Ректор моего сердца
Пролог
Невыносимая тревога заливает мое сердце. Мама обнимает меня, в ее зеленых глазах тоже стоит страх.
— Астер, милая моя! — она прижимает мою голову к груди, и я начинаю неудержимо плакать. — Будь здесь, хорошо?! С Варвитой, — она указывает на няню.
В лице пожилой женщины тоже застыл ужас.
— Мамочка, не уходи, пожалуйста! — кричу я сквозь слезы, обнимаю ее за шею, прижимаюсь сильнее и сильнее. Не хочу отпускать. Пятилетняя девочка не понимает, что бывают моменты, когда женщины должны сражаться наравне с мужчинами. Мама не должна, не может уйти туда, на стену, где с поднятыми руками стоит мой отец. Где волна огня затапливает ров, подбирается к крепостной стене.
Мама должна быть здесь, со мной, в безопасности…
Но она мягко отводит мои руки.
— Я нужна твоему отцу… там… — говорит она. — Я должна… Им не справиться без меня!
Она поднимает меня на руки и передает Варвите.
— Если … если мы с папой не вернемся, Таунсен позаботится о тебе… Варвита, — в мамином лице появляется властность. — Не пускайте сюда больше никого.
Она снова смотрит на меня мягко, но с горечью
— До свидания, моя маленькая… — целует меня в щеку, в макушку… Я плачу и, как в тумане, вижу, что и у нее лицо залито слезами.
Я вырываюсь, чтобы повиснуть на матери, но Варвита держит крепко. Няня всегда это умела. Добрая сильная старая няня, которая кажется сейчас врагом, отрывающим от матери.
Словно во сне, я вижу, как мама — высокая, стройная в длинном прямом платье идет к двери. Она распустила волосы — значит, будет сражаться магией. Так сила струится свободнее, это я знаю даже в свои пять лет. Прямые каштановые волосы лежат на плечах, ниспадают до пояса. Даже сейчас я думаю, какая же она у меня красивая…
Мама приоткрывает дверь:
— Прощай, Астер… жизнь моя… — очень тихо, словно не хочет, чтобы я услышала, говорит она и смотрит на меня полным боли взглядом.
Но я слышу ее слова и плачу сильнее.
Дверь закрывается, а мое детское сердце понимает, что вся прежняя жизнь, мое детство, мое счастье, моя радость навсегда отрезаны от меня. Впереди что-то страшное. Страшнее любых сказок.
* * *
Два часа няня читала мне сказки, гладила по голове, успокаивала. Но я вырывалась, подбегала к окну, залезала на стул и пыталась разглядеть на крепостной стене две маленькие фигурки. Из западного крыла их было не видно — лишь наступающий огонь и дымное марево над полем, где стояли вражеские маги.
Но я не оставляла попыток. Казалось, если смотреть внимательнее, старательнее, я обязательно разгляжу. Его черноволосую голову и красный плащ, ее зеленое платье и воздетые вверх тонкие руки…
Но я ничего не видела. Лишь огонь и дым, черные смерчи и огромные синие волны, встающие на месте огня. Все это разбивалось о наши стены. Я слышала лишь отдаленные удары — словно кто-то колотил об стену бревном, и звуки, похожие на взрывы. В такие мгновения все внутри меня сжималось, и я опять принималась плакать.
А потом вдруг все стихло. В один момент. Повисла тишина, словно кто-то опустил занавес… Няня испуганно подняла глаза.
И тут в дверь постучали. Варвита приложила палец к губам и сделала круглые умоляющие глаза — помолчи, девочка — и подошла к двери.
Я застыла на стуле.
— Это я, Таунсен… — послышался из-за двери усталый голос одного из приближенных отца. — Варвита, открой…
Няня открыла. Он стоял на пороге, опираясь на длинный старинный меч. Такие я видела лишь в антикварной оружейной отца. Ими ведь давно никто не пользуется. Но говорят, меч помогает направлять магию.
— Они все полегли, — глядя в глаза Варвите, сказал Таунсен. Как будто рядом не было меня, и он думал, я не пойму, что это значит. Но я поняла. А Варвита пискнула и зажала рот рукой.
— Мои папа с мамой… умерли? — шепчу я.
— Да, девочка… — он обреченно посмотрел на меня, видимо, у него не было сил скрывать горькую правду даже от ребенка. Несколько мгновений я не могла поверить. Хотела разразиться плачем, но слезы как будто застряли в груди, настолько невозможным казалось то, что он сказал.
Таунсен решительно подошел и взял меня на руки. Я не сопротивлялась.
— Нужно уходить, — коротко бросил он Варвите. — Я позабочусь о девочке. Прости, Астер, но отныне ты не сможешь быть дочкой своих родителей. Будешь говорить, что ты дочка служанки. Илона, допустим… Гварди. Поняла меня…? — он чуть отстранил меня и заглянул в лицо. Я кивнула. Я понимала. Не все и не до конца. Но понимала, что мамы с папой больше нет, а я больше не должна зваться той, кто я есть. — Твои родители погибли не для того, чтобы и ты разделила их участь. Нужно спешить… Скоро вся эта магическая шваль будет здесь…
Я держалась за шею Таунсена, когда он нес меня вниз по лестнице, потом бесконечными подземными переходами. Не плакала. Слишком глубоко я была ранена, слишком больно и страшно мне было.
Иногда Таунсен творил магию, чтобы запутать следы, если враги найдут путь в подземелье. Они нашли. Когда сзади послышались крики, Таунсен бросился бегом, прижимая к плечу мою голову, чтобы случайно не ударить о стену в темноте. Засветить магический огонь не отваживался, видимо, боялся, что так нас найдут.
Впрочем, нас все равно обнаружили. Крики приближались. Еще пара поворотов, и они будут рядом.
— Вот сюда! — Таунсен поднял меня выше, чтобы я зацепилась руками за края круглого отверстия в потолке. Сквозь него лился лунный свет. — Вылезешь — и беги прямо в лес! Я за тобой… Только поговорю тут с нехорошими ребятами…
— Нет, Таунсен, я хочу с тобой! Пойдем сразу! — шепчу я.
— Вылезай и беги в лес! Шевели своими короткими ножками так быстро, как можешь! — гневно и громко прошептал он мне. Поднял меня на вытянутых руках и затолкнул в отверстие. — Беги быстро, прямо в лес! Поняла?! А то ремня получишь! — услышала я снизу. И вслед за этим донеслось доброе и усталое: — Сейчас приду, уже скоро… Беги, дитя, главное, беги..
Я не испугалась ремня. Что-то другое. Наверное, мой детский разум понимал, что все эти люди — мои родители, да и многие другие, кто стоял на стене и погиб на ней — умерли не для того, чтобы меня схватили. Я понимала то, что сказал Таунсен. Они умерли не для этого.
Пятилетняя девочка поднялась на ноги, лишь пару мгновений смотрела на дыру в земле, кусала губы. А потом припустила со всех ног к деревьям, что стояли, как темные силуэты в свете луны и звезд.
Я бежала быстро, как могла. Пару раз споткнулась и упала, но тут же поднялась и побежала дальше. Когда почти добежала, совсем запыхалась, в боку кололо. Я обессилено остановилась, попробовала отдышаться. И бросила взгляд назад.
Оттуда, где был выход из подземелья, вырывался столб алого пламени.
«Вот и все!» — пронеслась в голосе странная мысль.
«Нет, не все! — внутри меня словно родился другой голос — взрослее, умнее, увереннее моего. И куда более упрямый. — Пока ты, Астер, жива, не все. Просто беги быстрее!»
Я выдохнула и припустила в лесную чащу. про которую мне прежде рассказывали страшные сказки. Знала, что Таунсен не придет за мной. Знала, что он тоже погиб. Знала, что мне никто не поможет. Но я должна бежать, пока есть силы. И когда их не останется — тоже.
Я последняя. А последние не имеют права умирать.
Глава 1
Пока студентки записывали результаты лабораторной работы, я любовалась рукотворным водопадом на стене. Перламутровые, играющие в дневном свете струи бесшумно лились в специальный поднос, от которого вдоль стены тянулся желобок и приводил к большому бассейну в дальнем конце зала.
У нас, водников, всегда так — везде вода. В каждой аудитории, в каждой комнате. Например, вот этот водопад вместо классной доски. Преображая его форму, я показываю адептам магические формулы, демонстрирую картины из истории водной магии. А в бассейне мы держим элементалей.
Кстати! Элементали!
Я посмотрела на часы. Пора было заканчивать.
— Так! Кто не успел, сдайте мне отчет в начале следующего занятия, — сказала я, встав. — А сейчас собираемся. И не забываем, — я коварно улыбнулась своей фирменной улыбкой, показывающей студентам, что я настойчиво рекомендую выполнить сказанное, иначе последствий не избежать, — выпустить элементалей в бассейн.
«Если кто-нибудь утащит с собой, голову оторву!» — подумала я. Вернее, не допущу к зачету. Отрывать голову студентам, даже самым безалаберным и вредным, строго-настрого запрещалось. С таким повреждением не справятся не только у нас, но и на медицинском факультете. Придется идти к некромантам, весело подумала я про себя. В шутку, конечно. Некроманты тоже не в силах вернуть умершему настоящую жизнь.
Студентки одна за другой подходили к бассейну и опрокидывали в них колбы с элементалями. Эти «феи воды» тут же отращивали хвост и принимались весело плескаться, смешиваясь с мягкими струйками. Пока сидят в колбах, любят принимать образ кокетливых синих девушек в пышных бальных платьях, а в пространстве побольше превращаются в русалок из детских сказок. Впрочем, студентки уйдут, красоваться станет не перед кем, и феечки отбросят всякую форму, смешаются с водными потоками — до тех пор, пока кто-нибудь не призовет их и не заставит принять физическую оболочку.
Студентки показывали мне отчеты, я подписывала их, двое не успели сделать, еще двум я сказала доработать и принести в следующий раз. Почти все ушли, нас осталось трое — я и две светловолосые девушки, которым плохо давалась «магия водных сущностей». И тут водопад у меня за спиной переливчато, но настойчиво прозвонил.
«Что еще такое!» — подумала я с легкой тревогой. «Классные доски» любой природы — водной, огненной, воздушной и, конечно, земляной, — были универсальным средством связи. А так настойчиво они звонили, лишь когда кто-то из руководства хотел передать важное сообщением всем преподавателям и студентам.
Опять какое-то бесполезное собрание, на которое мы все должны прийти?
Водопад потемнел, преобразился и, как на экране, мы с девушками увидели в нем лицо Герата Ванирро — нашего ректора.
«Ах»… — послышались восторженные вздохи студенток. Ректор, статный мужчина среднего возраста (то есть около четырехсот-пятисот лет), считался красавцем. По правде говоря, он был мечтой каждой наивной адептки.
Я же, глядя на строгое лицо с крупными чертами, небритый подбородок («ах какой мужественный у него подбородок!» — шептались девчонки) и немыслимо густую шевелюру, не испытывала ничего, кроме тревоги и антипатии. Нас с ректором связывали не самые лучшие отношения. Если несколько неприятных встреч можно назвать отношениями.
Я подняла руку, призывая девушек замолчать. Раз на связи сам ректор, значит, произошло нечто из ряда вон выходящее. Я даже подозревала, что именно.
Лицо в водопаде стало объемным, и знакомый каждому в нашей академии низкий голос произнес:
— Уважаемые адепты и преподаватели! Сегодня скорбный день для нашей академии, — лицо Герата, впрочем, не выражало особой скорби. И немудрено. Возможно, он был даже рад произошедшему, подумалось мне. — Только что от болезни, которой нет излечения ни магией, ни силами природы — от старости — скончалась Касадра Ванми, моя бесценная помощница. Это невосполнимая утрата для всех нас, — губы ректора сложились в многозначительную тонкую улыбку, разве что не усмешку. — Мы почтим ее память, — я вздохнула — эти слова означали, что всем преподавателям и адептам академии вменяется в обязанность присутствовать на погребении. — Послезавтра на церемонии прощания на площади Высшей магии. Кроме того, — мне показалось, что в глазах ректора блеснул огонек то ли радости, то ли… ехидства. — Вскоре многие преподавательницы воздушного факультета и избранные преподавательницы водного — получат приглашение на конкурсный отбор на должность Великой, ведь академии нужна та, что станет моей напарницей и правой рукой.
«А также сексуальной партнершей и сожительницей», — подумала я. И выдохнула.
Меня все это не касается. Ректор никогда не пришлет мне приглашение. Все встречи с ним доказывали, что мое лицо и вообще вся моя личность ему так же неприятна, как мне — его. Да и водных, кого пригласят на отбор ради приличия, будет человека три-четыре. Чистая формальность. Огонь дополняется воздухом, и партнерша нашему огненному ректору нужна воздушная. Такая же магичка воздуха, какой была покойная Касадра.
Немудрено, что ректор радуется предстоящему конкурсу (или «отбору», как его называют в простонародье). После трехсот лет жизни со старухой он наверняка мечтает о молодой партнерше. Ведь в последние двести лет жизни даже магия не могла дать Касадре иллюзию юности и привлекательности. Несколько раз я ее видела. Когда-то красивая, в последние годы она выглядела настоящей старухой — седой, морщинистой. И с дурным характером.
Впрочем, говорят, характер у Касадры всегда оставлял желать лучшего. Ее капризы иной раз потрясали всю академию, а уж напарнику-ректору доставалось больше всех.
Но тень сочувствия к Герату тут же испарилась из моего сердца. Он сам выбрал этот путь. Три столетия назад, после смерти былого партнера Касадры ректора Гайборо, он добровольно пошел на конкурсный отбор, приложил все усилия, чтобы победить. И не отказался от должности ректора, когда его партнерша состарилась.
Ходят слухи, впрочем, что он не брезговал проводить время даже с юными адептками, не говоря уж про молодых преподавательниц моего возраста и чуть старше. Ведь союз глав академии не запрещает связи на стороне. Тем более, что Касадра не славилась верностью ни своему прежнему партнеру, ни Герату…
Лицо ректора в водопаде начало расплываться, темнота поглотила его, и вот снова побежали веселые струи, лишь траурная музыка зазвучала из всех щелей.
— Ах… — шепот адепток заставил меня выплыть из размышлений. — Тарра Гварди, быть может, и вас пригласят на отбор… Как бы я хотела…
— Меня не пригласят, — твердо ответила я. — Вы ведь понимаете, что водной волшебнице не место рядом с огненным ректором. Лишь избранные из нас пойдут на конкурс. Так! Отчет сдавать будете? — я посмотрела на часы. — И, да, выражаю вам соболезнования по поводу смерти Великой.
— И мы вам… Тарра Гварди, можно мы сдадим в следующий раз? Мы слишком потрясены новостью…
«Вернее, тем, что посмотрели на твердокаменную физиономию нашего ректора», — подумала я.
— Хорошо, до следующего раза.
Я подошла к двери, давая девушкам понять, что пора идти. Все хорошо. Новости такие, как я и ожидала, только вот на душе почему-то было неспокойно. Казалось, что опять настал переломный момент, и судьба обязательно преподнесет мне новый сюрприз.
Я не ошиблась. Сюрприз застал меня тем же вечером. Я пришла в свою комнату в «западном отроге». Наша Академия высшей и прикладной магии располагалась внутри огромной скалистой горы, и «флигели» называли не иначе как «отрогами».
Усталость давала о себе знать. Целый день лекций и практических занятий, потом бесконечные разговоры с преподавателями, спорившими, как скоро ректор назначит конкурсный отбор. Бравирующие улыбки в ответ, когда кто-то бросал на меня многозначительные взгляды, ведь по возрасту я подходила для отбора. И вообще за день я устала убеждать себя, что происходящее в академии никак меня не касается, и я могу спокойно проводить занятия, не думая ни о чем.
Я устало провела рукой по лбу и запустила ручеек в ванной комнате, чтобы наполнить бассейн и посидеть в нем, набираясь сил от своей основной стихии. Конечно, как всем женщинам, воздух мне тоже немного подвластен. Но главная моя стихия, та, с которой я сроднилась, та, которую я люблю взаимно, от всего сердца, — лишь водная. В воде мне всегда становится легче.
И тут внимание привлек конверт с печатью ректора, лежавший на столе. Еще одно оповещение о кончине Касадры? Наверняка, все такие получили, уговаривала я себя, пока шла к столу.