— Так я тебе и поверил, — процедил Локи, но другого выбора не было. — Ступай с ним, Хель. Разрешаю тебе врезать моему скудоумному племяннику как следует, если он начнет забываться, — Тор самодовольно ухмыльнулся, представив, как хрупкая с виду девушка пытается ударить его. — Гарм, Фенрир. Будьте умницами, берегите сестру. Я скоро вернусь, и мы пойдем домой.
Тор увел тревожно оглядывавшуюся через плечо Хель. Локи направился привычной дорогой к тронному залу, но юливший перед ним слуга распахнул другую дверь, с многочисленными поклонами сопроводив гостя в личные покои Одина.
Царь богов стоял спиной к вошедшему, заложив руки за спину и глядя в полукруглое окно. Многие страшились Одина, многие склонились перед его величием и мудростью, а Локи помнил другого Одина — молодого, взбалмошного… с двумя глазами, а не с одним, отданным в уплату за глоток воды из источника познаний.
— Подойди, — не оборачиваясь, позвал Один. Видимо, услышал скрип двери или легкий стук каблуков Локи по драгоценному наборному полу из златодрева. — Давненько ты не навещал нас.
— Я был занят, — Локи встал рядом. Из окна открывался вид на небольшой сад, откуда веяло теплой землей и свежей листвой. Буйно цветущие кусты шиповника и малиновые заросли окружали каменный столик и широкие скамьи. На одной из них, чинно сложив руки на коленях и расправив юбки, сидела Хель — чернокосая, прелестная и отчаянно старавшаяся делать вид, будто ей ни капельки не страшно. Гарм лежал у ее ног, Фенрир шнырял по саду, принюхиваясь к медвяным запахам. Порой волк чихал и ошалело тряс головой.
По спинке скамьи неспешно разгуливал здоровенный иссиня-черный ворон.
Компанию Хель составляли двое воителей. Тор восседал с ужасно самодовольным видом, раздувая щеки и безмолвно предлагая гостье полюбоваться собой. Его спутник, еще совсем мальчишка, отважно пытался вести разговор с юной чародейкой. На столе перед ними стояли кувшин с вином, три чаши и разрезанный пирог, завидев которые, Локи украдкой перевел дух. Обычай, древний как сама земля, запрещал поднимать руку на гостя, разделившего с тобой мед и хлеб — а Хель как раз подняла кубок и отпила глоток. Все бы ничего, но именно в этот миг предательское мертвецкое пятно расползлось по ее кисти. Посиневшая плоть съежилась, подернувшись зеленоватой плесенью и обнажив кость. Хель выронила кубок, сгорбившись и торопливо укрывая руку в складках платья. Локи заметил, как брезгливо скривился Тор — а его приятель ловко подхватил чашу, сделав вид, что ничего особенного не случилось.
— Это Бальдр, — Один предугадал невысказанный вопрос.
— Он изрядно вырос, — признал Локи. — Когда я видел его в последний раз, он бегал на четвереньках взапуски с кошками Фригг… Может, довольно ходить вокруг да около? Все мы родились заложниками судьбы, твердо зная, что ничто, даже божественная сущность не спасет нас от смерти. Мы оба слышали предсказание о грядущем Рагнарёке и о том, что мои дети будут причастны к нему. Правда, вёльва позабыла уточнить, кого именно из моих отпрысков она имела в виду. Для пущей уверенности надо бы прикончить всех троих… или четверых, считая Слейпнира. Я угадал? Вот мы стоим здесь, тебе достаточно подать знак — и?
— Локи, — укоризненно качнул головой отец богов. — За кого ты меня принимаешь?
— За хитрого и расчетливого мерзавца, готового на все, чтобы протянуть еще тысчонку-другую лет, — не замедлил с ответом Локи. — Но в память о нашей давней заклятой дружбе предупреждаю заранее: тронешь моих детей — будешь иметь дело со мной.
— Вот даже как, — бесстрастно произнес Один.
— Именно так.
Повелитель Асгарда медленно повернулся, смерив Локи взглядом единственного глаза — темного, как бездонные пропасти под Свартальфхеймом. С десяток ударов сердца Локи продержался под испепеляющим взором, потом зажмурился и отвернулся, раздраженно пробормотав:
— Я не разрешал тебе лезть ко мне в душу, да еще грязными сапогами.
— Должен же я знать, как далеко ты готов зайти на этот раз, — в интонациях Одина проскользнул намек на извинение. — Прежде ты не был таким любящим родителем.
— Прежде у меня и детей не было, — огрызнулся Локи. — Слейпнир не в счет, ты сразу же прибрал его себе. Эти же трое росли у меня на глазах, день за днем. Да, признаю, сперва я не видел в них детей. Они были просто… просто железными болванками, из которого можно было выковать оружие против тебя и против Асгарда. Я думал, что смогу пожертвовать ими… но все изменилось. Я привязался к ним. По-своему они даже дороги мне… хотя ты, наверное, сочтешь их чудовищами. Ты ведь нарочно устроил все так, чтобы мы никому не попались на глаза, даже твоей супруге? Ты не представил моих детей своему двору, и, если они потихоньку сгинут невесть куда, никто об этом не узнает!
— Тшш, — увлекшись, Локи повысил голос, и Один предостерегающе воздел палец. — Не обвиняй меня в том, чего я еще не совершил. Да, я присматривал за тобой и твоими детьми. Видел, как вы жили, как ты пытался примирить их с миром. Я ценю твои усилия, но их оказалось недостаточно. Твоя дочь беседует с мертвецами и своевольно возвращает умерших к жизни. Один из твоих сыновей предпочел спрятаться в волчьей шкуре, другой укрылся в море и мощь его пребывает день ото дня. Ньёрд, Эгир и Ран воочию свидетельствовали, как Змей не раз нападал на корабли и в ярости топил их. Но океан велик, Ёрмунганд еще долго может невозбранно странствовать, переплывая из мира в мир… а с остальными двумя нужно что-то делать.
— Смерть, пожизненное заточение, изгнание в мир безмагии, лишение чародейских способностей, — с язвительной готовностью перечислил Локи. — Я ничего не забыл? А, еще остается Вальгалла. Если там обитает умирающий и воскресающий вепрь, отчего бы дать ему в компанию бессмертного волка? Твои воины смогут развлекаться охотой и сдиранием шкуры с добычи, а всякое утро он будет снова вскакивать и убегать от загонщиков.
— Ты действительно желаешь своему сыну такой судьбы? — нахмурился Один.
— Я желаю им всем долгой жизни и быстрой смерти, — честно ответил Локи. — Но, где бы я не пытался укрыть своих детей, они все равно привлекали внимание. Они хотят быть свободными. Им нравится убивать. Они опасны, я прекрасно это понимаю, — Локи запустил пальцы в волосы, неотрывно глядя на Хель, так спокойно ведущую беседу с теми, кто в следующий миг мог стать ее убийцами. — Если я уйду вместе с ними, рано или поздно какой-нибудь полоумный герой навроде Тора или твоих эйнхериев отыщет нас и прикончит их — во имя твое и ради будущего спасения мира. Я не знаю, в какой из Девяти Миров бежать. Я хочу спасти своих детей, но не знаю — как. Иногда мне начинает казаться, что надо было последовать словам Ангры и прикончить их во младенчестве. Я устал. Я запутался. Если ты и в самом деле так мудр, как желаешь казаться, то укажи нам выход из этой ловушки.
В саду умиротворяюще жужжали шмели. Смеялась Хель, прикрывая лицо рукавом. Успокоившийся Гарм развалился на солнышке. Фенрир лениво пытался отгрызть посеребрённую бляшку с сапога Тора.
— Мне ведомо место, подходящее для твоей дочери, — задумчиво произнес Один. — Нибльхейм, обитель душ погибших смертных. Сейчас там заправляет кто-то из огненных великанов Муспелля и воительница Модгуд, но толку от них немного. Твоя девица выглядит достаточно серьезной, чтобы поддерживать достойный порядок в Нибльхейме. Она, как ты сам сказал, умеет находить общий язык с мертвыми — поскольку и сама наполовину мертва.
«Королева Хель», — Локи попробовал эти слова на вкус и хмыкнул. Владычица мертвецов, обитательница края вечных туманов и сумерек. Влекомый неутолимым любопытством, он как-то побывал в тамошних краях и решил, что в Нифльхейме с его болотами и рыдающими тенями ему не нравится. Если он согласится, его дочь никогда больше не увидит солнечного света. Ее подданными и друзьями станут призраки умерших… от которых она сможет узнать столько всего интересного. Возможно, Хель новое жилище и новое занятие придутся по душе. Там до нее уж точно никто не доберется. Ни одна живая душа. Она будет в безопасности.
И сможет в случае необходимости предоставить надежное убежище своему беспокойному отцу, у которого столько врагов…
— Допустим, — протянул Локи. — Ну, а Фенрир? Что насчет него? Кто-то, а он больше остальных смахивает на будущего погубителя мира. Правда, сейчас он еще мал, но непременно вырастет!
— Фенрир останется здесь, — коротко и непререкаемо изрек Один. Локи осекся.
— Здесь — то есть при твоем дворе? — после долгого молчания решился уточнить он. — И в качестве кого же, позволь спросить? У тебя уже есть два ручных волка. Хочешь, чтобы их стало три для ровного счета? Или тебе понадобился цепной пес?
— Хочу подыскать ему достойного наставника, — удивил собеседника ответом правитель Асгарда. — Не второго отца, но того, кто сумеет отыскать тропинку к его сердцу. Того, кто убедит твоего сына скинуть звериную шкуру и подняться на ноги. Ведь родился-то он не волком, так?
— Так, — был вынужден признать Локи. Падающий снег, корзинка с двумя спящими младенцами… как давно все это было. — Но бы не надеялся на то, что кому-то удастся изменить нрав Фенрира.
— Все же я попытаюсь, — померещилось или нет, но Один чуть подмигнул приунывшему Локи. — Не печалься, брат мой. Чему быть, того не миновать, ты знаешь это не хуже меня. Не в наших силах изменить предначертанное норнами… но никто не воспрещал нам отсрочить день всеобщей погибели.
— Я могу поговорить с моими детьми? — вернул беседу в деловое русло Локи.
Один раздумчиво покачал седой головой:
— Нет. Для их и твоей пользы — не нужно. Я и Фригг объясним им, что тебя призвали неотложные дела… Не сверкай глазами так яростно, — царь асов примиряюще поднял руку, — Хель и Фенриру пора понять, что отец не сможет всегда присматривать за ними. Пора сделать шаг через порог взросления. Обожди, когда пройдет время, дай своим детям возможность самим принять свою новую участь — и тогда я ни слова не скажу против вашей встречи. Но сейчас — ступай куда хочешь. Или оставайся, я знаю кое-кого, кто с нетерпением ожидает твоего появления в Асгарде.
— Подождет еще, — пренебрежительно отмахнулся Локи, догадываясь, что речь идет об асинье Сигюн. Невесть отчего простоватая дева вбила себе в голову, что сумеет покорить непостоянное божество огня. Однажды Локи уже высмеял перед всеми ее намерения, но девица оказалась на редкость упрямой.
Из низких небес над Мюрквидом идет дождь — мелкий, шелестящий, наводящий тоску.
Грязный по пояс Локи, ругаясь сквозь зубы, продирается сквозь камыши. Он пришел в Ётунхейм пешком, собственными ногами, и вымокший зеленый плащ на его плечах сейчас больше смахивает на драную тряпку. Опушка Железного леса поднимается перед ним — молчаливая, неприступная, надежно хранящая свои тайны.
Локи молча стоит на топком берегу, и мутная вода облизывает острые носки его сапог. Он ждет, в кои веки набравшись терпения.
Темная тень вдалеке, приближаясь, оборачивается Ангрбодой. Женщины меняют наряды, Ангра меняет облики — и сегодня она приходит к Локи такой, какой явилась в этот мир. Не победительная красавица-ведьма, но приземистая, плотно сбитая, шагающая вперевалку женщина из племени троллей. Оставшиеся неизменными черные косы обрамляют плоскоскулое лицо с глубоко посаженными глазами и вздернутым коротким носом. Ее кожа из бледной стала изжелта-зеленоватой, пупырчатой, словно жабье брюхо, а два клыка приподнимают вывороченные наружу губы. Ее серебряные браслеты и ожерелья из волчьих клыков звякают в такт шагам.
Остановившись, она вопросительно смотрит на Локи.
— Дети мертвы, — не спрашивает, но утверждает Ангра.
Бог обмана отрицательно качает головой.
— Тогда где же они?
— Хель будет править подземным миром. Фенрир в Асгарде. Ёрмунганд прячется где-то в океанах, — перечисляет Локи.
Ангра утыкает руки в бока и гортанно смеется, запрокидывая голову к плачущим тучам.
Спустя мгновение ей вторит смех Локи.
Он перебирается через реку, оскальзываясь, падая и окончательно перемазавшись. Ангра протягивает ему руку, помогая вскарабкаться на скользкий глинистый берег.
Обнявшись, они уходят.
Может быть, Рагнарёк и в самом деле уже наступил. Но какое им до этого дело, если дети, их кровь и плоть, живы?
Письма мертвой королеве
Так и выпала парню вечная, блин, любовь,
Так и выпала парню смерть от ее руки,
Так и выпала парню сила родиться вновь,
Так и выпали парню станции огоньки.
Так и выпали парню долгие дни в стране,
Где жгут его письма кипой — а не пиши,
Так и выпали парню бусинки на струне,
Семь капелек крови — нотки его души…
Олег Медведев
Асгард, Брейдаблик.
«Жениться на скору руку — обречь себя на долгую муку».
Бальдр сполна познал на своей шкуре верность этой поговорки. Самое досадное, что никто из друзей и сородичей просто-напросто не понял бы причин его недовольства. Они дружно посмеялись бы его жалобам, заявив, что любой мужчина мечтает заполучить в жены именно такую женщину.
Ведь она была образцовой супругой. Идеальной. Восхитительной. С рождения ее готовили именно к этому — быть верной, мудрой, понимающей.
Косы цвета расплавленного золота, глаза небесной синевы, безупречная фигура и готовность стать надеждой и опорой тому, кого родня изберет ей в мужья.
Асинья Нанна Непсдоттир, дева знатного и древнего рода. Назубок выучившая, какой надлежит быть супруге бога. Очаровательная, гостеприимная, деловитая Нанна. Рачительная хозяйка со связкой ключей на поясе, на десятый месяц после заключения брака с улыбкой предъявившая мужу голосистого наследника.
Нет, сына Бальдр обожал. Мог возиться с ним дни напролет. Восхищенно созерцая, как младенец делает первые шаги и произносит первые слова, как беспомощное дитя превращается в мальчика с собственным характером и мнением. На несколько лет подрастающий сын наполнил жизнь Бальдра смыслом — но малыш не мог избавить своего отца от тягостных мыслей. От смутных мечтаний о том, как было бы славно, если б Форсети остался, а его мать куда-нибудь делась. Не умерла, нет-нет, ни в коем случае. Просто исчезла из Брейдаблика. Скажем, ее бы унесло штормовыми ветрами. Или она уехала погостить к родителям, да так там и осталась. Без нее в огромных чертогах стало бы куда спокойнее и уютнее.
Всякий день Бальдр настойчиво твердил себе: его семейная жизнь прекрасна. Вдруг ему бы досталась в жены дева с неуживчивым и буйным нравом, как у Ран-Волны, или сварливая склочница наподобие Скади? Ран, повздорив со своим благоверным, великаном Эгиром, однажды швырнула ему в голову пивным котлом. Она попала точно в цель, и Эгир потом долго сетовал на неотвязный звон в ушах. Злоязыкая великанша Скади так изъязвила постоянными нападками добродушного Ньёрда, что морской хозяин в ярости выбросил вещи супруги за порог и сломал об колено ее драгоценные лыжи, плетеные из коры Иггдрасиля.
«Да только, несмотря на шумные ссоры и размолвки, они остаются вместе, — некстати вмешивался здравый смысл. — Да ты глянь повнимательнее на них, когда они сидят бок о бок на пирах! Сколько бы Эгир не ругался с Ран, сколько бы Скади не грозилась уйти — они любят друг друга, вот в чем закавыка. Их громкие перепалки ровным счетом ничего не значат. Они нужны друг другу и отлично знают это. Ран не сможет жить без Эгира, Ньёрд смертно затоскует без Скади. А я — я хочу остаться один. Я разлюбил мою прелестную жену. Если вообще я когда-то любил Нанну. Как кораблю с пробитым бортом, мне была позарез нужна заплата для пробоины. Отец предусмотрительно свел меня с Нанной, я бездумно согласился на брак… и теперь не знаю, как быть».
В случившемся не было вины Нанны. Смутный интерес и новизна схлынули, обнажилось дно с замшелыми камнями, между которыми шустро сновали крабы и выдували пузыри слизи ракушки-жемчужницы. Нанна старалась, старалась изо всех сил, не понимая тщетность своих усилий стать образцовой женой и матерью.
«Если бы она хоть ненадолго оставила меня в покое… — грезил Бальдр, пропуская мимо ушей наставительные речи супруги. — Мне ничего от нее уже не надо, только пусть замолчит! Пусть живет своей жизнью и перестанет так настойчиво лезть в мою!»