— Избранного? Ты сейчас так пафосно точно обо мне высказался?
— Сам в шоке. На избранного ты совсем не тянешь, — скептически хмыкнул он. — А впрочем, я ведь и избранных никогда не видел… Мне ли знать, как они выглядят?
Я тихонько хихикнула. Нервное.
— Мне положена суперсила?
— Ага, и джинн для исполнения желаний! Держи карман шире!
— Тогда что за апломб в названии? «Избранный»! — поморщилась я. — Если никаких привилегий не существует!
— Не знаю о привилегиях, — посерьезнел Илларион. — Но артефакт сам выбирает себе хозяина. Меня, например, он никуда не перенесет во времени, даже если я решу сплясать вокруг него ритуальные танцы с бубном. Голышом!
Я всегда отличалась бурной фантазией. Поэтому подобное заявление никак не могла пропустить мимо ушей и… не представить возможное развитие событий. Картинка оказалась столь необычной, реалистичной и смешной, что вызвала широкую улыбку.
— Перестань лыбиться, — беззлобно шикнул «танцор с бубном». — Опять-таки, если верить легенде, избранным артефактом богини может стать только седьмой потомок седьмого сына Справедливости. Тот, у кого в жилах есть примесь крови либо богини… Подними челюсть с пола, Катя! Я лишь пересказываю то, что читал в древних манускриптах!
Я тяжело сглотнула. Божественная кровь?!
Ой, мамочки!
— Так вот, — почесал подбородок ученый, — либо богини, либо ее нимф справедливости.
— Получается я, — голос предательски дрогнул, — потомок самой богини Справедливости?
Илларион усмехнулся. Его рот дернулся в кривой ухмылке, но веселье не коснулось глаз.
— Если верить тем же легендам, то нифмы справедливости хранят вечное целомудрие, чтобы остаться беспристрастными к вынесению приговоров, да и сама Адрастея, я сомневаюсь, что рожала детей привычным способом, — поделился мыслями он. — Имея неограниченные возможности по поиску информации и врожденное любопытство, я могу лишь предполагать, что богиня каким-то образом делилась своей кровью или нимф, одаривая так называемых… Хм-м… достойных?
— Ты меня спрашиваешь?
— Таким образом, — продолжил мужчина, не обратив внимания на мой скромный вопрос. — Получается, что седьмых в роду потомков седьмого сына по миру может быть бесчисленное множество. Почему выбор артефакта пал на тебя остается догадываться. Сомневаюсь, что Егор так же ревностно и одуряюще безответственно притащил бы в особняк мужика.
Я покраснела. Илларион же фыркнул:
— Так что здесь богиня точно не прогадала, — вновь оставив шутливый тон, он сузил глаза: — Продолжай. Ты же мне еще не все рассказала?
Далее я в подробностях, какие сама с трудом вспоминала, рассказала о похоронах, что пулю мне подарила тетка Егора во время его поминок, и последующем пробуждении на три месяца назад во времени.
По мере того, как Илларион пытался выспросить причину смерти друга или любые, причастные к несчастью, подробности, и понимал, что я действительно их не знаю, все больше хмурился. А после того, как я замолкла, решив поведать и о злоключениях на третьем этаже особняка, на закуску, так сказать, высказался.
Матом.
А потом воцарилось гробовое молчание. Жуткое такое!
Которое я, естественно, нарушила первой:
— Что делать будем?
— А что ты собиралась предпринять?
— Э-э-э, — искренне растерялась я, — выжидать, а потом предупредить Егора об опасности?
Илларион хмыкнул.
— Рассказать ему все сейчас? — пошла другим путем я.
— Еще чего не хватало! — гаркнул ученый.
Не ожидая такого подвоха с его стороны, я даже отшатнулась, ощутимо приложившись спиной об изголовье кровати. Мужчина же, скептически выгнув бровь, решил снизойти до более адекватного ответа:
— Не могу сказать, что я досконально знаком с особенностями путешествий во времени, но теорию вероятностей изучал, — сказал он, буравя меня внимательным взглядом. Видно ждал, что сей факт не оставит меня равнодушной и впечатлит. Не дождавшись, продолжил: — Если мы предупредим Егора слишком рано, то существует возможность того, что ход событий изменится кардинально, приближая критический момент.
— Но-о, — неуверенно начала я, а потом отбросила все сомнения. Говорить — так начистоту! — Разве мы вообще знаем ход событий?
— Их возможно будет просчитать. Тем более, время у нас есть.
— Правда?!
— На самом деле, если хорошенько подумать, то вариантов для будущего убийства не так и много, — вполголоса поделился Илларион. — Гораздо важнее вычислить будущего убийцу, его сторонников, понять мотивы. Тогда предотвратить покушение не составит труда.
— Откуда такая уверенность?
Хладнокровные рассуждения Иллариона наталкивали на пугающие подозрения. С чего бы мужчине так хорошо разбираться в планировании убийств, да еще и с непробиваемой безэмоциональностью? Если только… он сам не занимался подобным. На досуге. И часто.
— Не забывай, что я ученый. А значит, и исследователь, — фыркнул Илларион. — Мне не престало сомневаться!
Хотелось бы верить и не поддаваться паранойе.
— Так, думаешь, Егору вообще не стоит об этом знать?
— Возможно, и так.
— И ты ему не скажешь?
— Нет, слишком рано.
— Еще друг называется! — обвиняюще выдала я. — А если будет слишком поздно, не думал?
Илларион гневно сверкнул глазами:
— Я прослежу, чтобы подобного не случилось.
Мне бы его уверенность! Да я бы горы свернула!
— Может, стоит допросить Эллу? С пристрастием, — тут же поделилась вспыхнувшей мыслью. — Как только она вернется из круиза.
— Не будет результата.
Идея оказалась откровенно революционной, но мне понравилась. И поэтому, когда Илларион так легко отмахнулся от предложения, стало обидно:
— И почему?
— Она нам ничего рассказать не сможет, — вздохнул мужчина. — Вряд ли что-то помнит.
— С чего ты…
— Если бы помнила, то и я бы помнил о твоих предыдущих попытках, — перебил с ответом Илларион. — И кто-то другой еще обязательно. Наверняка, ты и в прошлые разы была в особняке, мы не могли не встретиться. Поэтому допрашивать кого-либо об этом… бессмысленная трата времени. Только лишнее внимание привлечем.
Я приуныла:
— А если у нас не получится?
— Получится.
Незыблемая уверенность Иллариона немного передалась мне, позволив приглушить уныние.
— Запомни, — как можно серьезнее сказал мужчина. — Нет невыполнимых задач и тупиковых ситуаций, Катя. Из любой зад… х-м-м… проблемы можно отыскать выход. Если тщательно и упорно пытаться.
— Угу, — проворчала я. — А как же зарубки?
— А что зарубки?
— Ну сам же сказал, что их количество свидетельствует о предыдущих попытках! Двух! Провальных попытках! Ведь так? А что если и в третий раз ничего не выйдет?!
— Если так «положительно», — Илларион изобразил пальцами кавычки в воздухе, — как ты мыслить, то обязательно не получится!
Перед глазами всплыла картинка поминок. Прощальная фотография с черной ленточкой…
По спине прошелся холодок.
— Не дрейфь, мартышка! — улыбнулся мужчина, легонько похлопав меня по ноге. — В этот раз все обязательно получится! У тебя же теперь есть я!
Кивнув, я насилу улыбнулась. По скептическому хмыку Иллариона поняла — получилось неубедительно и криво.
Ну и ладно!
Все равно никак не могла избавиться от назойливой тревоги. Ведь кто даст зарок, что в прошлые разы Иллариона в помощниках у меня точно не было?
Несмотря на то, что, по словам Егора, я проспала безмятежным сном последние трое суток, эту ночь бессонницей тоже не мучилась. Правда, после ухода Иллариона длительное время не могла успокоиться и перестать думать, строить различные версии, прокручивать наш разговор. Тем более, что всех необходимых объяснений от ученого так и не получила.
Распалил, зараза, любопытство и смылся под предлогом, что ему срочно нужно все обмозговать. А обычно, если опять же верить Иллариону на слово, он привык это дело делать сугубо наедине с самим собой.
Ишь, какая неженка!
Но… пришлось уступить.
А куда было деваться? Особых вариантов мне не предоставили. Оставалось унять нетерпение, подождать и положиться на порядочность Иллариона. Пока же выпало довольствоваться малым, теми крохами информации, что ученый успел рассказать.
С мыслью, что магия и нелюди существуют, я свыклась сразу.
Не знаю даже и почему. Словно подсознательно всегда знала о подобном.
А может, это знание уже не было для меня в новинку. Что если в предыдущие два «ныряния» в прошлое, я тоже находила материальное подтверждение сверхъестественному? От того и не казалось мне сейчас это все… откровением.
Некий пробел в собственной памяти, как ни старалась я что-либо вспомнить о прошлом, видимо, неудачном опыте спасения Егора, откровенно напрягал. Тревожил.
Как можно застраховаться от будущих ошибок, если совершенно не знаешь, какой именно из твоих шагов может стать роковым?
Правильно.
Никак.
Все равно придется рисковать. Как и принято в обычной жизни. Ведь никто не волен знать, с какой крыши на него может упасть кирпич или за каким углом поджидает притаившийся вор.
В эти мгновения жизнь представлялась мне цепочкой вероятностей, каждое звено которой — ключевой, переломный момент, влияющий на всеобщий исход индивидуальной истории. Человек же, совершая собственный выбор за выбором, может, хоть и неосознанно, контролировать «звенья», изменяя кривые судьбы каждым принятым решением. Правильным или неправильным.
Выбор же, точно лотерея. Никогда не знаешь, счастливый ли билет вытянешь…
Выговорившись Иллариону, на душе хоть и полегчало от снятия груза страхов в собственной невменяемости, но яснее не стало. Похоже, что союзника я обрела крайне скрытного и… ужасно самостоятельного! Делиться со мной выводами, какими бы то ни было подозрениями или планами он… не особо спешил. А может, и не собирался вовсе!
После того, как узнала, что зарубки на пуле — это пометки о моих двух провальных попытках в непонятной миссии, а значит, и двух закономерных смертях Егора, осознала всю важность собственных решений. Как бы я не поступала раньше, как бы изнутри не жглась обида за недоверие, сейчас у меня не осталось прав на ошибку.
Слишком многое стояло на кону.
Я не знала, как стану выкручиваться, выискивать потенциальную и реальную угрозу жизни Егора, кого подозревать, а кому доверять, куда заведет эта кривая… Единственное, что поняла с пугающей ясностью — не хочу еще раз побывать на похоронах Егора, возможно, даже и не вспомнив о нашем знакомстве.
Поэтому дала себе зарок не рубить с плеча, не принимать поспешных решений, стараться прислушиваться к внутреннему чутью. Ведь, хоть памяти о прошлых попытках во мне не осталось, но, казалось, интуиция и подсказки на уровне рефлексов — работали слаженно. Надо лишь обрести умение слышать и… доверять себе.
Таким образом, наметив некие ориентиры для себя, я спокойно погрузилась в сон без картинок. Проснулась же точно от толчка в грудь, с пугающим ощущением чужого взгляда.
Резко сев, первое, что увидела — ярко-желтые глазища с вертикальной полоской зрачком в опасной близости от собственного лица. Этот немигающий звериный взгляд пробивал дрожью до костей, словно его обладатель всматривался в мою душу…
От такого «приятного» пробуждения я онемела, а позвоночник сковало страхом.
Существо мигнуло, позволив увидеть, как на миг огромные глазища прикрываются белесой, матовой пленкой. Этот секундный разрыв зрительного контакта вывел меня из странного ступора.
Открыв рот, я собралась зайтись визгом, позвать кого-то на помощь, но вместо этого… банально подавилась слюной.
В трясущемся, как осиновый лист, пришельце к собственному изумлению я признала… лохматого карлика! Того самого помощника, исчезающего в стенах!
Немая игра в гляделки продолжалась не больше минуты. Как только я пыталась открыть рот, зверюга тоже сверкала клыками, отбивая напрочь все желание проверять вернулся голос или нет. Само собой даже не успею позвать на помощь, как клыкастый перекусит мою дрожайше любимую шейку. Вон как плотоядно сверкает глазищами! Точно голодный!
И только третий раз безмолвно открыв рот и закрыв его, поняла, что лохматый отзеркаливает мои собственные действия!
Не знаю, как я набралась смелости на это. Или наглости…
— Не ори! — просипела, выставив предупреждающе руку.
Лохматый мигнул, передернулся и… послушно захлопнул пасть.
Надо же!
— Ты… вы кто?! — задала самый животрепещущий вопрос.
Кустистые брови зверюги взметнулись к самой кромке волос, то есть к шерсти, выдавая удивление.
— Йети? — решила самостоятельно выдвинуть предположение.
Только тот, судя по людским домыслам, повыше в росте будет и поволосатей. Хотя… Кто ж его на самом-то деле знает?
Лохматый порыв инициативы не оценил.
Его широкие ушки прижались к голове, точно, как у кота, когда тот чем-то напуган или раздражен.
— Нет? — нахмурилась я. — А кто тогда? Любитель маскарада?
Пришелец хмуро покачал головой.
— Фетишист?! Маньяк? Извращенец?
Лохматый нервно икнул.
— Не из бусурманской нечисти я! — хрипло возмутился он. — Просто пастень.
— Кто?!
Зверюга одарила меня довольно красноречивым взглядом. Словно крепко сомневалась в моей вменяемости или разумности.
Этот безмолвный посыл настолько меня пронял, что даже захотелось извиниться. За свое невежество в их… магическом мире.
Господи, как звучит-то странно!
— Ну помощник по-вашему, госпожа, — попытался пояснить сказанное он.
Видимо заметив, что его ответ никакого ожидаемого эффекта на меня не произвел, заговорил вновь. Медленно, словно с неразумным дитятком:
— Дедко, хатник, хлевник, запечник, — стал перечислять лохматый, загибая покрученные в суставах пальцы. — Домовой…
— Домовой? — опомнилась я.
— Да, госпожа, — счастливо закивал он, вновь сверкая белоснежным оскалом. — Домовой я.
— Так это вы мою посуду таскали?
— Нет, не мы. Я один, госпожа, — еще шире улыбнулся лохматый. — И посуду, и постельное белье менял, и вещи в шкафу складывал, да убирался всюду чуток.
И чему только радуется?
— А зачем?
— Ну а как же иначе? — пожал широкими плечами он. — Убираюсь я, присматриваю за хозяйством, помогаю, госпожа. На что ладен, тем и служу.
Прищурившись, я натянула одеяло до подбородка.
— А здесь что делае…те? Посуды грязной нет. Помогать нечем. Да я и не просила.
Домовой сцепил пальцы в замок, устроив руки-лапы на коленях. Выпрямил спину, состроил прискорбное выражение лица, точно провинившийся школьник перед учителем:
— Госпожа не просила, я сам решил приглядеть за ней.
— За кем?
Когда страх улегся и растерянность от внезапности прошла, проснулось любопытство.
Сейчас я могла точно сказать, что домовой не выглядел устрашающе. Просто спросонья воображение разыгралось.
Да, лохматик был почти полностью покрыт темной шерстью, кроме лица и рук от запястий до кончиков пальцев с заостренными когтями. Из одежды на нем оказались просторные, коричневые шорты до колен и такого же цвета рубаха. Непримечательные и, судя по виду, удобные для работы вещи.
Лицо же выглядело совершенно обычно, по-человечески, если не заострять внимания на огромных, ярко-желтых глазах с вертикальным зрачком, наборе клыков и кошачьих ушках. Внутреннее чутье мне почему-то подсказывало, если домовой повернется спиной, то вполне возможно я увижу еще и… хвост.
Враждебности от существа не чувствовалось. Наоборот, в глазах, казалось, горела искренняя забота на грани обожания, даже стыдливость. И я расслабилась.
Оказалось, рано.
— Так за вами же, госпожа, — огорошил меня ответом этот лохматый чудик. — Не гневайтесь за своеволие. Не мог иначе.
Домовой резво вскочил со стула, чуть его не опрокинув. С ростом я не ошиблась, когда увидела лохматого впервые в коридоре. Действительно был с пятилетнего ребенка и точно совсем немногим больше метра.