опускаются… и тот воздух, что дала ностальгия и старые воспоминания, — вот-вот уже закончится.
— Ульяна… Ульяна Балакшина? — кто-то позвал меня.
Невольно задергалась, заметала взгляды по сторонам, выискивая в плотной толпе, среди пассажиров автобуса, откуда звук. Кто это мог… бы быть.
Но еще миг — и застыл, не меньше моего, ошарашенный, рядом со мной.
— Привет, — неуверенно, с горечью произнес.
— Привет, — едва слышно, невнятно, машинально шепчу.
— И, вправду, ты? Господи… — лицо его просияло. Стер ладонью (свободной руки) эмоции с лица. И вновь глаза в глаза — а я боюсь даже моргнуть…. чтобы видение не исчезло.
— Что? Не узнала, — рассмеялся вдруг. — Ну да, постарел, испоганился.
— Не особо… — едва различимо шепчу.
— А так это я, — раззадоренный, продолжил. — Илья Захарченко. Помнишь такого? — не унывает, счастливо улыбается.
Такой же красивый, такой же родимый… только глаза какие-то тусклые… грустные, и пару морщинок в уголках…
Как же тебя я могла бы забыть?
Молчу. Пристально вглядываюсь в такое дорогое лицо — и чувствую, что уже задыхаюсь. Но еще… держусь.
— Давно вернулась? Надолго?
(И снова нет сил на диалог).
Может, как-нибудь встретимся? Пообщаемся?
Ну?
Объявили мою остановку.
— Мне пора. Прости…
Силой отрываюсь (вырываюсь) с места. Но у двери разворот — и, пока еще противостою напору толпы, крикнула:
— Рада была повидать.
…
Шаги вперед. Ноги сами тело несут, а голова в тумане, и на глазах слезы.
Господи, и вправду, он… Он же? Не привиделось, не показалось?
Господи, неужели?
…
Ночь без сна. И ни успокоительное, ни снотворное не помогают.
— Уля, что-то случилось? — поинтересовалась мама, зайдя в кухню. Поморщилась та от света.
Беглый мой взгляд на часы над дверью: полчетвертого.
— Все хорошо, мам. Иди, спи. Все хорошо.
Разворот — и вновь уставилась я за окно.
Уже почти светло. Начался новый день.
День, где снова есть он, и есть я. Но нет — мы. И никогда не будет.
Нельзя…. да и упущено уже все.
Так только… былые чувства и ностальгия.
Ошибки прошлого. Чужие решения — и наши разорванные сердца.
Но ничего… уже не изменить. И не вернуть.
Заварить себе кофе — скоро на работу.
Опять рутина. Опять… обязанности и последствия. Опять дела.
* * *
Не знаю, с чистого страха… или предчувствия — пропустить свой автобус.
Не хочу… не дай Бог, его снова встретить.
Позвонить маме — предупредить, что задержусь.
Пройтись пешком по знакомым улицам… Обдумать, нужно всё обдумать. Вновь взять в кулак свои эмоции, чувства. Стать жесткой. Снова жесткой — нет слезам.
Как батя — быть глыбой, бесчувственной, каменной глыбой: ведь так проще. Проще, чем создавать и потом решать новые, по сути своей, нелепые, те, которые можно избежать… проблемы.
* * *
Но не успела я дойти до своей остановки, чтобы свернуть от нее в сквер, а там и во двор, как глаза мои уткнулись в знакомые очи.
Заметил издалека — и нет возможности, шанса… сбежать. Избежать.
Замерла, пришпиленная шоком к земле.
Жду.
Задергался, зашевелился — подошел ближе.
— Привет, — робко, несмело улыбается. — А здесь… вот.
Вдруг достал из-за спины розу и протянул.
— Тебя жду, — продолжил. — Не злись, пожалуйста…. за настойчивость.
Молчу, потупив взгляд.
— Возьмешь? — и вновь протягивает цветок. — Потом выброси… если не нужен, или мешает, — немного помолчав, добавил. — Не хочу создавать проблем.
Секунды, минуты сомнений — дрогнула моя рука, взяла несмело.
Короткий, неосмотрительный взгляд ему в лицо — но тут же осеклась.
— Спасибо, но не стоило…
— Мы можем прогуляться, поговорить? — и вновь тишина, и снова я утопаю в рассуждениях. — Просто поговорить, Уль…. пожалуйста.
— Я не могу, — едва слышно шепчу.
Робко взгляд ему в глаза, но затем тотчас в сторону. Не имея сил — на противостояние.
— Муж, да? — наконец-то осмеливается на слова.
Кисло улыбнулась.
— Нет.
Вдруг коротко, болезненно рассмеялся.
— Только не говори, что «батя».
Невольно рассмеялась.
А затем поморщилась. Тяжело сглотнула.
— Нет.
— А что тогда?
Тягучая тишина.
Ну, что уже? Чего скрывать.
— Сын.
Разворот. Несмелый, неспешный, — и пошагала прочь.
(Все еще сжимая в руках… его розу).
Глава 7
Призраки прошлого
И снова ночь. И снова сводящая с ума бессонница. Нервы натянутой струной.