И он почувствовал! Не знаю каким образом — ведь я даже не выразила свое облегчение словами — но он понял, что мне уже легче.
— Могу я… двигаться?
Я осторожно поерзала, проверяя насколько боль притупилась. Оказалось, что не сильно. А уж когда он чуть подался вверх бедрами, вспыхнула с новой силой.
— Нет… не надо пока… все еще болит…
— Погоди… давай так…
От неожиданности я даже вскрикнула — так быстро и резко оказалась на спине, с его членом глубоко внутри. На мгновение стало еще больнее, но новая поза имела и свои преимущества, оказывая давление на все правильные места.
— Охх… — отреагировала я, обхватывая его ногами за бедра.
— Так… лучше?
Я невнятно промычала ему в шею — да, лучше…
И распахнула широко глаза — еще как лучше! Особенно с его рукой, протиснувшейся между нами и аккуратно массирующей клитор…
— Хорошо? — его рука медленно кружила, не надавливая, заставляя захотеть еще. — Скажи, что тебе уже не больно…
— Почти… — выдохнула я, расслабляясь и перебирая его волосы… — Почти не больно…
И практически не заметила, как он начал толкаться — сначала мелко, еле двигая бедрами, потом все глубже, с каждым разом все сильнее и ритмичнее…
— Сможешь кончить?.. — его голос срывался на хрип, длинное тело было натянуто, как тетива спортивного лука. Он целовал меня уже без разбору, жадно, безудержно — куда только мог попасть… с каждым толчком, каждым поцелуем и лаской утягивая меня за собой в пучину, в самый центр горячего, бурлящего хаоса…
Вот только я знаю, что окажется он в этом хаосе гораздо раньше меня.
— Нет… — соврала я. Смогу, но не успею… Потому что ты слишком долго ждал этого… слишком долго хотел, и я не имею права заставлять тебя ждать еще хотя бы пару минут…
"Ну же… хочу почувствовать внутри твое семя…"
— Глупая… я же тебя слышу… — прохрипел он мне в ухо и приподнялся на руке, чтобы было удобнее трогать меня. — Давай, любовь моя… мне не будет так сладко одному…
Подняв ко рту руку, облизал указательный и средний пальцы и вернул руку вниз, лаская меня уже по-другому — легко, быстро и влажно… как… как…
Я задохнулась.
«О да… Представь себе мой язык там… вместо пальцев…»
Наблюдая за мной, он непроизвольно лизнул верхнюю губу, и я выгнулась ему навстречу, принимая в себя — всего его, так глубоко, как могла… представляя, как невозможным образом меня и трахают, и лижут…
И закатила глаза, когда наружная ласка совпала в ритме с внутренней…
Удары убыстрились, рука тоже…
«Все… все, Эль… не могу больше…»
Сильными, глубокими толчками он вбился в меня несколько последних раз, подбрасывая все выше и дальше по «подушке»… потом прижал голову к плечу, замер и застонал — громко, стискивая зубы, так, будто и его удовольствие граничило с болью…
«Любовь моя…» — взвилось в голове, незамеченное раньше… Он назвал меня «любовь моя», ошалело поняла я…
И это стало пределом — нечаянное признание взорвало меня, разметало и разрушило, окатив бедра жаркой волной наслаждения — такого острого, что искры заметались перед глазами, а из груди вырвался совершенно неудержимый крик…
* * *
— Спишь?
— Мм…
— Ты кричала…
— Ммм… — я неопределенно пошевелила ногой и зевнула. — Ты тоже…
— Чушь… — он хмыкнул. — Я мужественно и глухо застонал…
Мы лежали в обнимку на полу кладовки вот уже полчаса, не в состоянии даже подумать от том, чтобы встать на ноги — слушали все более частые медляки, зевали и нежились друг в друге. Скорее всего такой расслабон был эффектом Даамора, получившего, наконец, хоть какое-то логическое заключение. Я чувствовала, как магия закукливается вокруг нас, связывая плотнее, оставляя меньше свободных концов, опасных для нас обоих. Выдрать ее из нас будет теперь гораздо труднее…
О, я не стала напоминать ему о том, что услышала — даже мысленно стараясь не вспоминать о его признании в любви. Зачем? Главное, я теперь знаю. И пусть это тоже эффект заклятья — все равно это лучше, чем он просто хотел бы меня и был бы со мной связан, но в душе ненавидел…
Ручку двери вдруг задергали, но почему-то меня это не напугало — до того было счастливо, лениво и уютно было после оргазма. И не просто «оргазма». После секса! Настоящего секса с моим мужчиной.
Однако, когда дверь не просто задергали, а начали выламывать, я всполошилась.
— В крайнем случае раскидаешь их… — небрежно махнул рукой Габриэль, вероятно уже не имеющий сомнений насчет моих возможностей размазывать людей по стенкам.
Но я не хотела никого больше раскидывать — еще не хватало кого-нибудь пришибить в такой замечательный день!
— Да что ж такое… — шипели снаружи, дергая, колотя и меняя ключи. Потом разогнались и ударили в дверь плечом.
— А чтоб вам провалиться… — ругнулся Габриэль, начиная вставать. — Полежи под простыней, сейчас я им накостыляю… а заодно и одежду себе заберем…
— Спи! — совершенно неожиданно скомандовала я, поднимаю руку и обращаясь к тем, кто бушевал за дверью.
И застыла в неверии — послышался явственный шум падающих тел. Как минимум двух.
Успевший встать, Габриэль медленно повернулся ко мне.
— Как ты это сделала? Вот так… просто…
Я продолжала изумленно смотреть то на дверь, то на свою руку. А потом вспомнила кое-что.
— Я стала женщиной… И теперь могу колдовать… без Книги. Как настоящая… Гэб… Я… я стала…
— Настоящей ведьмой, — закончил он, рассматривая меня так, будто видел в первый раз в жизни.
Глава 23
Из опустевшего к тому времени зала торжеств мы выбрались без особых происшествий. Если не считать охранника, что с подозрительным видом записал номера люксово-спортивной машины, в которую садились два лакея в полном парадном обмундировании — причем один из них совсем маленький, в сюртуке с подкатанными рукавами и штанинами.
После потери девственности у меня между ног саднило, но даже и эта потеря (в принципе ожидаемая и логичная) не могла мне помешать восторгаться своими новыми способностями.
Любое заклинание было теперь мне доступно, будто бы впечатанное в мозг — без привычных уже долгих копаний по страницам Книги Заклинаний. Мало того! Я теперь понимала язык, на котором эти заклинания написаны — произнося в кладовке слово «спи!» на самом деле говорила не на Общем, а на древне-ведьминском, воспринимая его с той же степенью понимания, что и Общий, да и свой родной, Илликейский. И сообщил мне об этом Габриэль — на его слух я прошипела нечто ужасное, полное странных, нечеловечески-гортанных звуков.
— Можешь даже не колдовать, если хочешь напугать кого-нибудь… — посоветовал господин ректор. — Просто ляпни что-нибудь на этом феерически кошмарном наречии… и сверкание пяток я тебе гарантирую.
Я фыркнула. Если бы все было так просто. Древневедьминский я понимала бессознательно и могла говорить на нем, только когда произносила заклинания — а «ляпнуть» заклинание из Великой Книги это… ну, такое.
В Академии мы с Габриэлем попытались расстаться… и не смогли. Пришлось опять идти к нему в ректорскую и посылать прислугу за одеждой в мою бывшую комнату. А заодно и весточку Хлое передать — пообещать, что через несколько дней я все ей расскажу, а пока пусть она не волнуется и считает меня съехавшей из общежития.
Результаты отбора студентов в сопроводительную команду вывесили тем же вечером — на главной доске объявлений главного административного корпуса. Я не могла пропустить такое событие.
По разным коридорам мы спустились с Габриэлем вниз, постоянно мысленно переговариваясь, проверяя друг у друга, все ли в порядке… Меня жутко подбивало нарядиться во что-нибудь шикарное — ведь нарядов я из дома привезла великое множество, а видели меня в основном в форме.
Однако, я не стала выпендриваться. Мне ведь нужна была достоверность — по легенде я даже не предполагаю, что могу выиграть. Да и наблюдать, как изменится лицо ди Барес, когда рядом с расфуфыренной ней встану скромно одетая я, и станет понятно, что ни происхождение, ни богатство в данном отборе роли не сыграли — дорогого стоит.
А уж чего стоит ее лицо, когда она увидит меня завтра, при все параде… не передать словами.
— О боже-боже! Я! Я в команде! — ожидаемо запрыгала Марлена, прочитав свое полное, в две строки, имя в коротком списке из пяти других.
Интересно, вдруг подумала я, она хоть немного беспокоится о том, куда запропастился ее родной брат? Рыбалка-рыбалкой, но его нет уже скоро как четыре дня. Неужели все мысли отшибло желанием покрасоваться перед высшими чинами?
Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы она не вспомнила о своем мерзком брате подольше. И все же, как-то это… не по-человечески, что ли — акое равнодушие.
Внезапно глаза ди Барес потухли, и я внутренне сжалась, уже чувствуя невыносимую тягость вины…
Но нет. Я ошиблась — не из-за беспокойства потухли глазки нашей Марлены. А из-за того, что увидела пятой в списке мою фамилию. Марэсса Е. Калахан — без всяких титулов и благородных приставок.
В толпе зашушукались, оборачиваясь, ища меня глазами.
Нашли. Уставились с неприязненным, высокомерным интересом — список ведь пришли проверять одни аристократы, другие ни на что не надеялись. И каждый из этих долбанных аристократов в этот момент думал — эх, если бы не эта выскочка, могли выбрать меня.
Я заставила себя распрямить плечи и с горделивой осанкой прошествовала к доске объявлений.
— Кому ты дала, Калахан, чтобы попасть в такой короткий список? — прошипела Алия дю Гартен, когда я проходила мимо.
Я вспыхнула, но ничего не ответила — частично ведь она была права. Я ведь действительно сплю с тем, кто самолично, без всяких голосований, составил этот список пару часов назад. Причем при мне и при моем же живом участии. Целью моего включения, конечно, же не было желание приобщиться к высшему обществу, и все же…
— Шлюха… — кто-то бросил мне вслед. Уже почти в голос.
Я продолжила идти, сжимая кулаки в тщетной попытке удержать магию, которая уже искрилась в пальцах. Зная, что если сейчас открою рот, кому-то не поздоровится… А если поймут, что произошло — то и мне тоже…
Подошла к доске, прочитала список, будто желая удостовериться, что там есть и мое имя (а на самом деле просто чтобы успокоиться).
Этого ты хотела? — шепнул в ухо кто-то невыносимо циничный и насмешливый. Разве не знала, что так будет? А ведь это только начало — жди теперь ложек соли в чай и стульев, намазанных клеем. Если не чего похуже…
«Не будет никакого «похуже…», — четко, звеня сталью, отозвался в моей голове знакомый и такой родной голос.
— Что здесь происходит, господа студенты? — вслух спросил господин ректор, не утруждая себя повышением голоса. Он всегда это делал, когда хотел привлечь к себе внимание — говорил тихо, заставляя всех умолкнуть и прислушаться.
В этот раз все и так молчали, но после его слов притихли так, что слышно было как на улице бормочет себе под нос садовник.
— Проверяем списки, господин ректор, — отозвалась от доски Марлена — явно на взводе.
— Список, маресса ди Барес. Весьма короткий и понятный. Проверили?
Марлена кивнула, поджав губы. Как и Грейвор, она, вероятно, считала, что ее полагается называть леди Барес.
— Тогда всем спокойной ночи. Победителей попрошу пройти за мной в ректорскую, я раздам вам расписание на завтра и еще кое-какие указания. Хотя нет, постойте… — уже начав уходить, он вдруг развернулся на пятках — с таким видом, будто реально что-то вспомнил. — Я тут ненароком услышал, как кто-то произносил непотребные слова. Не подскажете мне, кто?
Испуганно переглядываясь, студенты топтались на месте, явно не зная, как реагировать — и молчать страшно, и своих сдавать неохота… Такое ощущение было, что все ждали, пока на провинившихся укажет кто-нибудь другой, и им самим не придется. Даже не ждали… надеялись. Потому что злить господина ректора в данном контексте непременно означало какое-нибудь коллективное наказание — вплоть до отмены мероприятий, запланированных на выходные.
— Нет? Никто не слышал? — он сунул руки в карманы и вальяжно прошелся перед толпой. А я невольно залюбовалась им — неужели только неделю назад он был для меня чужим, неприятным человеком?
— Добавите мое имя в список, если я назову вам сквернослова?
Я поднялась на цыпочках, услышав еще один знакомый голос — Хлоя? В изумлении уставилась на свою добродушную подругу, вдруг обнаружившую в себе циничную бизнесменшу.
Ректор прищурился, тоже разглядывая ее — как мне показалось, с подозрением.
— Добавлю, маресса…
Она назвала моего обидчика прежде, чем Габриэль успел договорить — ткнув пальцем в маленького, щупленького паренька, изо всех сил пытающегося затесаться в толпе. Эльвир ди Хантевей, вспомнила я, со смежного с нами факультета теософии. Надо же! Кто бы мог подумать, что он способен шипеть «шлюха» в спину девушке. Да он и сейчас не выглядел похожим на такое дерьмо, испуганно выглядывая из-под длинной, блондинистой челки. Прям ангелочек на вид…
Остальные смотрели на Хлою с изумленной брезгливостью — среди аристократов не принято вот так, с легкостью, сдавать своих. Однако, похоже, ей было совершенно на это наплевать — довольно улыбаясь, подруга помахала мне рукой.
«Черт…» — донеслось до меня. — «Мы ведь договаривались не брать ее — будет слишком подозрительно».
«Но ведь это же выглядит случайностью, Гэб! Она действительно показала на говнюка Хантевея… Гэб, пожалуйста-пожалуйста… позволь ей…»
Он чуть заметно вздохнул.
— Спасибо, маресса, можете считать себя участницей Высочайшей Комиссии… А вы, лорд Хантевей… — он перевел тяжелый взгляд на еще более съежившегося блондинчика, — проведете эти выходные под замком, в самой дальней комнате Террагонской башни. Слушая завывания нашего, всеми любимого, неугомонного Айвара Безрукого.
Хантевей позеленел — Айвар Безрукий, известное всей округе привидение, боялись и не такие хлюпики. Мне даже стало его немного жалко.
— Но… но я… вы не имеете права… — пролепетал юный лорд. — Из-за какой-то простолюдинки… Я буду жаловаться…
В одно мгновение Габриэль был рядом с ним, у всех на виду хватая его за тонкую шею.
— Жаловаться? — прорычал, сверкая потемневшими глазами. Мне даже показалось, что он приподнял несчастного над землей. — Поверь, жаловаться тебе пока не на что. Но продолжай в том же духе, и окажешься там же, где и…
— Господин ректор! — выкрикнула я истерическим голосом, совершенно не думая о том, как продолжу — лишь бы остановить его, лишь бы не дать ляпнуть то, за что мы с ним можем попасть на каторгу или сразу на виселицу. — Там… у вас… я слышала…
Вокруг уже вовсю переговаривались, явно не понимая, что нашло на всегда сдержанного ректора престижного заведения — он ведь даже когда запугивал студентов, был спокоен, как удав из Саранского озера.
— Я тоже слышала — странный шум в саду! — вдруг закончила за меня Хлоя. — Будто бы скрежет… Как бы кто Старые Ворота не пытался открыть…
Это помогло — ректор поднял на Хлою невидящие от ярости глаза, моргнул, перевел взгляд обратно на трясущегося в его руке Хантевея… и резко отпустил его. Вместо перепуганного шепота по холлу рассыпались смешки.
Старые Ворота всегда вызывали среди студентов сочетание насмешки и лицемерных "цоканий" — они прославились еще пару лет назад, когда оказалось, что некоторые девушки подобрали к ним ключи и убегают по ночам в город — в том числе и на свидания. Сразу от ворот шла тропинка через лес — прямо к дороге, где сбежавшую студентку обычно поджидало такси или машина очередного кавалера.
После очередного скандала ворота заварили, тропинку забросали рассадой трав и кустарника, а провинившихся девушек отчислили. Старые же Ворота стали притчей во языцех, всегда вызывающей сальные улыбочки.
Хлоя не могла придумать лучшей причины разрядить атмосферу.
— Я проверю, — кивнул Габриэль Хлое, слегка прищурившись, будто впервые в жизни присматривался к болтливой толстушке всерьез. Потом бросил Эльвиру — брезгливо, будто вонючему слуге приказал умыться. — С вещами, в Террагноскую башню. Прямо сейчас. Комната номер пять — туда Айвар особенно любит заглядывать…