— Это было пожертвование.
— Есть лучшие способы получить выпивку, чем воровство, — добавил Каллиген.
— Уж ты-то знаешь! — огрызнулся Ганлик. — Да и никакое это не воровство!
— Ты почти вырвал бутылку у него из рук, — сказал Эппералиант, нарушив молчание. — Осторожней, Ганлик, — предупредил он и указал пальцем вверх.
Экипаж «Чести Кортейна» остановился возле пары савларских Хемо-Псов, болтавшихся на люмен-столбах на противоположных сторонах улицы. На их шеях висели таблички.
— Во-о-о-о-оры, — с усилием прочел Голлф. — Они что-то украли?
— Угу, — сказал Каллиген, едва обративший внимание на трупы и вместо этого изучавший улицу в поисках местных таверн.
Они натолкнулись на целый ряд, каждая мигала неоновыми вывесками в попытке заманить посетителей.
— Это комиссары, — сказал Мегген. — Я не одобряю воровство у гражданских, но бой был тяжелым, людям требовалась отдушина. Иногда они переступают границу. Здесь нужно немного гибкости.
— Уверен, Шоам бы с тобой согласился, — отозвался Васкиген.
— Такова природа савларцев, — объяснил ему Мегген. — Ты же не станешь наказывать верного человека только за то, кто он есть? Те парни хорошо бились на Калидаре, пускай они те еще ублюдки. Никто ведь не идеален.
— А куда подевался этот скользкий басдак, Шоам? — спросил Васкиген.
— Знаю не больше тебя, — ответил Ганлик. Он поежился. — Давай, Каллиген, выбирай уже, где будем пить, а то я здесь скоро подохну. Трона ради, как же холодно. Почему на этой планете так холодно?
— Ты уже забыл долгие зимы у нас дома? Я бы сказал, тут те еще тропики, — произнес Васкиген.
— А я тебя не спрашивал. Днем было тепло, а у меня нет с собой телогрейки и вообще ничего, кроме этой воздушной курточки басдакового Милитарума.
— Вон тот, — наконец сказал Каллиген. — Там написано: «Солдаты Империума, добро пожаловать».
— Они были б глупцами, не повесив подобную табличку, даже если готовы скорее нам перерезать во сне глотки, чем напоить, — сказал Леонат. — Это не место для веселья. Лучше нам вернуться в казарму. Мне тут не нравится.
— Какой же ты зануда, — заметил Ганлик.
— А ты пьяный, — отозвался Леонат.
— Виновен! — с хохотом ответил ему Ганлик.
— Мы зарекомендуем себя как рассудительные люди, если пойдем туда, — произнес Каллиген.
— Ты и так рассудительный, — сказал Мегген. — Эппералиант, ты старший офицер.
— Мне без разницы, — только и сказал он.
— Ты какой-то притихший, — заметил Ганлик.
— Не обращай внимания, — сказал Мегген. — Он всегда такой. Постоянно сидит в шумном танке, поэтому снаружи предпочитает держать рот на замке. Верно, сэр?
— Что-то вроде того, — согласился Эппералиант.
Группа потянулась следом за Каллигеном, который повел их в сторону бара и прошел в грязные стеклянные двери. Изнутри послышалась нестройная музыка.
Голлф так и остался стоять, пристально разглядывая вздернутых людей.
— Пойдем, — сказал Васкиген. — Не гляди слитком долго. Не думай об этом. Радуйся, что это не ты.
— Но… но мог бы быть. На Босоваре у нас традиция брать вещи побежденного врага.
— Ну хорошо, у нас тоже есть что-то похожее, но не сейчас. Начальство желает, чтобы планета вернулась в обойму как можно скорее. И это не получится, если мы начнем здесь все поганить. Они повесили этих людей именно здесь, потому что знали — большинство тех, кто сегодня в увольнении, рано или поздно пройдут по этой улице. Не волнуйся на этот счет.
— Я не понимаю.
— Поймешь, — ответил Васкиген. — Помни вот что — если повстречаешь комиссара, Голлф, — того мужика в черном, да? — держись от него подальше. От них одни проблемы.
Васкигену пришлось аккуратно отвести Голлфа в бар, но житель дикого мира все никак не мог отвести глаз от результата имперского правосудия.
Они отыскали себе столик, хотя зал был полон. Лейтенантская звездочка Эппералианта спугнула группу саперов из большой кабинки в углу. Леонат запротестовал, что это нечестно по отношению к людям, но парагонцы без зазрения совести заняли их места. Насколько они это понимали, место полагалось Эппералианту, как офицеру, так и аристократу.
У них осталось мало времени, поэтому они основательно и безотлагательно приступили к процессу надирания. Они заказали местный эль, который сильно горчил, но имел приятное послевкусие, и выпивку, обжигавшую до самых внутренностей, словно прометий. Но они все равно пили, радуясь тому, что сейчас не в танке и не на войне.
Мегген напился быстрее остальных и принялся ворчать.
Васкиген не упустил шанса поддеть его:
— Ты когда-то перестанешь жаловаться?
— А ты когда-то начнешь? Ты же за себя постоять не можешь, — сказал Мегген.
— Может, и так, — ответил Васкиген. — Но, Мегген, мы с Голлфом не стонем, как ты, ведь мы так басдаковски заняты снарядами, что продохнуть не успеваем. Почему бы тебе не сделать всем нам одолжение и не перестать завывать, пока мы не в бою?
Голлф хохотнул.
— А ты чего ржешь, гном розовощекий?! — прорычал Мегген.
Голлф тут же перестал улыбаться и нахмурился:
— Ты со мной так не говори, Мегген.
— Ага, не говори, — добродушно предупредил Васкиген, чьи собственные отношения с обитателем дикого мира начались не с той ноги. Он часто поколачивал меньшего человечка, пока Банник не разрешил Голлфу дать тому сдачи. После того как Голлф разок хорошенько приложил Васкигена о пол, у них сразу все пошло на лад.
— Я буду говорить, что захочу, Васкиген. Вы, рудокопы, думаете, что знаете все лучше всех. Улавливаешь, Леонат? Вот тебе немного межклановой вражды.
— Да, я как раз и знаю лучше. Он уложит тебя на спину и сломает руку, если не будешь следить за языком, — предупредил Васкиген.
— Он же хилый, как медленнохвост после Долгой зимы, — с сомнением в голосе сказал Мегген. — Может, он и смог побить такого сосунка, как ты, Васк, но меня он вряд ли сделает.
Голлф кровожадно оскалился.
— Не сила. Боевое умение. Смекаешь? У Гол… у меня, — сказал Голлф, исправившись.
— Да, да, ничуть не сомневаюсь. — Мегген поднял стакан.
Голлф в смятении уставился на него.
— У вас там разве не принято чокаться? — спросил Каллиген, вежливо стукнув своим стаканом о Васкигена. — Будем! — сказал он. — Видишь? Теперь давай ты.
Голлф с сомнением взглянул на свой стакан:
— На Босоваре это большое оскорбление. Тебе не следует стучать по стакану другого, если не хочешь с ним драться.
— Но не на Парагоне, сопля ты розовая. Будем! — произнес Мегген.
— Ты меня снова оскорбил!
— Там, откуда мы родом, это называется подшучиванием, — рассмеялся Каллиген.
— Хорошо. — Голлф поднял свой стакан, однако затем хмуро опустил назад на стол. — А вы точно не издеваетесь надо мной — дурачок с дикого мира, ха-ха, а давайте посмеемся над дикарем? — сказал он. — Вы злые. Может, мне преподать вам босоварский урок?
Он произнес это с такой горячностью, что у Меггена открылся рот.
— Погоди-ка, я просто шутил, малыш. Мы же друзья…
Голлф раскатисто расхохотался:
— Ха! Теперь я подшутил над тобой, здоровый ты грокс! Будем! — Он ударил стаканом по стакану Меггена.
Все рассмеялись, и оба осушили стаканы, хлопнули по столу и скривились.
— Во имя Трона, из чего они его гонят? — сказал Мегген.
— У него характерный запах моющего средства, — указал Каллиген.
— Глядите-ка на него! Нашелся тут ло. Предпочитаете мягкий глис, ваше высочество? — поинтересовался Ганлик.
— Следует заметить, что да, — с дворянским произношением ответил Каллиген.
Это вызвало новый взрыв смеха.
— Я — ло, за то и выпью, — протянул Ганлик и принюхался к своему стакану. — Да и вообще, мне плевать.
— Не понимаю я все эти «ло» и «фор», — заметил Леонат. — Они хоть что-то значат?
— Да, — сказал Каллиген.
— Все просто, — пустился в пояснения Ганлик. — Представь, что ты парагонец. У тебя есть собственное имя, семейное имя и клановое имя. Если в тебе течет благородная кровь…
— Которую Ганлики изрядно разбавили вот этой вот мочой, — вставил Мегген.
Ганлик продолжил:
— Хоть какая-то благородная кровь, то ты имеешь право использовать приставку «ло» перед клановым именем. Если нет, тогда ты — простолюдин немытый.
— Ты такой же простолюдин, как мы с Васкигеном, — произнес Мегген. — Рожденный и прирожденный к полу мануфакторума.
— Я так не думаю. Эти восхитительные руки никогда не опускались до тяжелого труда. Писцы, вот кем была моя семья, и я этим горжусь, — сказал Ганлик.
— «Ло» больше уже ничего не означает, — заметил Мегген.
— Подтверждаю, — сказал Каллиген, — хотели даже ее упразднить. В объединенном совете кланов говорят, что она обесценилась. Слишком много знати развелось. А винить-то и некого, кроме самих себя.
Парагонцы затихли. Все они вдруг вспомнили родной дом, в непреодолимых световых годах отсюда.
— Это разделяет, — сказал Леонат. — К чему тащить это с собой в Астра Милитарум? Оно же ничего не значит.
Мегген мрачно посмотрел на атраксийца через дно пустого стакана.
— Оно значит все.
— Я не понимаю, — сказал Голлф.
— На Босоваре у вас ведь есть старейшины, так? — спросил Каллиген. Голлф кивнул. — Вот и у нас дома есть большие шишки в стеклянных дворцах, а есть все остальные, живущие в грязи и шуме того, на чем специализируется их клан.
— Но ты и он… Мегген говорит, что вы оба тоже живете в грязи, — сказал Голлф.
— Напомнить другим, что в тебе течет благородная кровь, — это способ почувствовать себя немного лучше, — отозвался Каллиген.
— Я тоже их не понимаю, дружище Голлф. Мне это тоже чуждо. На Атраксии все люди рождаются равными, — произнес Леонат. — Нас испытывают всю жизнь, дабы найти самую подходящую роль в жизни. Происхождение — не залог качества человека.
— Да, это важно! — горячо сказал Мегген. — Как, во имя Терры, ты можешь знать, кто ты, если не знаешь своих корней?
— Но ты говорил, что старейшины это плохо, — вставил Голлф.
— Так заведено в обществах, где происхождение играет важную роль, Голлф, — сказал Леонат. — Они жалуются на свое положение, но будут до конца защищать систему. Честное испытание — вот единственная реальная альтернатива. Так мы можем быть уверены, что все мы служим Императору наилучшим образом.
— Тогда у тебя, наверное, был очень низкий балл, — сказал Каллиген.
— С чего бы? — возмутился Леонат. — Очень даже высокий!
— Правда? Тогда почему тебя послали в Астра Милитарум?
— Я уверена, твои баллы вовсе не плохие, мой маленький Лео. Они честные, — проворковал Мегген голоском матери, успокаивающей ребенка. — Тебе дадут любимый лазган и койку на другом конце Галактики, где ты не станешь путаться под ногами у серьезных ребят.
— Прошу на выход! — весело сказал Каллиген.
— Что?! — в притворной ярости воскликнул Голлф. — Со мной на Босоваре случилось точно то же самое!
Все рассмеялись. Даже Эппералиант, о чем-то задумавшийся, улыбнулся.
— Что у нас тут? — заговорил бородатый мужчина с жестоким взглядом.
Смех танкистов угас, когда на них легли тени. Их стол обступило кольцо атраксийцев.
— Это не твое дело, дружище, — ответил Мегген.
Он одним махом осушил свой стакан и тяжело опустил его на стол. Затем достал пачку тарабакских сигар и закурил одну. Он поочередно предложил их каждому за столом, намеренно проигнорировав атраксийцев. Васкиген и Каллиген взяли по одной.
— Эй, ты. Я с тобой говорю. — Атраксиец хлопнул по бычьему плечу Меггена.
— Не делай так, дружище.
— Тогда, «дружище», расскажи и нам шутку. Всем интересно, с чего вы здесь смеетесь. Расскажи нам шутку. Ты, а ты тоже атраксиец. Ты с ними? — спросил он Леоната.
— Да. Это мои товарищи, как и ваши.
— А как насчет этого? — сказал их заводила, указав на Голлфа. Тот мрачно уставился в ответ. Вернулась его прежняя нервность, и он съежился, не зная, как себя вести. — Да-да, ты, сутулый. Зачем прячешься? — сказал лидер атраксийцев. — Ему нельзя было выходить.
— Этот, — с убийственным дружелюбием процедил Мегген, — тоже наш товарищ. — Затем поднялся из-за стола, отодвинув стул по каменной плитке с разнесшимся по бару скрежетом. Болтовня стихла, и все взоры устремились на атраксийца. — Танкист Седьмой Парагонской роты сверхтяжелых танков, как все мы. Братья по оружию. А ты кто такой, во имя горшка Императора?
Атраксиец подался вперед, дыхнув алкогольными испарениями в лицо Меггену.
— Я — человек, скорбящий по своим друзьям, братьям и землякам, умершим, когда эти трусливые недолюди сломались и побежали. — Он указал пальцем на Голлфа. — Я не хочу, чтобы то же случилось с вами. А с этим мы разберемся, и вы получите в экипаж цивилизованного человека, а не какого-то дикаря. Снаружи разукрашены не все люмен-столбы.
Танкисты поднялись на ноги, встав лицом к кольцу противников. Остальные парагонцы и атраксийцы в баре уставились друг на друга. Руки сомкнулись на бутылках.
— Двое на одного, — бросил Мегген Васкигену. — Что скажешь?
— Нечестно. По отношению к ним. — Он хрустнул костяшками. — Голлф, — произнес Васкиген. — Старейшины разрешают надирать задницы таким басдакам.
— Сэр? — переспросил Голлф у Эппералианта.
— Я не против. Если они хотят трепки, можешь им задать.
— Да на что ты вообще годен, розовый карлик, — сказал заводила. — На севере немало ваших сломалось. Дикарям не место на поле боя. — Атраксийцы подступили ближе.
— Не мы начинаем драку, — произнес Эппералиант. — Но, если вы не отступите, мы ее закончим, а вас всех я посажу на гауптвахту.
— Ты мне не указ. — Атраксиец постучал по собственной лейтенантской звездочке на плече.
— Вы слышали Эппералианта, парни, — сказал Мегген. — Никаких драк.
Голлф низко пригнулся. Его поведение изменилось столь резко, что стоявшие напротив него люди попятились.
— Отдайте дикаря, и у вас не будет неприятностей.
— Он дикарь, но он наш дикарь! — отрезал Васкиген.
Мегген медленно затянулся сигарой и выдохнул густой дым в лицо заводиле.
— Никуда вы его не заберете.
— И кто же нас остановит? Вы, танкисты? Сил не хватит. Мы шесть лет землю топтали, а не сидели в мягких креслах.
— Слыхал, Васкиген? Он нас мягкими назвал.
— Ага, — сказал Васкиген, потушив свою сигару о ладонь. — Кажется, годы таскания басдаковых снарядов уже не в счет.
— Просто отдайте его, или столкнетесь с последствиями, — сказал лейтенант-атраксиец.
Мегген вздохнул, закатил глаза и врезал атраксийцу в нос с такой силой, что он отлетел назад, разбрызгивая кровь, и повалил на пол двух стоявших за спиной дружков.
В баре вспыхнула драка.
Атраксийцы проходили военное обучение с самого детства. Воинское мастерство в них вколачивали с юного возраста. Даже по отдельности все они были умелыми рукопашниками, но вместе они были еще сильнее и бились как группа, ибо таким был путь атраксийцев.
В этом отношении парагонцы им проигрывали. На Парагоне не существовало похожих боевых искусств, которые использовали атраксийцы, но парагонцы обладали более массивным телосложением. Большинство из них с детства до зрелости занимались тяжелым физическим трудом. Гравитация там была больше, поэтому они и сами отличались недюжинной силой.
Мегген и Васкиген служили лучшим тому примером, их тела еще больше закалились за годы таскания тяжелых снарядов «Гибельного клинка». Васкиген выдержал шквал ударов от небольшого соперника, а затем схватил его и бросил через всю комнату.
В другом отношении, в братских узах, они не уступали атраксийцам. Будучи танкистами, они сосуществовали в такой близости друг к другу, которая превосходила даже пехотинцев. Они сражались спина к спине. Эппералиант упал со сломанным ребром. Ганлик был безнадежно пьян и, несмотря на всю ярость, был повален на пол, где атраксийцы принялись лихорадочно пинать его по лицу. Леонат оказался против трех земляков, и хотя он превосходил их в мастерстве безоружного боя, он не мог справиться с ними со всеми. Каллиген сцепился с низкорослым атраксийцем.